Недавно птичка принесла на хвосте новость — в городе разворачивается спецоперация по поиску сбежавшего из московского «Орнитария» канюка, хищной птицы из семейства ястребиных. Я надела зимнюю парку и три пары носков, прикрепила на пояс непромокаемую борсетку с документами и отправилась на «охоту» в парк «Сокольники», предварительно ознакомившись с материалами дела.

— Рецидивист, кровь цыганская, — с чувством высказался по телефону руководитель проекта «Орнитарий» Вадим Мишин. — Три года назад от горе-хозяина улетел и сел на садовый участок к пенсионерам. Они его, изможденного, к нам принесли — птица из питомника, сама охотиться не научилась. Мы его откормили, он год пожил — и снова в бега. Нашли — 10 дней ничего не ел. Отъелся и опять. Так и живем.

Меня Вадим прикрепил к сокольнику Олегу — 30 лет работы с птицами. Сначала детство с биноклем в лесах Тверской области, потом — съезды сокольников, первое разрешение на отлов. Несколько лет назад пригласили в «Орнитарий» — проект, который поддержали многие коллеги.

— В основном птицы попадают сюда по вине человека. — Олег, с развернутой в кулак горящей сигаретой, тихо обводил глазами двор. Мы стояли на крыльце «офиса» «Орнитария». Шел дождь. На пеньках молча сидели хищники. За спиной, в коридоре с мерцающей тусклой лампой — совы. Молодая, готического вида брюнетка юркнула между нами с огромной орлицей на руке. — Могильник, — пояснил мне Олег. — Не могли же в Советском Союзе орла императорским называть. — И продолжил: — Из пневматов стреляют в парках сов, дятлов. Когда строят новые дома, не учитывают миграцию птиц. Человек открывает окно, а к нему — стая дроздов. Или вальдшнепов… Сапсан погнался за голубем — голубь на вираже уйдет, а сокол о стекло бах! Еще вот ураганы зачастили — сносят из гнезд птенцов… Ну что, пошли?

Шел пятый день поисков. Сегодня в леса отправились сокольники Олег, Егор и Рустам — с личным ястребом-тетеревятником. Волонтер Настя — с юной орлицей весом 4,5 кг. В детстве орлица работала у фотографа. Заболела пневмонией, попала в «Орнитарий» — жить.

— Один попал в провода, во второго стреляли, — по дороге кивнул на двух аистов в вольере Олег.

80% жителей «Орнитария» — подранки. Это не зоопарк, а единственная в Москве лечебница, приют, иногда — хоспис для птиц. Здесь живет распятый в Хеллоуин на заборе ястреб Хан, который полгода бился в истерике при приближении человека, но признал Илью — мальчика-волонтера десяти лет. Самка чеглока по имени Москва — в День города вороны лишили Москву зрения. Все еще способных к дикой жизни, не привыкших к человеку птиц лечат и выпускают — в этом году отправились на волю стрижи, канюки, пустельги, кукушки, дятел и даже козодой.

Волонтеров учат общению с птицами, есть и обычные экскурсии — «Орнитарию» нужна как финансовая, так и «наблюдательная» помощь. О покалеченных птицах или редких «бегунах» часто сообщают обычные граждане. Конечно, помогла бы телеметрия, но — дорого и сложно юридически.

— Должны почувствовать своего, — объяснял Олег внеочередную прогулку хищников. Мы проходили озеро с дикими утками. Хищникам не было до уток никакого дела. — У птиц зрение — 2,8, дальнозоркость.

— Вот здесь я находил голубей, — махнул в сторону правого леска Егор.

Накануне из охраны поступил сигнал — кто-то атаковал отдыхающую в парке собаку.

— Если птица, то значит сразу «Орнитарий», — пробурчал Олег. — Но канюк не притравлен, он бы на собаку не пошел. Скорее всего, это дикая самка ястреба-тетеревятника — защищала гнездо. Или другой хищник — сейчас природный пролет на юга. — Вулкан!! — вдруг крикнул Олег. Я подпрыгнула. — Взрывной потому что, — объяснял Олег, вращая в воздухе веревкой с пластиковой черной птицей на конце. — У птиц же тоже — характер. Есть меланхолики, есть маразматики. Те, что живут с людьми, могут впадать в депрессию — если периодически не уделять им внимание.

— А вращаете зачем?

— Во-первых — движение, во-вторых — любимая игрушка Вулкана.

У меня сжалось сердце. «Вулкан, выходи!» — пропищала я.

