Представить «Мемориал» без Арсения Рогинского очень трудно. Почти невозможно. Он определял всю стратегию и тактику нашего правозащитного общества, стоял у его истоков.

Получивший блестящее университетское образование, ученик Юрия Лотмана — Арсений Рогинский в удушливом советском мирке ощущал себя свободным от идеологических оков и возвращал нам нашу подлинную историю, говорил и писал о том, что власть утаивала, оберегала от посторонних глаз.

Арест, тюрьма, лагерь — ничего другого советская власть не могла предложить за интерес к запретной истории и независимость суждений. Многим ли из нас знаком этот пафос поиска и обретения спрятанной режимом исторической правды?

Для меня Арсений Рогинский многолетний коллега и друг. До обидного быстро летит время. Кажется, это было вчера, а уже без малого тридцать лет прошло со дня нашей первой встречи в 1988-м. Тогда на московской кухне в его квартире говорили об истории репрессий, и мое многолетнее тихое сидение в газетном зале в Химках и изучение истории НКВД оказались, как нельзя кстати, и я услышал его ироничное: «Старичок! Хватит сидеть в подполье – пора к людям, пора делиться знаниями».

Он умел слушать, но вот где он не знал себе равных, так это в жанре устного рассказа. Его байки «за жизнь» – красочные и ироничные, когда какой-нибудь советский пустяк вдруг обретал глубинный смысл чего-то символичного в своем абсурде.

У него было поистине художественное видение реальности и очень тонкий нюх на людей. И тянулись к нему и окружали его те, кого он сам выбрал – случайные отсеивались. Не хочется сознавать, что его нет.

Никита Петров, «Мемориал»

Он не умел ошибаться

В суде Рогинский всегда стоял по другую сторону от судьи, но я бы именно к нему обращался «Ваша честь».

Мы летели с ним в Барнаул на открытие памятника жертвам политических репрессий, который «пробил» Владимир Рыжков. Сидели рядом, и весь некороткий путь говорили о поэзии Георгия Иванова. (Тогда я еще не знал, что Арсений Борисович – ученик Лотмана). Вдруг, перебив себя, Рогинский сказал: «А ведь никто из наших уважаемых коллег даже не поймет, о чем мы с вами разговариваем». И хотя среди наших коллег и попутчиков все были людьми образованными и интеллигентными, увы, это было чистой правдой.

Эпизод, может показаться, несущественный, но в том-то и дело, что даже в мелочах Рогинский не мог позволить себе самообмана и «несознанки». Он предельно честно осознавал себя и мир вокруг. Это нелегкая работа, требующая воли и сил.

Наверно, сил ему и не хватило в последней борьбе – со смертельной болезнью. Ушел он по нашим временам рано – в 71 год. Прекрасно помню, как мы отмечали его 70-летие. В помещении «Мемориала» собралось огромное количество достойнейших людей. А Арсений Борисович только тем и занимался, что снижал пафос их выступлений. Ну, не любил он этого. Наверно, еще тюрьма и лагерь отучили его доверять патетике.

Зато научили многим практическим навыкам. Когда вместе с ним мне посчастливилось посетить музей под открытым небом «Пермь-36» (тогда это был еще музей политических репрессий, а не как сейчас – музей вохры),

Лично мне советы Арсения Борисовича очень пригодились. Будучи восемь лет редактором вкладки «Правда ГУЛАГа», я постоянно обсуждал с ним какие-то концептуальные вопросы., а иногда и совсем конкретные. То, что эта вкладка обозначалась как совместный проект «Новой газеты» и «Мемориала», можно было бы назвать совместным проектом «Новой» и А. Б. Рогинского. Он и какие-то рубрики придумывал, и авторов рекомендовал. Ну и на досадные ошибки указывал. Но — доброжелательно и тактично.

И всегда замечательно было — выйти с ним из помещения «Мемориала» покурить (Минздрав предупреждал нас об опасности, но мы не слушались). Всегда в одном и том же костюме, иронично прищуриваясь, Арсений Борисович начинал разговор о самом существенном, что происходило в тот исторический момент в нашем обществе и государстве. И точность его оценок потом неизменно подтверждалась.

Как же нам и лично мне будет вас не хватать, Арсений Борисович! Уже не хватает.

Олег Хлебников, «Новая»