«Ты видишь, я туалет толком здесь устроить не могу. Денег не хватает, — Клещиков поправляет завалившуюся на унитаз раму в подсобке художественной галереи «Рост». — Подожди. Вот». Он достает из глубин стеллажа карандашный набросок женской головы: «Это моя ученица, пенсионерка. Пришла два года назад, карандаш держать не умела. А сейчас вон чего вытворяет. Ты посмотри…»

Клещиков мечется между неустроенным туалетом и светотенью карандашного наброска, не испытывая никакого внутреннего диссонанса. Он жизнелюбивый и принципиальный. Принципиальный художник с гражданским темпераментом в провинциальном городе — смесь термоядерная. К тому же он — патриот. Это никак не противоречит тому, что уже второй раз за вечер он сообщает, что ненавидит этот город, что, впрочем, не следует понимать буквально. Ненависть его к атмосфере, а не к месту рождения. Этот город — Брянск, наша общая родина.

Художник Клещиков — яркий представитель провинциальной интеллигенции, который последние 30 лет комфортной внутренней эмиграции предпочитает внешнюю просветительскую экспансию. Клещиков — культуртрегер, если выражаться исчерпывающе.

И что ему не сиделось тихо со своими витражами. То, что он умеет вытворять со стеклом, описать трудно. Десятки мозаик и витражей в общественном пространстве города — его работы. Но я, каждый раз попадая в его мастерскую, спотыкаюсь взглядом о панно из четырех оранжевых стеклянных квадратов с прописанными на них черным вязким сполохом растекшегося стекла портретами Ленина, Мао, Че Гевары и Маркса.

Стеклянные идолы — идеальное начало какой-нибудь экспозиции в условном столичном «Гараже». Но они тихо смотрят, как Сергей Сергеич собирает из стекляшек очередного Святого Николая с кудрявой лихой бородой, похожего на персонажа мультфильма. Терпят. Ждут своего часа. У их создателя иная миссия.

Клещиков — открыватель галерей. За последние двадцать лет он открыл в городе две. Строго говоря, не сам открыл, а вынудил департамент культуры сделать это. Путем бешеного темперамента и аргументации. Не было бы Клещикова, баланс культурно-просветительского фона в городе резко завалился бы в минус. На сегодня держится шаткий паритет.

На счету Сергей Сергеича две открытые галереи и один спасенный от закрытия выставочный зал. На счету местной власти — два исчезнувших музея и еще один упаднический. Как так получилось? Он рассказывает:

«Сначала про минус. Лет десять назад в парке Толстого сгорел Музей леса. Я думаю, его специально спалили — место под ресторан освобождали. Виновных не нашли, но и с рестораном не срослось. Тогда объявили конкурс на новый музей. Проект хороший выиграл, а денег на строительство так и не выделили. Сейчас на это место поставили гондон надутый — аттракцион для детей. Понавтыкали там ларьков с пивом.

Следующим сгинул Литературный музей. Под видом того, что там какой-то жучок завелся, и вроде как опасно в нем людям находиться, его закрыли. И на этом месте построили пивбар. Пивбар нашим людям полезнее жучка, кто бы сомневался.

А Художественный музей превратили в нору, угробили. Он построен у входа на Центральный рынок. Так власть вдоль всего здания музея разрешила торгашам построить свои страшные палатки. Они мало того, что уродливые, они все окна музею закрыли. Там теперь темень кромешная, экспозиции нормальные невозможны. Я одно время носил с собой пачку фотографий художественных музеев разных регионов. В мэрию, в управление культуры приходил и всем веером на столы выкладывал — посмотрите, как в соседних областях. Бесполезно. Я десять лет писал губернатору письма, чтобы он меня принял. Послушал бы, что с культурой у нас творится. Так и не дождался. Посадили нашего губернатора.

А про плюс ты знаешь. Это галереи «Персона» и «Рост». В них за эти годы, я думаю, сотни выставок прошли.

И еще удалось городской выставочный зал отстоять. В 2010 году его захотели отдать под планетарий. Наши художники возбудились. Тут же петицию Медведеву отправили, подписи собрали, что, мол, все против. Но тогдашняя глава департамента культуры стала художников по одиночке на ковер вызывать. Рассказывать, как они неосмотрительно поступают. Многие от своих подписей отказались.

