Как мы представляем себе «обычную» семью? Это мама и папа с одним — ​тремя детьми. Они живут в отдельной квартире, отдельно от родителей. Родни мало: может быть, они созваниваются с двоюродными родичами и даже встречают Новый год.

Папа ходит на работу, а мама сидит с детьми. Пять дней в неделю папа уходит из дома, дети в школу, а мама отвечает за развитие детей, а также за их здоровье и за весь быт. Но в реальности чаще мама тоже работает, получает ненамного меньше папы, но по-прежнему одна отвечает за быт.

Эта семья живет в городе. Россия на три четверти — ​городская страна. Все люди одновременно едут на работу по толкучке или по пробкам. Если мама работает, она тратит время и на очередь в магазине: все идут за покупками в одно нерабочее время.

Современная нуклеарная семья эпохи модерна живет в массовом индустриальном обществе. Даже если вы не работаете на заводе, рабочее место организовано по тому же принципу — ​все приходят одновременно, не приносят на работу личные отношения, а рабочие проблемы — ​домой.

Норма предполагает критику отклонений. Если женщина разводится или не спешит замуж, может быть конфликт с потенциальной бабушкой. С другой стороны, по отношению к многодетной семье, нарожавшей восемь детей в деревне с сортиром на улице, — ​мы тоже морщим носик. Многодетная семья — ​это нормальная семья ХIХ века. И старое, и новое вызывает взаимное раздражение. Но сейчас норма меняется быстро.

Трансформация, которую мы проходим, — ​переход такого же масштаба, как индустриализация и демографический взрыв, сформировавшие мир модерна. Мы переходим к сетевой форме организации, от промышленности и СМИ до социальных сетей самих людей. Как на смену ТВ приходит интернет, так на смену иерархии заводов во главе с Фордом приходит Google. Все хотят быть «Гуглом», а не «Фордом».

Вспомним, зачем была нужна нуклеарная семья. Можно сказать — ​для счастья и свободы, когда браки заключались с обоюдного согласия участников, а не по воле родителей. Но это можно объяснить и логикой капитализма: заводу нужен работник, оставивший свои проблемы за спиной, который не отвечает за 150 родственников и не ездит пить на 150 свадеб. Чем меньше «нахлебников», тем лучше (разве что парочка для воспроизводства).

Что меняется? Эффективными становятся люди, работающие головой. Это массовые профессии, а не гениальные одиночки, которые творят в любых условиях, — программист, менеджер, бухгалтер, преподаватель. Головой лучше работает счастливый человек — у станка можно постоять и злым, а код лучше пишется, если ты на досуге читал интересную книгу и оттянулся на хорошей вечеринке. Не играет большой роли, какого ты пола, сексуальной ориентации, сколько у тебя мускулов, красиво ли накрашен, отважен ли в битве. Желательно, чтобы ты был не очень угнетен и достаточно развит.

Чем ближе люди к современному укладу жизни — ​тем худшей сделкой становится «традиционная» нуклеарная семья, в первую очередь для женщины. Современность отвязала секс от воспроизводства, обществу стало ненужным контролировать секс. Зато оно жестко контролирует родительство.

Кроме мысли о том, что кому-то неприятно зрелище однополой любви или смены партнеров, каким нуждам сейчас отвечает идея это поведение запрещать? Никаким. Остается все меньше причин прыгать вокруг семьи из двух родителей, заставляя мужчину жить с одной женщиной всю жизнь, продолжительность которой сильно увеличилась.

Появились ресурсы, достаточные для того, чтобы гнаться, кроме воспроизводства и безопасности, еще и за саморазвитием, за психологическим благополучием. Общество, не дающее этого человеку, — ​проигрывает, потому что в шарашке можно построить ракету, а Google — ​нельзя. Все это подталкивает и к изменению семейных ролей.

В советское время вопросы о роли женщины не были совсем закрытой темой: когда читаешь газеты, видишь то же самое, но в другом ключе. Если западные женщины боролись за право работать за ту же плату, то советских женщин просто выгнали на работу пинками, все поколение сразу. Когда к 70-м годам пыль улеглась, женщины заявляют: дайте нам право быть женщиной и позвольте нам быть и домохозяйками.

