За эту осень министр образования Ольга Васильева сделала несколько громких заявлений. Среди них — бессмысленное требование убрать иностранные слова из учебников и обещание ввести загадочную градацию «учитель—старший учитель—ведущий учитель». И вполне ясное требование не грузить учителей лишней отчетностью (повторяется оно, правда, из года в год). Но на некоторые новеллы имеет смысл посмотреть повнимательнее.

Это, во-первых, требование вернуть в школу психологов. Во-вторых, обещание наказать директора гимназии, которая отказалась принять ребенка с онкозаболеванием. Третье — требование к родителям сообщать школе все диагнозы детей — вопреки закону об охране персональных данных: министр полагает, что дети гибнут на уроках физкультуры (за прошлый учебный год умерли 211 детей), потому что школа не знает их диагнозов.

За всем этим стоит одна общая проблема — в школе по-прежнему не знают, что делать с детьми, у которых есть проблемы со здоровьем, поведением и обучением.

В школе нет системы поддержки детей, которым нужна особая помощь (медицинская, социальная, психологическая). А если и были ее зачатки, то все было благополучно разрушено под флагом перевода учебных заведений на нормативно-подушевое финансирование. Из школы вывели всех непрофильных сотрудников (врачей, медсестер, логопедов, психологов, поваров), и всю их работу передали на аутсорсинг (питание в коробочках, приходящая медсестра, психолог из районного центра).

Но в школу приходят очень разные дети, в том числе с соматическими, неврологическими, психическими заболеваниями, с инвалидностью. Приходят в том числе из закрытых коррекционных школ и школ санаторного типа, где хотя бы знали, что с такими детьми делать. Школа к их приходу не готова, как их учить — не представляет. Условия для инклюзии не созданы, но принудительная инклюзия идет полным ходом.

По-прежнему любая проблема решается в стиле «найти виноватого и наказать», а не «создать условия». Скажем, согласно мировой медицинской статистике, смерть подростка на спортивных занятиях чаще всего связана с невыявленными сердечными аномалиями. Диагноз никем не поставлен, сообщать нечего. Так что решение лежит в области организации здравоохранения (это врачи должны обсуждать вопросы диагностики), а не в области отмены медицинской тайны для школьников. Если предать публичности их энурез или нейродермит — это никого не спасет. А хранить медицинскую тайну школы обычно не умеют. Хуже того — иногда пользуются знанием, чтобы травить ребенка.

Главный страх школы — получить нагоняй. Учителя и администрация панически боятся взять на себя ответственность и при любом отклонении от обычной практики требуют принести справку о том, что ребенок может посещать школу, есть в столовой, ходить на физкультуру. Школа старается не взять потенциально проблемного ребенка под любым предлогом. Огромное количество школьной писанины, отчетности, бессмысленных бумажек — подстраховка на случай вечно висящего над головой дамоклова меча.

Сегодня 9 «Б» вместе с родителями размышляет о школьной физкультуре — поможет ли сообщение диагнозов, а на 2-й полосе — о школьных психологах, которых хотят вернуть.

Ирина Лукьянова, классный руководитель 9 «Б»

Не переоценивать себя

Опрошенные московские старшеклассники были единодушны в своих мнениях по поводу смертей на физкультуре, а в чем-то даже согласны с министром.

«Некоторые дети с заболеваниями не говорят учителю о своем состоянии, поэтому сильные нагрузки могут привести к летальному исходу. Но и сам учитель может пренебречь предупреждением о состоянии здоровья ученика».

«Иногда учителя разрешают детям заниматься без спортивной формы, играть на перемене без разминки, а иногда сами школьники боятся выделиться из-за болезни и делают упражнения, несмотря на запреты врачей».

«Дети умирают на уроке физкультуры не по невнимательности учителя, а потому, что переоценивают свои возможности».

Ученики 10-х и 11-х классов

Да возьмите уже ответственность!

Родители с министром совершенно не согласны. Почему они не сообщают в школу о диагнозах ребенка? Опасаются, что ребенка в школу не возьмут, не доверяют медицинскую тайну школе, особенно в маленьких городках, особенно если речь идет о психиатрических и неврологических диагнозах. Да и знание диагноза — не гарантия безопасности.

«Ну вот узнала школа о, скажем, кисте Беккера и брадикардии. И что? Как учителя будут решать, что именно надо этому ребенку? Оба этих диагноза могут как потребовать ограничения по физкультуре, так и не потребовать, это решать врачу в каждом конкретном случае».

О. Э., Белгород

«У моего ребенка ДЦП. Нужно освобождение от физкультуры с рекомендацией ЛФК. Лечебной физкультуры в большинстве школ просто нет, инструкторы ЛФК в штате не предусмотрены. С урока освобожденных не отпускают, требуют сидеть на лавочке! Для моего ребенка высидеть на лавочке 45 минут — непосильная задача, он стал заниматься вместе со всеми. Разве что пришлось с каждым физруком индивидуально беседовать о том, что человек с парализованными ногами не сможет выполнить нормы ГТО. Несмотря на это, моего ребенка регулярно включали в команду бегунов на районные соревнования».

Елена, Иркутская область

«Сын соседки умер в 15 лет на уроке физкультуры. У него были проблемы с сердцем. Мама не захотела нести справку в школу, потому что (дословно) «он стеснялся, что ребята узнают, а он был влюблен в одноклассницу». Учитель физкультуры был предупрежден: не заставлял бегать кроссы, разрешал отлучиться с урока. Но в тот день учителя не было, его заменял другой. Мальчик постеснялся ему все рассказать, побежал кросс, упал, скорая не успела приехать».

Ирина, Москва

«Есть заболевания, информировать о которых обязательно надо всех окружающих, например: эпилепсия, астма и диабет. В нашем школьном комплексе очень старались не взять в школу ребенка с диабетом и инсулиновой помпой. Родителей вынудили оформить надомное обучение: «Не могу взять на себя такую ответственность!» Хотя диабет не мешает учиться в классе. И я вполне могу понять родителей, которые скрывают диагноз».

Наталья, Москва