Во всем виноваты учителя?

О школе и об учителях вспоминают только тогда, когда возникают информационные поводы, имеющие скандальную окраску. Как правило, справедливый гнев общественности вызывают вопиющие случаи психологического и идеологического насилия со стороны педагогов по отношению к детям и подросткам. Одна учительница заклеила рот первокласснику скотчем, он мешал всему классу. Другая написала на лбу ученика слово «дурак». Администрация школы сдала в полицию старшеклассника, посмевшего явиться на занятия в майке с символикой штаба Навального…

Конечно, такие истории не красят педагогов и подрывают престиж учительской профессии, который и так не слишком высок в обществе. Я далек от стремления любой ценой защищать честь мундира, проявляя цеховую солидарность, но и согласиться с тем, что «во всем виновата консерватория» (М. Жванецкий), не могу. Ибо, как утверждал еще Януш Корчак, школа стоит не на Луне. Да, у общества масса справедливых претензий к школе. Родители мечтают о ней как об оазисе справедливости, добра, психологического комфорта, знаний для их детей.

Но само общество раздирают непреодолимые противоречия. Хаос в головах и смута в сердцах родителей приводят к тому, что они совершенно по-разному видят свой идеал школы, выдвигая его в качестве эталона перед учителями. Родители наступательно и категорично требуют от школы реализации своего представления о разумном, добром и вечном. Крутись, учитель, пытайся сделать то, что не удается сделать государству, — ​достичь консенсуса в обществе. Ты же представитель сферы услуг — ​вот и становись слугой всех господ, исполняя любой каприз клиента. В противном случае нарвешься на конфликт, жалобу, донос, чреватый возбуждением уголовного дела и сломом профессиональной карьеры. Для тех читателей, кому данные рассуждения покажутся абстрактными, приведу лишь три зарисовки.

Праздник 23 февраля — ​День Российской армии. Как заведено еще с советских времен, девочки поздравляют мальчиков. Встает подросток, он чеченец: «Я ненавижу ваш праздник. В этот день началось уничтожение моего народа!» Громко хлопнув дверью, выходит из класса.

Ваши действия, господин учитель?

К учителю литературы в полном облачении входит священник. «Я запрещаю своей дочери присутствовать на уроках литературы на тот период, пока там идет изучение романа Булгакова «Мастер и Маргарита», ибо это — ​Евангелие от дьявола. Роман оскорбляет наши семейные религиозные чувства».

Господин словесник, прими смиренно это заявление, если не хочешь перенести страсти вокруг «Матильды» в стены школы.

Группа родителей входит в кабинет директора. Они, разумеется, абстрактно за толерантность и гуманистический пафос концепции инклюзивного образования, но настоятельно требуют прекратить прием в класс детей с ограниченными возможностями здоровья, работая с которыми в общем классе, учитель объективно уделяет меньше времени остальным ученикам. И когда на одной чаше весов гуманистические подходы к образованию в целом, а на другой — ​прагматические заботы о карьере собственного ребенка, выбор ясен.

А что же государство? Есть ли у него внятная стратегия развития школы? В какой степени его интересуют дети?

Детки в клетке

Сразу оговорюсь, оценка государственной политики в сфере образования требует отдельного (!) анализа, выходящего за рамки этой статьи.

В государственной политике объективно просматриваются разные векторы, одни из которых ведут к позитивному развитию школы, другие могут завести ее в тупик. Государство то разгоняет машину модернизации образования, то резко бьет по тормозам. Такой стиль вождения неизбежно приводит к тому, что на каждом таком резком повороте школу выбрасывает на обочину магистральной дороги. Может ли государство действовать иначе? В условиях общественного раздрая и электоральной горячки требовать от него последовательности в реализации внятной стратегии образования нереально. Слишком много политических и идеологических энтузиастов, не имеющих ни малейшего представления о педагогических последствиях своих «государственных» инициатив, устремляются на суверенную школьную территорию, усугубляя сумятицу в головах и сердцах педагогов.

Стоило части старшеклассников принять участие в несанкционированных уличных акциях оппозиции, как в недрах силовых структур родился проект закона, предусматривающего уголовную ответственность родителей и учителей за экстремистские действия их подопечных. Понятное стремление силовиков удержать деток в клетке. Роль клетки отводится школе, а надзирателей — ​соответственно — учителям. Очевидно, что при нашем законодательно размытом понимании экстремизма под каток этого закона могут попасть тысячи родителей и педагогов. Я уже не говорю о том, что такой закон противоречит действующей Конституции РФ. Но с профессиональной педагогической точки зрения, учитывающей возрастную психологию подростков, отличающихся во все времена протестным поведением, угрозы и шантаж — ​идеальные инструменты для того, чтобы вытолкнуть их из школ на городские площади.

Едва ли принятие такого закона имеет перспективу. Но сигнал вброшен! И попав на почву, где расцветают все цветы, но в первую очередь согретые начальственной лаской и вниманием, волнами разошелся по школам, рождая конфликты.

Какова должна быть позиция профессионала в таких непростых условиях? Ответ находим в классической пьесе Шварца «Дракон»:

Увы, умение выдержать паузу и не пускаться по первому сигналу во все тяжкие сегодня тоже требует большого мужества.

Но оставим в стороне политику. Обратимся к, казалось бы, узкопрофессиональной стороне проблемы реформирования образования, остающейся за рамками внимания общественности и СМИ. Между тем на этом профессиональном поле не все так печально.

Педагог — ключевая фигура

В отечестве нашем мало найдется людей, которые не вздрогнут при слове «реформа». Реформа образования — ​не исключение. А была ли она? Была, но касалась в первую очередь образования как гигантской государственной сферы со своими зданиями, сооружениями, структурами управления и финансовыми затратами. Школа была, есть и будет преимущественно государственным делом в любом цивилизованном социальном государстве, какие бы политические, идеологические и прочие особенности его ни отличали.

