—…«Соседка с порога закричала: «Что вы сидите? Немцы пришли! Советская власть кончилась!» — читает вслух предложенную цитату — свидетельство очевидца — круглолицый юноша и возвращает листок Жене Белоцкому.

— Почему такая реакция, как вы считаете? — спрашивает Евгений.

— За что не любили советскую власть? — помогает коллеге Саша Емельянова.

Ребята вежливо молчат. Это очень воспитанные старшеклассники частной гимназии «Афины», будущая бизнес-элита страны. В других сферах они также продвинуты: записались на интерактивную образовательную экскурсию «IWalk — Бабий Яр» по методике «равный — равному», которую придумали в Киевском образовательном Центре «Пространство толерантности». В роли гидов выступают первокурсники Киево-Могилянской академии. Но тема тяжела даже для академиков. Группы, по желанию самих школьников, сформировали раздельные, девичью и мальчишескую. Я примкнула ко второй.

Погода — классика золотой осени. Еще солнечно, уже прохладно. Каштаны — глянцевой россыпью по тротуару, рядом, у входа в КИМО, Киевский институт международных отношений, — «россыпь» дорогих машин. Именно здесь, на улице Мельникова, через десять дней после вторжения войск вермахта в столицу Украины, назначили точку сбора тем, кому адресовался приказ: «Всем жидам города Киева…» Вот и мы начинаем путь.

Слушаю, как Женя и Саша отвечают на собственные же вопросы. Говорят о сталинизме, о репрессиях, которыми выкосили лучших, а остальных приучили таиться, бояться. За что же любить тоталитарный режим?

Слушают бесстрастно. Лишь замечают, что в польском языке «жид» не оскорбительное слово. Хотя, возможно, просто смолоду владеют эмоциями. На том, что не только Львов, но и Киев встречал оккупантов букетами цветов, акцента в экскурсии для школьников не делают. Хотя и правду никто не прячет. В прошлом, семьдесят пятом году с момента трагедии Бабьего Яра, в Музее истории Киева презентовали мультимедийный проект, где, в числе прочих, помещены подобные архивные фото и плакаты.

Гиды предлагают прочесть еще фрагмент текста. Известный историк и музейщик приводит статистику: сколько мужчин из 930-тысячного города призвали с началом войны на фронт, сколько народа эвакуировалось в глубокий тыл.

— Но весь-то Киев не вывезешь все равно!

Сообща заключаем: остались, по большей части, женщины с детьми, старики, больные, да и те, кто по разным причинам просто не успел или не захотел уехать.

— Как в Донецке, — заключает высокий парень с волнистыми, до плеч, волосами.

— И тут собирают отдельно евреев, составлявших примерно четверть населения… 29 сентября — Йом-Киппур, то есть, Судный день, самое серьезное событие года в иудаизме. Какая у них могла быть реакция? — для Жени Белоцкого этот маршрут значит куда больше, чем экскурсия.

— Бежать! Нет, наверное, думали, что повезут на землю обетованную! Сказали же взять вещи, документы! — наперебой.

— А у не евреев какая реакция? — спрашивает Саша Емельянова.

— Не придали значения! Да ну, может, хотели тоже заграницу, думали пристроиться на вокзале!

Остановка на улице семьи Хохловых. Там колонну, двигавшуюся практически без понуждения, сжали в узкий ручей, а по сторонам появились солдаты с овчарками на поводках. За два сентябрьских дня, строго в рабочее время, с перерывом на ночь, нацисты казнили 33 771 человека.

Группе розданы видеоплееры с наушниками: свидетельства тех, кто выжил в Бабьем Яру, таких всего 29, и воспоминания очевидцев.

«Включений» несколько. Я приведу лишь фрагменты рассказа киевлянки Дины Левиной, записанного в 1998 году. В момент трагедии ей исполнилось 14 лет.

— …Наш двор пошел весь… С детьми маленькими, с колясками. Мы с мамой взяли чемоданчик, корзиночку и альбом с фотографиями. Меня соседи вытолкнули: «Спроси!» А у нас в пятом классе уже был немецкий, и я несколько слов у солдата спросила. И он: «Фарен, фарен!» То есть, вывезут, не бойтесь.

