Длинный извилистый коридор делит экспозицию на зону дома и зону двора. Поднимаясь по пологому пандусу на второй этаж, посетитель оказывается в пространстве подъезда с неизменными почтовыми ящиками. Следующее колено коридора упирается в монументальное трюмо. По мере приближения нашего отражения в старом, мутноватом от времени зеркале — мы мимо фото нарядных интерьеров царской России движемся из одного прошлого в другое.

Девиз выставки «Старая квартира» — слова из мемуаров Александра Вертинского о старом сундуке его матери, который казался сыну мягче пуховой постели на чужбине. Цитата раскрывается в секции, посвященной быту семьи дореволюционного рабочего. Узкий и короткий, жесткий даже на вид сундучок с наброшенным поверх цветастым ковром соседствует там с увенчанным битыми чашками из разных сервизов столом.

С приходом новой власти бывшие крестьяне, бросавшие землю и хозяйство ради лучшей доли в городе, селились в бараках и общежитиях. Героиня того времени — нещадно дымящая, но согревающая, сушащая белье и кипятящая воду печка-буржуйка с трубой, вытянутой в окно.

Борьба нового режима за квадратные метры для своих граждан велась параллельно с борьбой со старыми критериями уюта. Кураторы приводят фрагмент воспоминаний писательницы Лидии Либединской (в девичестве — Толстой). Она, будучи школьницей 1930-х, остервенело сбрасывает все найденные в комнате «пережитки собственничества и мещанства» в скатерть с бахромой и относит на свалку, оставив лишь полку с книгами и ковер на стене.

Девочка расстраивалась, что никак не может избавиться от камина розового кафеля с лепниной, изображающей сцены из «Фауста». И еще не знала, что через несколько лет очередной домоуправ сломает его в поисках клада.

Экспроприируя у экспроприаторов лишнее жилое пространство, молодое государство подселяло в освобожденные комнаты чужие бывшим хозяевам и друг другу семьи, тем самым рождая тесные, разнородные и, прямо скажем, нетипичные сообщества.

Так же и замысел кураторов «Старой квартиры» селит в соседние комнаты вещи из разных эпох и укладов. Зрителю предстоит пройти мимо еще хранящей неуловимый отпечаток дореволюционного лоска комнаты 1930-х с обязательным бюстом Ильича на письменном столе, заглянуть в зашторенную (чтобы уберечься от вражеской авиации) комнату 1940-х. Порадоваться вместе с переехавшей в новую двухкомнатную квартиру в экспериментальном доме, в экспериментальном же районе Черемушки семьей строителя.

И, наконец, оценив малиновый пиджак и коллекцию значков постперестроечного «челнока», — выйти на кухню. А кухня была сердцем квартиры во всех десятилетиях.

Выйдя из кухни и заглянув в закуток, имитирующий чердак, забитый старыми игрушками, посетитель спускается на нижний ярус.

Здесь — самые желанные и дефицитные вещи советского быта. Электроприборы, музыкальные инструменты. Выдержки из интервью с москвичами расскажут об очередях за пластинками в магазине «Мелодия», о лучшем подарке на свадьбу — книге по домоводству. И о том, как телевизоры сбрасывали вес, наращивали диагональ и становились цветными.

А далее идет «двор». В этом зале на экран, на стену, завешенную простыней, проецируются кадры черно-белых фильмов. Стоят тумбы с агитплакатами, песочницы, качели. И бесспорный атрибут любого советского двора — доминошные столики, восславленные Шнуровым и Булычевым.

Завершает путешествие на машине времени раритетный «Москвич». Свадебный! С праздничными разноцветными лентами на капоте.

Восстановленные по фото интерьеры перекликаются в залах «Старой квартиры» с письмами, мемуарами, документами, городскими легендами. Эфемерные связи времен натягиваются и звучат гулко и четко.

Выставка открыта до 10 апреля.

Михаил Кутырев, для «Новой»