В том или ином виде, государство и приступило к решению первоочередных проблем. Однако за всеми материальными и управленческими преобразованиями просматривалась наивная вера даже честных прагматиков в то, что эти усилия автоматически приведут к новому качеству образования.

Тем временем жизнь начала достаточно жестоко мстить за проявленную наивность. Неимоверно усложнился контингент учащихся. В леденящих душу историях психологического насилия со стороны учителей по отношению к детям есть невидимая непрофессионалам сторона. Можно сколь угодно долго возмущаться противоправными действиями учительницы, заклеившей рот первокласснику. Но я лично вижу здесь трагедию непрофессионализма. Подозреваю, что в данном случае она столкнулась с ребенком, у которого синдром дефицита внимания и гиперактивность. У таких детей интеллект в норме, но внимания они не держат и мешают работать всем остальным ученикам. Выводить из класса такого ребенка педагог не имеет права, ибо несет за него ответственность. И от бессилия пускается во все тяжкие. А теперь поставим перед собой профессиональный вопрос: кто, где и когда учил этого учителя работать с такими детьми? Количество диагнозов можно множить, но факт остается фактом: число детей с когнитивными и прочими потерями неуклонно возрастает. Налицо дефицит компетенций учителей, не умеющих работать с такими детьми.

Вот почему в ответ на новые вызовы времени был разработан новый профессиональный стандарт педагога, в котором особое внимание уделялось психолого-педагогическим, а не предметным компетенциям учителей. Среди которых:

Готовность принять разных детей вне зависимости от их реальных учебных возможностей, особенностей в поведении, состояния физического и психического здоровья.

Способность оказать адресную помощь ребенку своими педагогическими приемами.

Перечень необходимых современному педагогу компетенций можно продолжить. Но дело не в их перечислении. Совершенно очевидно, что невладение специальными технологиями работы с особыми детьми, которых становится все больше, может привести сегодня к краху педагогической карьеры.

В 2013 году новый профессиональный стандарт был утвержден. И началась работа по его медленному внедрению. Почему медленному? Потому что от педагогов нельзя требовать того, чему их никто никогда не учил.Следовательно, второй неизбежный шаг, предваряющий внедрение нового профессионального стандарта педагога, — ​это модернизация педагогического образования и системы повышения квалификации учителей. Пять последних лет продолжалась эта работа, результаты которой и обсуждались на Всероссийской конференции 19–20 октября 2017 года.

Включившиеся в эксперимент педвузы меняли учебные планы, вводили непрерывную практику студентов. Но высшие учебные заведения, включившиеся в эту работу, пока составляют всего лишь половину педвузов страны. К тому же возникли препятствия, связанные с общественно-политическим контекстом.

Об опасности мифов

Разлитая сегодня в общественной атмосфере идеализация советского прошлого в качестве одной из базовых установок опирается на миф о преимуществе советского школьного образования. Впечатляющие успехи СССР в научно-техническом процессе заставили даже американского президента Дж. Кеннеди инициировать реформу среднего образования в Америке. Какое это имеет отношение к внедрению профессионального стандарта педагога? Самое прямое. В последнее время критики обвиняют авторов профстандарта в так называемом распредмечивании подготовки учителя и предлагают вернуться к традиционному повышению квалификации педагога на предметной основе.

Обратимся к истории. 24 декабря 1958 года вышел Закон СССР «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования СССР». На основе этого закона была запущена очередная реформа. Так появились производственные бригады, когда выпускники школ целым классом определялись на завод или птицеферму. Затем для усиления подготовки к практической деятельности выходит постановление об обязательном при поступлении в вуз производственном стаже. Это ничего, что школьники теряют мотивацию к напряженной учебе в старших классах, а после выпуска используются в основном на примитивных работах, напрасно теряя при этом силы и время, необходимые для получения полноценного образования?

Но полностью отмахнуться от реальной проблемы не удалось. Для укрепления «оборонного щита» нужны были высококвалифицированные кадры. Их необходимо было выращивать со школьной скамьи. Вот почему в разгар кампании по подготовке хрущевской школьной реформы проходит совместное совещание по вопросам улучшения преподавания математики. Идет соревнование двух противоборствующих систем, в ходе которого США делают ошибочный вывод о том, что запуск искусственного спутника является результатом хорошего математического образования в школах СССР. Это был миф, которым до сих пор тешат себя те, кто считает советское образование эталоном совершенства. Руководитель советской космической программы С.П. Королев занимался в основном дома под руководством отца-инженера. Создатель водородной бомбы А.Д. Сахаров в предвоенной Москве развивался в университетском кружке Давида Шкляревского. При чем здесь советское школьное образование?

Но этот миф, напугавший людей, отвечавших за педагогическое проектирование по обе стороны железного занавеса, оказался продуктивным. Так в СССР, не благодаря, а вопреки генеральной линии, возникли математические школы, интернаты для одаренных детей. Их то открывали, то закрывали. Почему так? Трудно надеяться, что одной частью мозга старшеклассники будут решать нестандартные задачи, а другой — ​отгораживаться от жизни, некритично относясь к ее уродливым проявлениям. Эту нерасторжимую связь мышления и жизни государству приходилось постоянно держать в поле зрения и обрывать в том случае, когда математические школы пропитывались диссидентским духом.

Увы, проходят десятилетия, а проблема по-прежнему не теряет своей остроты. Но процесс идет, что внушает мне сдержанный оптимизм. Можно ли ожидать быстрых результатов? В педагогике быстрые результаты всегда обман.