Да потому что люди там давно и хронически сыты, они едва ли не первыми из россиян вышли в интернет и поехали за границу. В газовом секторе в Новом Уренгое много мелких бизнесменов с немелкими доходами. Там живут россияне, которые до недавнего времени покупали в мегаполисах квартиры детям на вырост. В 90-х они ездили на Toyota Mark II со скоростью 250 км/час. Хоть на ямальских полях, хоть в Тюмени, хоть в Москве.

Еще недавно они были богаты, но плохо образованы. Однако давно уже вышло на работу поколение, на северные деньги выучившееся в лучших вузах мира. Многие из них вернулись на Ямал.

Нефтегазовый север недолго был местом шального богатства и давно превратился в край шальных возможностей. Лучшие управленческие позиции в финансовом секторе, в госуправлении, научные должности в ведущих институтах занимают потихоньку дети с севера и из Казани. Потому что у них был шанс спокойно учиться и смотреть мир.

За картиной, сложившейся в голове у ямальского школьника Коли, стоят даже не годы, а десятилетия сытой жизни города, независимого самоощущения родителей и хорошо работающей школы. За ней стоят оснащенная богатая библиотека и городской архив с оцифрованными фондами. Стоят учителя, у которых есть время работать с одаренными детьми и смелость рассказать им о войне все, а не только то, что позволено Министерством образования.

В основной России, за пределами сытых нефтяных регионов и, в какой-то мере, Москвы с Петербургом, детей не пускают в архивы, во многих городах архивные фонды почти не оцифрованы, работать с ними могут разве что историки. В Новом Уренгое живет 113 тысяч человек. Столько же, сколько в Камышине, Муроме или Ногинске. Есть в Камышине библиотеки с цифровыми фондами, мягкими диванами и бесплатными ксероксами? И много ли там не загнанных жизнью и вечной погоней за лишней тысячей учителей, которые работали бы не в две смены? То-то же!

Кроме того, на тюменском севере у людей абсолютно островное сознание. Они далеко, до них не добраться. Это очень раскрепощает. Благополучный и отрезанный от остальной России север чувствует себя независимым.

Наши депутаты и чиновники один за одним возмущаются: как, дескать, вообще могли не проверить речь ребенка? Почему не исправили, не отцензурировали, не привели в соответствие с государственной линией?

Бросились сразу к матери мальчика. Ожидали, что будет каяться и лебезить. Но это не рязанская или тамбовская замордованная жизнью женщина, потому она не спешит отрекаться и молить о прощении. Да, готовили речь вместе. Да, ребенок сам ее сократил до неузнаваемости. Но никаких обещаний разобраться с сыном мы от этой матери не услышали. И не услышим.

В Новый Уренгой уже понеслись проверяющие. За ними, уверена, отправятся следователи. Станут трясти и семью, и гимназию, и библиотеки. Вот только чиновники, лихо раздавая комментарии, не учли, что Новый Уренгой — норовистый вооруженный город, где полно легального короткоствольного оружия и почти каждый вдобавок охотник. Уренгой — город, который неоднократно закрывал свои границы. Просто приходил к выводу, что не хочет никого к себе впускать, и вводил пропускной режим. И силовики, чтобы сохранить лицо, были вынуждены придумывать сказки про включение Нового Уренгоя в приграничную зону. На самом деле уренгойцам временами надоедают мигранты, наркотрафик и ввозимая преступность. Ничего ровно федеральные власти с этим поделать не могут.

И с мальчиком Колей не поделают. Это на Владимирщине можно вдову погибшего на войне офицера заставить отказаться от мужа. В Новом Уренгое подобный трюк не пройдет. Обижать богатых вооруженных людей, которые обеспечивают России 4/5 газовой добычи, никто не рискнет.