Еще одна форма неравенства имеет местные особенности в России. В индустриальном обществе женщине помимо рабочих смен на производстве и дома навязали третью смену: она тратит на внешность часы и десятки процентов дохода, конкурируя не с другими женщинами, а с фотошопом, — ​и даже не с фотомоделями, а именно с фотошопом этих фотомоделей.

А пока западные феминистки об этом говорили, постсоветские женщины только дорвались до хорошего ширпотреба, и помада у них ассоциировалась не с патриархатом, а с привилегией. Это были женщины девяностых, о которых говорили позорящие слова — ​мол, россиянку в Европе издалека видно по раскраске… Все, это закончилось. Наелись!

Российское общество галопом проходит постмодерную трансформацию, и к двухтысячным стало понятно, что низовую модернизацию не остановить. Люди учатся быть современными с невероятной силой.

Но многие проблемы здесь острее: для мужчин ответственность за детей — ​вопрос доброй воли. Если мужчина не бросил ребенка-инвалида, мы говорим: «Какой хороший человек!», мы ведь сами ожидаем, что он уйдет, при смехотворной системе алиментов.

Почитайте форумы: женщины хотят говорить о несправедливом гендерном контракте, о разрыве между тем, что видят как норму отношений женщины и что — мужчины. Это свидетельство быстрых изменений и большого конфликта. В устойчивом обществе норма может быть дискриминационной и дикой, но обе стороны ее себе представляют примерно одинаково. А у нас почти в каждой паре сильно различаются представления о том, какой должна быть правильная жизнь, разделение обязанностей и распределение ресурсов.

Но чего ждать в будущем? Во-первых, разнообразия. Нуклеарная семья устраивает не всех. Кому-то хочется «последовательной моногамии»: для мужчины это значит оставить жену через 10 лет, найти молодую девушку, а свою карьеру и все обслуживание за это время унести с собой. А для женщины это означает нежелание рожать, пока нет квартиры, карьеры и работы, которая тебя подождет из декрета. А муж сегодня есть, завтра — нет.

Для кого-то это готовность стать матерью-одиночкой. Кто-то реализует свою бисексуальность, желание проверить, не лучше ли быть с человеком своего пола.

От этого разнообразия нам никуда не деться.

Но нуклеарная семья не исчезнет: многим нравится эта форма совместной жизни. Люди любят своих детей, и многие хотят рожать больше одного, а воспитывать вдвоем, никому не позволяя вмешиваться. Просто и на это будут смотреть как на свободный выбор своего образа жизни, один из вариантов.

Третье, чего нужно ждать, — ​решения проблемы дешевизны репродуктивного труда женщины, лишней нагрузки на молодую маму и ее изоляции с ребенком в четырех стенах, контроля окружающих, возникающего с рождением детей. Это и осколки традиционной семьи — ​бабушки, тетушки, государство.

Я бы ставила на специализацию. Есть заметное количество женщин, которые хотят иметь много детей. Когда насильственные и полунасильственные методы принуждения к деторождению будут исчерпаны, когда еще пару раз попробуют запрет абортов и контрацептивов, и это все еще пару раз провалится. И уже не государство, скорее всего, а сами люди что-нибудь придумают, чтобы быть многодетной матерью было почетно и выгодно.

Некоторые варианты сегодня могут прозвучать циничными и неприемлемыми. Например — ​может, разрешат отдавать детей на воспитание и платить за это деньги, как это делали часто в доиндустриальном обществе. Может быть, сработает благотворительность, и люди поддержат многодетных матерей материально, но не через государственные пособия, стимулирующие социально слабых и несамостоятельных. Общество будет оплачивать сознательный, квалифицированный труд матерей, которые рожают детей, чтобы их хорошо воспитать.

И конечно, будет еще что-то, чего мы сегодня и представить не можем, но главное — ​мы не вымрем, не надо этого бояться.

Подготовил Олег Пшеничный