— Последние годы стали серьезным испытанием для российского гражданского общества — государство активно зачищало некоммерческий сектор и продолжает это делать. Каковы промежуточные итоги этой борьбы?

— Итоги неоднозначные. С одной стороны, значительно усложнилась экосистема гражданского сектора. Энергетика НКО частично перешла в разные активистские группы — не только потому, что издержки деятельности НКО чрезвычайно высоки, но и потому, что образовалось огромное многообразие интересов, на основании которых люди начали объединяться друг с другом. Получается, что в результате давления государства и по другим причинам за последние 5 лет в некоммерческом секторе возникло очень много различных стилей и культур гражданской деятельности. Я никогда не встречала ничего подобного на уровне обыкновенных житейских практик.

— Гражданское общество в каком-то смысле ушло в тень?

— Да, люди нашли новые автономные пространства, которые абсолютно не зависят от государства. Например, в гражданской деятельности появился новый стиль: художественный жест. Неформальные выставки или поэтические клубы, которые становятся не только формой досуга, но своеобразной фрондой и «кислородной палаткой» — местом, где тебя уважают и слушают. Или чисто гуманитарные практики, когда соседи начинают делать среду вокруг себя более безопасной и безвредной, вводя, к примеру, раздельный сбор мусора. На низовом уровне мы видим попытки вернуть нормальное человеческое общение. Многочисленные просветительские лекции, научные бои и так далее — это ведь в том числе попытка сохранить пространство аргумента и противостоять архаизации общества. Люди устали от черно-белого пространства, где ты либо за, либо против.

В некоторых случаях «гражданские» организации специально создаются государством. Появляются охранительные инициативы вроде казачьих объединений и родительского сопротивления, очень жесткие и агрессивные. Но в каком-то смысле они ведь тоже пытаются думать о судьбе России и объединяются ради этого. В общем, пространства свободы становятся крайне разнообразными, и это хорошо. Гражданская деятельность и состоит в том, что самоорганизованные группы сами назначают ту линию гражданской обороны, которую они готовы защищать.

— Основной удар со стороны государства приняли на себя формализованные структуры, то есть НКО?

— Да, причем НКО приняли на себя во многом не свой удар. Из-за отсутствия реальных политических партий, противодействующих власти, независимых бизнес-ассоциаций и профсоюзов НКО оказались тем, на кого была возложена вина за все, что государство посчитало неправильным. Экологи, правозащитники и городские активисты оказались, условно говоря, не под своим танком. К ним пришли, потому что больше было не к кому. Но судя по тому, как ситуация развивается сейчас, пространство разрешенного действия будет сжиматься и для отдельных активистских групп.

— По-вашему, самый сложный период для гражданского общества еще не пройден?

— Трудно сказать. Есть ощущение, что новых форм давления предложено не будет — они все и так уже существуют. У государства есть масса инструментов: маркирование НКО как иностранного агента, причисление его материалов к экстремистским, маркирование его партнеров как нежелательных организаций, лишение связанного с ним бизнеса ресурсов и так далее. К этому можно добавить усложнение возможности проводить собрания и выходить на площади. Другой важный момент — это криминализация разговоров об истории, работе с памятью, межнациональных вопросах. Так что все уже есть. Будет ли давление по этим направлениям увеличиваться? С моей точки зрения — нет, потому что непонятно ради чего. Скорее, со стороны власти возможен некий откат в сторону осознания того, что нужно с кем-то разделять ответственность за происходящее в стране.

— Со стороны власти есть какие-то позитивные сигналы, свидетельствующие о готовности к диалогу?

— На самом деле таких сигналов много. Есть призывы к разнообразным видам сотрудничества, от нулевых чтений законов до Российской общественной инициативы и различных попечительских советов — всего таких форм более 30. В целом, конечно, хорошо, что чиновникам из-за поручений вышестоящих лиц приходится как-то взаимодействовать с НКО. Плохо то, что обе стороны этого взаимодействия не верят друг другу, относятся друг к другу с невероятной опаской и считают, что ничего продуктивного из этого не выйдет.

Но в отдельных случаях возникают локальные совпадения интересов, когда можно совместно достичь нужных результатов, если они важны одновременно и для чиновника, и для объединения граждан, и для бизнеса. Например, так было с инициативами гуманизировать систему паллиативной помощи, детских домов и психоневрологических диспансеров — это реальные решения, которые возникли из такого взаимодействия. Но НКО, которые в него включаются, несут огромные издержки. Государство ведь отчетливо подает и другой сигнал: есть возможность решить все проблемы напрямую. Это всевозможные варианты кумовства и коррупции. Если ты пробился на прямую линию с президентом, то гораздо быстрее достигнешь результата, чем следуя формальным правилам. Это, конечно, очень сильный демотиватор.

— На ОГФ вы будете вести дискуссию «Коммуникация власть–общество: технологии вместо симулякров». О чем на ней пойдет речь?

— Это будет разговор между государственными чиновниками и людьми из некоммерческого сектора, которые с двух сторон вовлечены в разные формы взаимодействия власти и граждан — от общественного совета до открытого правительства. Они отчаянно бьются за общественные интересы, но результаты далеко не всегда приемлемые. Мы будем пытаться понять, как можно увеличить готовность государства и общественных групп к партнерству. И вторая тема — как уйти от бегания по красным кнопкам. Наше общество успело этому хорошо научиться: нажали на кнопку — в школах перестали преподавать что-нибудь жуткое, нажали на другую — государство вспомнило про детей-инвалидов на социальном обслуживании и так далее. Но невозможно жить все время по чужой общественной повестке, думать не свои мысли, только реагируя на что-то. Мы обсудим, как можно выйти из этой ситуации.

— Какой долгосрочный сценарий развития гражданского общества в России вам кажется наиболее вероятным?

— Есть сценарий инерционный — все идет так же, как сейчас. Люди все больше закрепляются на отдельных автономных пространствах и все меньше встречаются между собой. Они не будут мобилизовываться ради какого-то общественного интереса, кроме самых примитивных его форм. Другой, более агрессивный сценарий связан с тем, что состояние бюджета будет ухудшаться и наружу начнут вылезать важные социальные проблемы. При этом если мы не перестанем все время назначать виноватых и стравливать людей друг с другом, то заплатим за это очень резкой радикализацией общества. Тогда, боюсь, одной из самых востребованных услуг НКО станет посредничество между непрерывно враждующими между собой социальными группами. Ресурс доверия в этот момент потеряет еще большее количество НКО. Наконец, есть более-менее позитивный сценарий. Он заключается в том, что мы увидим дальнейший рост разнообразия некоммерческих организаций и активистских групп, необязательно проевропейского типа. Главное, что они будут жить по собственной повестке дня, сами понимать, что им важно и нужно, и искать горизонтальных партнеров. Это максимум, который мы можем достичь в ближайшее время. Но при этом совершенно точно, что правозащитникам легче жить не будет.