Страсбургский суд вынес решение (pdf, англ.) по жалобе «Новой газеты» и журналиста Елены Милашиной, касающейся дела о гибели атомной подводной лодки «Курск» в августе 2000 года. В этой жалобе мы опротестовали решение российских судов по совместному иску Министерства обороны и Главной военной прокуратуры, поданному по факту двух наших публикаций в январе 2005 года.

• В первой из этих публикаций — «Дело «Курска» в Европейском суде» — мы пересказали суть поданной в ЕСПЧ жалобы родственников погибших подводников. Не сумев добиться возбуждения уголовного дела по факту халатности руководства Военно-морского флота, ставшей, по мнению заявителей, причиной трагической гибели как подводной лодки, так и экипажа, они пошли в Страсбург.
• Во второй публикации — «Перспективы дела «Курска» в Европейском суде взволновали прокуратуру. Торг уместен?» — мы сообщили о том давлении, которое начали оказывать на родственников погибших подводников. Это давление в результате привело к тому, что люди отказались от того, чтобы добиваться коммуницирования жалобы в ЕСПЧ.

Напомню, почему родственники погибших подводников обратились в Страсбург.

12 августа 2000 года в районе военно-морских учений в Баренцевом море произошла нештатная ситуация на борту АПРК «Курск» — взорвалась учебная перикисно-водородная торпеда. Позже следствие выяснило, что причиной взрыва стало отсутствие у экипажа «Курска» навыков обращения с такими торпедами и, в частности, подготовки их к стрельбе. После первого взрыва «Курск» потерял управляемость: взрывная волна достигла командного отсека, и большая часть офицерского состава подводной лодки погибла в первые секунды после взрыва.

Второй взрыв был зафиксирован через полторы минуты. Какова была его причина и что именно взорвалось на «Курске», официальное следствие не установило. По версии адмирала Рязанцева, одного из членов правительственной комиссии, расследовавшей трагедию, при столкновении «Курска» с грунтом из-за деформации торпедных аппаратов могли взорваться боевые торпеды.

Командование Северного флота находилось в момент трагедии на тяжелом ракетном крейсере «Петр Великий». Оба взрыва были зафиксированы датчиками крейсера. В момент второго взрыва огромный «Петр Великий» тряхнуло, как во время землетрясения. «Курск» стрельбу не произвел, в положенное время (через полчаса после несостоявшейся стрельбы) не всплыл и не вышел на связь. Несмотря на то, что всем было понятно — случилось ЧП, — командование Северного флота приняло решение уйти из района бедствия.

«Курск» нашли только 13 августа. Вот свидетельства мичмана, участвовавшего в поисково-спасательной операции (из материалов уголовного дела):

В материалах дела есть экспертизы, которые прямо говорят о том, что это были именно сигналы SOS — «стуки, производимые человеком металлическим предметом по межотсечной переборке подводной лодки…».

Последний раз эти звуки были зафиксированы вечером 14 августа. Тем не менее было принято решение говорить о том, что все 118 человек погибли в результате взрыва.

В октябре 2000-го из девятого отсека (отсек живучести, в котором укрылись выжившие члены экипажа) были извлечены 12 тел. На двух телах были обнаружены записки, одну из них написал капитан Дмитрий Колесников. Ее содержание известно всему миру.

Выяснилось, что 23 члена экипажа действительно выжили после взрывов на «Курске» и ждали спасения. Но оно не пришло.

В ходе следствия также было установлено, что спасти подводников было невозможно в принципе: у России не было для этого технических средств, а именно: необходимых спасательных судов и технического оборудования для вывода экипажа из лодки и последующей декомпрессии. Спустя 17 лет после трагедии в этом отношении ничего не изменилось: кораблей-спасателей на российском флоте нет, и наши подводники выходят в море без всякой надежды на спасение.

Когда следствие выявило массу фактов, свидетельствующих о халатности всего командного состава (не только дивизии, в которой служил «Курск», не только Северного флота, но и Главного штаба ВМФ), в деле появились две экспертизы. Одну из них провел главный судебный медицинский эксперт Минобороны Виктор Колкутин; другую — главный штурман ВМФ РФ Сергей Козлов. Колкутин в своей экспертизе пришел к выводу, что выжившие подводники погибли очень быстро (спустя 8 часов после взрыва), и потому халатные действия по организации поисково-спасательной операции не состоят в причинно-следственной связи с их смертью.

Вторая экспертиза была еще циничней. Она вычислила пеленг сигналов SOS, и у эксперта Козлова получилось, что стучали вовсе не матросы на «Курске», а «неустановленные следствием люди с подводной части надводного корабля».

В экспертизе Козлова есть очевидные ошибки, на которые указал адвокат родственников погибших подводников Борис Кузнецов. В экспертизе Колкутина вообще нет исследовательской части — только нужный следствию вывод. Однако именно эти экспертизы стали основанием для вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела по «Курску». Это постановление безуспешно обжаловали адвокат Кузнецов и родственники погибших, после чего родственники подали жалобу в ЕСПЧ.

Когда «Новая» опубликовала эту информацию, главный военный прокурор Савенков, руководитель следственной группы по делу «Курска» Егиев, главный судмедэксперт Минобороны Колкутин лично подали иски. Отца капитана Колесникова вызвали в военную прокуратуру в Питере и стали играть на чувствах военного патриота, позорящего жалобами свою страну. Роман Дмитриевич держался долго, но в конце концов сдался.

На адвоката Бориса Кузнецова было заведено уголовное дело, формально никак не связанное с делом «Курска». В результате Кузнецов бежал из страны и получил политическое убежище в США. Его архив по делу «Курска» был сожжен при неизвестных обстоятельствах, без него родственники погибших не смогли довести до конца коммуникацию по делу «Курска» в ЕСПЧ, в результате их жалоба была отозвана.

Ни один другой адвокат в России не решился вступить в это дело.

Мы проиграли обе судебных инстанции по абсурдному иску, предъявленному нам, и обратились в Страсбург. И вот 2 октября ЕСПЧ вполне предсказуемо вынес решение о том, что государство нарушило право на свободу слова.

Между тем это была уже вторая наша жалоба в ЕСПЧ, касающаяся дела «Курска». Первая прошла коммуникацию, но еще не рассмотрена. Она касается моментов, свидетельствующих о возможных признаках фальсификации в экспертизах Колкутина и Козлова. Известно, что судмедэксперты, исследовавшие тела подводников, не смогли установить точное время их смерти. Однако время смерти людей вполне можно установить, например, по продолжительности поступления сигналов SOS с «Курска». Сигналы поступали до вечера 14 августа — то есть намного дольше «удобных» восьми часов.

С точки зрения флотских инструкций, двое с половиной суток — это время, за которое можно организовать полноценную поисково-спасательную операцию. И если ее не было — это значит только одно: виновные должны были понести наказание за неспасение подводников.