— Его на днях на каскаде прудов видели и на Тропе здоровья, но, может, он опять на Яузу улетел, его там в прошлый раз бегуны подобрали — попробовал за уткой сунуться, упал в реку, намок, — продолжал Олег. — Но вы не волнуйтесь, у него запасов жира дней на десять хватит. Смотрите, видите березы? Там воробьиные сычи любят сесть. Сам с ладонь, а сойку берет.

— Даже не знала, что у нас в парках — сычи, — призналась я.

— Сычи, — усмехнулся Олег и остановился обдумать сломанную ветку дерева, — тоже знак. — Так вот идешь-идешь, и лося встретишь. Агаа, где-то здесь! — вдруг замер он и в который раз заговорил с лесом по-птичьи.

— Почему? — оживилась я.

— А синицы тревожно кричат, — озирался Олег. — Еще надо ворон слушать. Они сообразительные, а хищника чувствуют за два километра. Сбиваются в стаю и сгоняют его на землю. Но нет, вороны пока спокойны…

— Наверное, сегодня уже не найдем? — грустно спросила я спустя час прочесывания просек.

— Вряд ли, — буркнула Настя у меня за спиной. За спину к орлице мне заходить запретили. — Погода нелетная.

— А как бы мы поняли, что орлица почуяла канюка? — спросила я и сделала шаг к птице. Она метнулась с руки, врезала мне по щеке крылом и забарахталась на привязи огромным кульком.

— Наглядный пример, — спокойно заявила Настя. Пять секунд спустя орлица снова величественно восседала на кожаной перчатке: клюв к щеке.

— Не боитесь так близко? — поежилась я.

— Чего бояться? — пожала плечами Настя. — Я же не даю поводов атаковать. Ну иногда целует в щеку легонечко. Вообще, чаще самцы выбирают себе женщину-самку. Начинают за ней ухаживать, волосы перебирают. Кусочки своей пищи скидывают в руку.

— Вы с ней даже похожи, — заметила я.

— Ну не знаю, — довольно улыбнулась Настя. — Нам уже говорили. Но что обе стервы — это да.

Студентка МТУ попала в «Орнитарий» пять месяцев назад — друг предложил сфотографироваться с птичкой. Теперь приходит почти каждый день, дома ждут собака и змея: «Да она небольшая, маисовый полоз — стандартная для начинающего».

Во дворе «Орнитария» между орлицей и Настей развернулась душераздирающая сцена. Настя пыталась посадить орлицу на пенек. Орлица вцепилась в перчатку правой лапой и кричала на разрыв.

— Солнышко, я тоже буду скучать, но что я поделаю? — уговаривала орлицу Настя. За ее спиной носилась взад-вперед по цепи овчарка с медным тазом в зубах. Овчарку когда-то выбросил на улицу американский цирк. — Сейчас, Бой, сейчас, — кричала собаке Настя. — Зая, я завтра тебя снова возьму, обещаю, но меня ждут еще другие птички! — Орлица жаловалась, просила, с боем отпустив когти — ругалась, клянусь.

Две минуты спустя на плече у Насти устроился маленький дербник Стри — от Стрибог. Настя носилась по «Орнитарию», а Стри болтался у нее на плече: убраться у Боя, нашинковать ножом цыплят, стащить Стри и водрузить его на весы — если разъелся, придется сесть на диету.

— Запечатлился, — разоблачил Стри Олег. — Весной будет ее топтать. Птицы, выведенные из яйца в инкубаторе, — импринты. Человек для них — соплеменник. Сначала — мама или папа, потом — самка или самец. Зрительно запоминают, по голосу понимают, в каком ты настроении.

— Кто это там орет? — спросила я.

— Наверное, Путин, — ответила Настя и выглянула в коридор.

— Предыдущего ястреба у меня тоже Путиным звали, — рассказал мне сокольник Рустам. Путин-2 обсыхал на руке у хозяина. — Удачная птица, сильная. Но на охоте улетел.

— За стерхами? — спросил фотограф Влад. Рустам захохотал.

Недавно Путин-2 занял первое место на соревнованиях на Галичьей горе. Живет в «Орнитарии», как и многие личные птицы сокольников. Снова вместе с Вулканом, которого нашли в Сокольниках обычные москвичи — Юля, Ярослав и маленький Ярослав Ярославович. Намокший, голодный загулявший рецидивист сидел у пруда с утками. И спокойно пошел в руки к срочно выехавшему на место опознания на велосипеде Олегу — домой.