…Начали вырывать золото, если сережки, то и с куском уха, если не могли расстегнуть. Люди начали кричать, плакать, но тихонько. И, наконец, вышли к яру. Ну, тут невообразимо стало. Подгоняют палками, плетками на середину, говорят раздеваться до нижнего белья. Уже никто ничего не спрашивал…

Я возле мамы оказалась. И такие дорожечки ведут на горку с этой стороны. А там пулеметчики. Люди поднимаются, становятся лицом к яру, спиной к ним, и они строчат. Все это вот так шевелилось (показывает рукой волну. — О. М.). А они потом достреливали. Мы с мамой тоже поднялись на горку, уже ничего не соображали. Только слышали пулеметную очередь и все. И сверху полетели тела. Когда стало темнеть, это закончилось. Смотрю, еще какие-то люди двигаются. Но не разговаривают друг с другом, только мычат. Мы с какой-то женщиной или девочкой вот так отодвигали тела, вылезли из трупов. И царапались наверх. Ничего не говорили, только воздух хватали. Нас спасло, что мы в первую ночь выбрались».

Дальше. Солнце, каштаны. Больше не удивляются: «Почему они не сопротивлялись?» Впрочем, слышу, как за моей спиной спорят о… преимуществах разных классов бронежилетов с титановыми пластинами.

— Да просто надо разрешить каждому оружие иметь, как в Штатах! — финал дискуссии на тему самозащиты.

Подходит психолог Анна Ленчовская. Об Ане, основательнице «Пространства толерантности», я обязана сказать и как о координаторе в Украине Фонда Шоа — хранилища документальных историй Холокоста. Фонд учредил Спилберг после съемок «Списка Шиндлера». Украинская «коллекция» записей, собранная в середине 90-х, три с половиной тысячи интервью, — самая большая, сообразно масштабу трагедии. Вместе с украинским режиссером Сергеем Буковским, автором документального фильма «Назови свое имя по буквам», Ленчовская в 2006-м создала мультимедийное пособие для учителей, регулярно проводит с ними тренинги:

— Мы основываемся на аксиологическом, то есть, ценностном подходе. Раньше история шла как история битв и побед, а мы даем историю судеб. Первоисточники! Обращаемся к подросткам, которые не знают, но хотят знать. Вот кто такие свидетели, например? Соседи, дворник… Кто пытался помочь или просто стоял в стороне и наблюдал?

Когда в прошлом году на государственном уровне готовили помпезные мероприятия по поводу 75-летия Бабьего Яра, я прочла мнение Анны: «Лучше бы эти деньги потратили на десять образовательных проектов, чтобы перековать сотни вандалов». А еще она занимается интеграцией в новую жизнь маленьких переселенцев с Донбасса — проектом «Строим мосты, а не стены», устраивает выставки «Вместе» с детьми из разных регионов, разных национальностей…

— Вот сейчас работают со сложным термином… — прислушивается Ленчовская к реакции на вопрос «Что такое дегуманизация?»

— Раздели догола. Чтобы, как животные на охоте.

Мы у юго-восточного рва. Жужжит газонокосилка. Сквозь кроны просвечивает главный, советской поры, монумент: мускулистые торсы борцов, так не похожих на Дину Левину. За годы независимости на территории прибавилось десятка три отдельных знаков памяти: еврейская менора, кибитка ромов, крест на месте казни украинских националистов, камень на месте казни подпольщиков, на месте казни военнопленных, на месте казни душевнобольных из Кирилловской лечебницы… Сколько жертв принял Бабий Яр за годы оккупации, 100 000, как считают, или гораздо больше, уже не узнать никогда.

— …Кто творит историю? — спрашивает Женя Белоцкий.

— Люди.

— Победители.

— Никто. Она сама создается, — как эхо.

— А что такое справедливость?

— «Каждому — свое!» — произносит мальчик в серой ветровке, явно знающий о классическом принципе все, включая надпись на воротах Бухенвальда. И тушуется:

— Жизнь вообще несправедлива.

— Убивать безоружных — несправедливо.

Школьников просят включить диктофоны и записать впечатления. Слышно, как у подножия монумента аплодируют своим экскурсоводам девочки.