И я стал пробиваться в нашу думу. Все тщетно. Тогда я и еще три наших художника на пикет к мэрии вышли. Жара страшная, июль, и мы с плакатиками стоим, наивные. А в это время в мэрии, как раз у нас за спиной, идет встреча с новым мэром. Мы к нему и заявились. И тут меня господь бог надоумил. Я мэру говорю: «Это же собственность города. У города ни одной выставочной площадки не останется, если вы отдадите зал планетарию. Какой там планетарий? Там потолок три метра высотой. А у нас план выставок уже на год расписан». Мэр зал не отдал.

Мои работы, которые от области должны были ехать в Москву на выставку, наше культурное начальство отозвало, документы на получение звания заслуженного художника заблокировало. И я подумал: ну и что, за такую мелкую плату я отстоял выставочный зал».

Клещиков, если следовать определению Умберто Эко, одержимец. Но не ожесточенный борьбой за питательную культурную среду, а вдохновленный ею. Он, чертыхаясь и матерясь, рассказывает, как город, отдав в безвозмездную аренду помещение для галереи — убитое и гнилое, теперь требует коммунальные платежи.

Я провоцирую его вопросом под дых: «Вот ты открыл эти галереи, а народу в них ходит мало. Что скажешь?»

«А я без иллюзий живу. Сейчас семьями в супермаркеты ходят, а не в галереи. Вон в городской выставочный зал за день человек десять заходит. Проходимость, окупаемость — это торгашеская категория. Я кино перестал считать искусством за то, что успех фильма меряют кассовыми сборами. Если бы Тарковский подстраивался под прокат…

Я хочу, чтобы было чем дышать в этом городе. Бороться с этим можно только на своем участке. Это не миссия, это назло. Напиши, что это вредность Клещикова. Меня тут кем только не называли. Антихристом называли и пытались доказывать, что я не имею права писать святых потому, что у меня есть цикл работ о лесбийской любви «Белая любовница». В России в какие-то периоды грязь разрастается. Вот уборку не делаешь на кухне, плесени становится больше. Сейчас пора делать уборку».

Художник, которому нравится открывать имена и выставки других художников, в известной степени нонсенс. Редкое, штучное явление. «Я вообще-то здорово умею составлять экспозиции. Мне это нравится. Вот живет художник, что-то делает, и за годы уже сам толком перестает понимать свой масштаб. А тут я. Это же упоительное дело — показывать талант».

Шесть лет Сергей Сергеич бьется, чтобы в Художественном музее создали отдел брянского художественного искусства. «Это же все история Брянщины. Или они только своими партизанскими поездами историю лепить собираются? Умирают хорошие художники, и их архивы никому оказываются не нужны. Родственники их выбрасывают. У нас художник есть — Махотин Юрий Андреевич, ему 87 лет, так он квартиру в ипотеку купил, чтобы все свои работы выставить. Бесплатно всем экскурсии проводит».

В брянской группе в «ВКонтакте» «Творческого союза художников», который возглавляет Клещиков, 130 подписчиков. Много или мало для города? Для поддержания тонуса питательной среды хватает. Для влияния на облик Брянска — не очень. Он на этот счет иллюзий не питает: «У власти эстетические критерии в организме не функционируют. Я выхожу из своего дома и вижу многоэтажный концлагерь, под цвет трусов выкрашенный. Тоска страшная. Я просто пытаюсь спасти изобразительное искусство в Брянске. Пусть каждый чуть-чуть спасет свое дело, и уже будет лучше».

Через неделю позвонит. «Жалко, что тебя нет. Мы в «Росте» Октябрьскую революцию отмечали сегодня. Плакаты развесили, принты газет 17-го года распечатали. Картины тоже есть».

Я открою страницу в «ВКонтакте» и прочитаю: «Друзья, единомышленники, товарищи! Всем собраться в срочном порядке, 27 Октября в 17.00 на ул. Ростовской, 12. Кодовое слово «Рост». Будем вспоминать революционные настроения столетней давности, форма одежды соответствующая. Приходите с МИРОМ!!!»

Все сходится. Сергей Сергеич Клещи­ков — мирный революционер.