Альбом сольный. В нем приняли участие басист «Аквариума» Александр Титов и скрипач Андрей Суротдинов. Остальные — западные музыканты высочайшего класса. Работа над «Временем» шла с 2015 по 2018 год в Лондоне и Петербурге. Для двух песен перкуссия записывалась в Израиле, еще для одной — хор в Болгарии. Струнные (оркестр «Виртуозы Киева») — на Украине.

— Борис Борисович, альбом большей частью кажется депрессивным. Видно, что вы очень расстроены. Настолько, что временами не видите ни выхода, ни надежды. Вопрос — по какому поводу? Что именно вывело вас из равновесия?

— Все эти песни — реакция на то, что происходит в моей жизни, внутри и вокруг меня. Мне забавно, что меня считают уравновешенным и отстраненным — ведь если присмотреться, это очень далеко от истины. См. «Русский альбом», «Навигатор», «Пси»… А из равновесия выводят — невежество, агрессия, нелюбовь.

— Порадовало, что вы не опускаетесь до выяснения, кто прав, а кто виноват. В альбоме чувствуется пронзительная боль из-за ненависти, которая разлита вокруг. Каков ее источник? Почему у нас у всех двери сорвало с петель? И что теперь с этим делать?

— Осенью я спросил об этом Далай-ламу.

А искать источник бессмысленно; даже если покажется, что мы его нашли, это просто будет показывание пальцем на еще одного врага. Я стараюсь жить в мире с теми, кто вокруг меня, и гасить те конфликты, которые могу погасить.

— Большинство музыкантов, принявших участие в альбоме, — иностранцы. Вы переводили им тексты? Они понимают, из-за чего этот русский музыкант так переживает? Это гамлетовское ощущение отсутствия почвы под ногами, порванной связи времени — оно актуально именно в России или весь мир чувствует нечто похожее?

— Что-то похожее чувствует весь мир; но для России это ощущение изначально составляет основу нашей культуры. Вся литература XIX века — об этом, так что ничего нового в этом для нас нет. И все люди, с которыми я играю, понимают: он переживает, потому что русский, у них так принято. Некоторые просят переводы, некоторые говорят: я и так все чувствую; но играют точно то, что требуется, потому что, как бы ни разнились обычаи, внутри у всех нас одно и то же.

Новый альбом Гребенщикова – 9 песен о том, как выжить в атмосфере страха и ненависти

Время N. Редкая песня БГ с матом. Их всего в природе пять или шесть. Многие уже пытались поймать Гребенщикова на противоречии: «Вот вы поете, что время <нахреначиться>, а раньше пели «Мама, я не могу больше пить!». Но речь на этот раз не об алкоголе, все гораздо печальней: «Как мы здесь живем — великая тайна. Все кричат вира, а выходит майна. Бился лбом в бетон. Думал, все изменится. Бог с ним. Время…» Когда человек не в силах изменить свою жизнь к лучшему, он начинает ее разрушать. И как бы в подтверждение этих слов вступает искаженная гитара — как будто душа грешника вертится на адской сковороде. Кураж человека, которому нечего терять, слышится в каждой ноте.

Темный как ночь. Хоть БГ и анонсировал альбом как «путешествие из темного края к свету», эта песня с прямо противоположным посылом: надеяться больше не на что. «Шли к тому, кто светлей всех на свете, а он — темный как ночь». Когда альбом выйдет, обязательно найдется человек, и не один, который будет трактовать этот припев политически. Дескать, «мы так вам верили, товарищ Сталин, как, может быть, не верили себе». Нет, если бы это было так, БГ не впадал бы в такое отчаяние, у него крепкие нервы. Политический тупик — полбеды, гораздо хуже — экзистенциальный. Это не про них, это про нас: «Душа навынос, святое нараспашку. На полной скорости не так больно. Уговори меня, что все не так страшно. Угомони меня, я не могу кричать больше».

Единственное утешение в том, что кто-то из нас оказался способен об этом спеть.

Сякухачи. Она же сякухати, японская бамбуковая флейта. Аллюзии восточные, а ощущение гамлетовское: «И что тут делать? Выпить чарку? Взять заточку? Брат на брата? Оборвали эту нить». Когда-то он уже пел об этом: «Небо на цепи, а в ней порваны звенья». Альбом «Навигатор», 1995 год.

Они вообще похожи, «Навигатор» и «Время». В «Навигаторе» была песня, которую и сегодня можно петь как новую, ничего не изменилось: «А мы тоже трубим в трубы. У нас много трубачей. И своею кровью кормим. Сытых хамов, сволочей. Столько лет, а им все мало. Неужель мы так грешны? Поскорей бы солнце встало Над кладбищем моей родины».

