С 2011 года мы наблюдаем постоянно ухудшающуюся ситуацию со свободой интернета в России. Власти поставили перед собой сложную задачу — ограничить распространение информации в сети, только неясно было, как этого достичь. Сначала это были ddos-атаки независимых СМИ в дни выборов или массовых протестов. Нет никаких сомнений, что за ними стояли представители государства или координируемые ими активисты. Явно криминальные дела не совсем к лицу властям - хотелось выглядеть как-то более респектабельно. Удобным предлогом стала защита детей. Первые законы о черных списках оправдывали именно этим, мол, боремся с самоубийствами, наркотиками, порнографией. И неважно, что рост числа суицидов, вовлеченность детей в наркотики и порно продолжался. Главное, что теперь можно смело называть тех, кто предупреждал о внедрении тотальной цензуры, «педофильским лобби». А параллельно с этим процессом, пользуясь актуальностью темы, кто-то решал свои корпоративные задачи. Так появился, например, «антипиратский» закон, который постепенно ужесточался вплоть до «пожизненных» блокировок сайтов и охоты на «зеркала».

В 2014 году вступил в силу «закон Лугового», названный «законом о политической цензуре». Он позволил без суда и предупреждения блокировать доступ к сайтам, где публиковались сообщения о протестах и репортажи о них. Кстати, примерно в это же время прекратились массовые политически мотивированные ddos-атаки. Полагаю, это связано именно с тем, что у властей появился квазилегальный инструмент в виде требования блокировки. С тех пор его используют регулярно для борьбы с «несанкционироваными» акциями. Например, так прокуроры пытались вычистить из интернета сообщения о маршах «за федерализацию», а в прошлом году практически все крупные акции протеста сопровождались требованиями властей удалить сообщения о них.

Фокус внимания сместился после того, как пользователи успешно научились обходить блокировки с помощью простейших анонимайзеров, а крупные международные сервисы отказались выполнять явно политически мотивированные требования российских властей об удалении контента. Между прочим, Россия регулярно занимает одно из лидирующих положений по количеству таких запросов в Transparency reports крупнейших сервисов. Например, к июню 2017 года российские власти успели направить 14 133 запроса в Google, 1213 запросов в Twitter и 195 запросов в Facebook.

Именно это принципиальное изменение мы фиксируем в новом докладе: на протяжении последних двух лет продолжается резкий рост числа уголовных дел, ужесточение приговоров, реальные сроки лишения свободы. Уже появляются сообщения о том, что задержанных активистов допрашивают, о том, на какие паблики и каналы они подписаны. Из Башкортостана сообщали, что поводом для возбуждения уголовного дела против пользователя стала подписка на YouTube-канал Вячеслава Мальцева. Таким образом, постепенно криминализируется не только распространение информации, но и ее поиск и доступ к ней. Собственно, об этом уже говорили министр связи Николай Никифоров, который признал неэффективность блокировок сайтов и предложил сосредоточиться на выявлении пользователей.

В прошлом году Уголовный кодекс пополнили несколько новых статей — об ответственности за склонение к самоубийству, о торговле редкими животными в интернете, о побуждении подростков к опасному поведению. Это пример реактивного поведения властей — они сменили блокировку контента как основной инструмент регулирования интернета на уголовные дела. Нет сомнений, что эта тенденция продолжится. Уже в 2018 году в Уголовный кодекс предложили ввести статью об ответственности за распространение «негативного контента» и «информации, побуждающей к агрессии». Каждая такая инициатива — реакция на какое-то событие («синие киты», захват заложников в школе, популярность «зацепинга»). Реакция на все одна — уголовное дело, блокировка.

Другой важный тренд — атака на анонимность. Закон о VPN требует от сервисов вмешиваться в трафик пользователей, блокируя доступ к запрещенным сайтам. Это невозможно делать без контроля над всем клиентским трафиком и обессмысливает саму идею VPN как зашифрованного безопасного соединения.

Закон о мессенджерах, вступивший в силу с 1 января, обязывает сервисы обмена сообщениями идентифицировать пользователей. Параллельно с этим идут массовые изъятия анонимных sim-карт. Также всерьез власти обсуждают возможность отключения абонентов, не подтвердивших свою личность. Очевидно, что зарубежные сервисы исполнять этот закон не будут, а ответ, как мы знаем, один — блокировка.

Наконец, еще один тревожный тренд — продолжающийся рост нападений на интернет-активистов и сетевых журналистов. Больше половины фактов нападения и угроз не обошлись без полицейских, сотрудников администраций, провластных активистов от казаков и НОД до SERB и прочих.

Дамир Гайнутдинов, правовой аналитик Международной правозащитной группы Агора, кандидат юридических наук — специально для Новой газеты