ЦБ отзывает лицензии регулярно, поэтому в его «черном списке» уже более шести тысяч фамилий. Нет причин полагать, что он будет сокращаться, а вот расти — скорее всего. И, кстати, владельцам и сотрудникам «Открытия» и «Бина» еще повезло, что их банки попали под санацию сейчас. Ведь с конца января должен вступить в силу закон о деловой репутации, который существенно расширит как санкции (дисквалификация — до десяти лет, рецидивистам — пожизненно), так и сферу применения. ЦБ ведь у нас сейчас регулирует не только банковский, но и смежные сектора, например, инвестиционные и страховые компании, пенсионные фонды.

Так что можно констатировать: если на рынке ЦБ ведет зачистку недобросовестных кредитных учреждений, то среди их владельцев и руководителей — люстрацию. Второе логично вытекает из первого. И такая мера мне кажется разумной, но недостаточной.

Разумна она как альтернатива уголовному преследованию. В этом смысле моя позиция полностью противоположна идеям председателя СКР Александра Бастрыкина, который мечтает ввести в России институт уголовного преследования юридических лиц. Но ведь и сегодня у нас Уголовный кодекс регулирует экономические процессы не в меньшей степени, чем гражданское законодательство. УК (в совокупности с УПК) между тем это оружие неизбирательного поражения. Ведь набор санкций там весьма ограничен и в первую очередь связан с лишением свободы — как во время предварительного следствия и суда, так и после вынесения приговора. И так — за любой тип преступлений: против личности, против государства и против имущества. А жизнь и кошелек все же очень разные вещи. И мотивы преступников, покушающихся на них, тоже разные. А санкции — одинаковые. Мне кажется, что это тупик.

И вот тут я как раз хочу сказать о недостаточности такой полезной меры, как дисквалификация. Ей должны сопутствовать крупные штрафы, а для владельцев криминальных бизнесов — конфискация их имущества. Вот на этом должны быть сконцентрированы репрессивные усилия государства, а не на том, чтобы очередной главбух банка-прачечной сменил цивильный костюм на спортивный, а офис — на СИЗО.

Иначе получается, что даже в тех редких случаях, когда виновные в настоящих экономических преступлениях банкиры получают срок, платит за их преступления все равно государство. И они, спустя какое-то время, могут вернуться в бизнес. Ну или, отсидев свое, поправлять здоровье на европейских курортах.

Конечно, нормы, которые позволяют изымать преступно нажитое имущество, есть в российском законодательстве и сейчас. Но это как добыча попутного газа, который предпочитают сжигать в факелах. Главная задача следствия — посадить человека в тюрьму (или заставить его откупиться от тюрьмы, что сути дела не меняет).

Проблема еще и в том, что найти и «закрыть» физическое лицо сравнительно легко, а вот найти его активы, а тем более способ вернуть их законному владельцу или обратить в доход государства — это сложная задача, для решения которой следователям не хватает не только мотивации, но и квалификации.

По этой причине, кстати, существует разделение на суды общей юрисдикции и арбитражные. Хозяйственные споры, как правило, разбирают судьи, обладающие необходимой квалификацией. И в арбитраже мы гораздо реже видим диковинные или просто безграмотные решения, хотя и он, конечно, не свободен от коррупции и политического давления.

Да, в органах следствия и прокуратуры тоже есть специализированные подразделения по борьбе с экономической преступностью, но их кадровый состав — опера «общей практики». С теми же навыками, инструментарием и целеполаганием.

Поэтому концептуально правильной была бы идея создания на силовом рынке мегарегулятора борьбы с экономической преступностью — как самостоятельного ведомства или в структуре прокуратуры, укомплектованного преимущественно компетентными гражданскими специалистами (оперсопровождение, но не следствие могут вести те же МВД или ФСБ).

Дело это, однако, небыстрое, требующее серьезной реформы законодательства и мощнейшего политического ресурса, способного конкурировать с силовым лобби.

Ну а пока можно только приветствовать ситуацию, когда мы видим людей в черных списках ЦБ, а не в зале суда на продлении им содержания в СИЗО.