Тогда эти строки шокировали изысканную гребенщиковскую аудиторию, но сейчас видно, что он еще мягко выразился. Прошло двадцать три года, а солнце так и не встало. «Было украдено даже солнце поутру», как поется в следующей песне. Об этом, собственно, «Время N».

На ржавом ветру. Чуть ли не единственная вещь на альбоме, где БГ дал волю своему мрачноватому чувству юмора: «В Ростове наступает дольче вита. Сказать по-нашему — комендантский час». И опять — атакующий гитарный ритм, он проходит сквозь весь альбом. Если где и заложена надежда, то в нем. Это песни человека, который все понял, но не сдался и сдаваться не собирается.

Интересно, что именно Гребенщиков, которого принято считать не от мира сего, все чаще оказывается символом сопротивления.

Когда из колонок за пять минут до бойни на мосту зазвучал мрачный архаичный гитарный рифф, у меня мурашки пошли по коже, и не у меня одного. «Локоть к локтю, кирпич в стене. Мы стояли слишком долго, мы платим вдвойне». Печальный гимн, песня обреченных, но несгибаемых, невероятная, как жизнь после смерти.

Песни нелюбимых. Когда читаешь в газетах сообщения об очередных арестах, побоях, пытках, хочется кричать, но нужных слов не находится. Эти слова нашел БГ: «Держать голову под водой, не давать делать вдох. И обламывать лезвие после удара, потому что с нами Бог… Ласковой душе — железное платье. Кровью на песке — «Все люди братья». Но говорит он об этом не с властью и даже не с нами, а с Богом: «Мне больше не нужны Твои тайны бытия. Посмотри мне в глаза и скажи, что это воля Твоя». Нас уверяют, что именно Бог стоит за звериной жестокостью, за душной ненавистью к тем, кто не такой, как мы. Но этого просто не может быть.

Его не волнует, кто прав, волнует, каким способом доказывают свою правоту. Речь не о героях — о жертвах. «Песни вычеркнутых из списков, песни высаженных на лед. Песня больше ненужных звучит, не перестает». И дальше: «Эта музыка старее, чем мир, она нелепа и смешна. Но я буду танцевать под нее, даже если она не слышна». Почти одновременно с «Временем» выходит новый альбом Федора Чистякова. Один из треков заканчивается так: «Хоть залейся, да хоть тресни. Хоть умри, а хоть воскресни. Все равно звенит в ушах нежелательная песня». Они не сговаривались. Просто почувствовали, что сегодня это единственный способ сопротивления.

Ножи Бодхисатвы. Нож Бодхисатвы — ритуальный нож дигуг, отсекающий дурные помыслы, неведение и эгоизм. Внешне выглядит как полумесяц с рукояткой. В интернет-магазинах стоит около трех тысяч рублей. Вполне реальная вещь. Для БГ она, видимо, символизирует свет и растворение нашего эго в вечности: «Есть имя, которого не смеет коснуться дыхание. Светлее, чем свет. Древней, чем начало начал. Мы шли по последней черте, за которой молчание. Нас больше нет, но имя продолжает звучать». Песня светлая, и вроде бы это выход из тотального депресняка, в который погружает альбом, но что толку в таком спасении, если «нас больше нет»? Новый прекрасный мир, в котором нету людей.

Прикуривает от пустоты. Вторая половина альбома буддийская. Тот БГ, к которому мы привыкли за долгие годы. Вариации на тему «Говорящий не знает, а знающий не говорит». Это его способ ухода от боли — поиск гармонии, таинственные миры, куда проваливаешься и забываешь всю эту кровавую суету: «Объясните мне, где теперь правда, где ложь, где жало змеи, где пылающий угль, где тюрьма. Неприступные стены, в которых я бился, оказались всего лишь игрушкой ума. А мой компаньон терпелив, как апостол, но даже он устал от моей суеты. И отбросив книгу с моими грехами, прикуривает от пустоты». Похоже на концовку набоковского «Приглашения на казнь». Палачи и тюрьма оказались воображаемыми. Стоило перестать думать о них, как стены рухнули. И даже тут тема сопротивления: «Все полки, что стояли за мной, разошлись по делам, а я все держусь».

Соль. Можно только догадываться, была ли песня написана в период альбома «Соль», но аллюзия очевидна: «Вы — соль земли. Если соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?» Поэтому когда БГ поет: «Ты можешь называть меня соль», это не выглядит слишком самонадеянным. Песня фантастически красивая. Чего стоит только строка: «Я стая детей, попавших в небесный батут».

Крестовый поход птиц. Вещь по-гребенщиковски загадочная, из тех, которые не пересказать. Но рефрен вполне читаемый: «Взять небо как нож и вырезать нас из сети». Еще один вариант освобождения, только уж больно апокалиптический — вмешательство высших сил.