Меня к нему влечет.

Он достойно мог бы представить Человека на самом высоком Суде. И обошелся бы без защитников. Сам. Жизнь выдающегося театрального художника нашего времени и невероятно одаренного писателя Эдуарда Степановича Кочергина не может быть примером, потому что опыт его беспримерен. Судьба с детства положила ему испытания, преодоление которых не участь, а поступок.

Что предложила ему жизнь для начала?

Государственное сиротство.

Отец репрессирован и погублен, мать сослана. Он сын врагов народа определен в детский дом в Сибирь, для воспитания из ребенка рядового, лишенного памяти и воли безликого винтика в ржавой, но исправно работающей на уничтожение личности машины.

Чем он ответил любимому Сталину и его строю?

Сопротивлением.

Без прав и средств мальчишка — бежал в родной Питер в надежде встретить свою мать. Не месяцы бежал — годы. Его ловили и возвращали, а он снова брел по тылам страны, встречая и злых и добрых, умных и не очень, разных, и впитывая образы военной и послевоенной страны, без нужды запоминая их. В отважной и опасной одиссее он заметил в себе, пацане, способность строить изображение и, пользуясь этим даром, часто зарабатывал право на жизнь. Наколотые и гнутые из медной проволоки профили вождя порой спасали его.

Эдик Кочергин победил в этой войне. Он вернулся в Город в пятьдесят третьем году и встретил свою «матку Броню», освободившуюся из лагерей после смерти усатого.

Кем он мог стать, оказавшись в послевоенной, скрываемой от чужого глаза среде бездомных инвалидов, сирот, юродивых, воров и проституток? В лучшем случае никем. А он, защищенный опытом и уникальным для его возраста внимательным состраданием, становится глубоким, не по возрасту, наблюдателем драматических судеб и узнавателем (почти Кочергинское слово) отверженных — людей.

Из тех, послевоенных коридоров, писал Высоцкий, дорога была одна. Но Кочергин нашел другую.

Надо было кроме таланта обладать силой веры в себя, чтобы после полученного уличного образования закончить постановочный факультет Театрального института (курс Николая Акимова) и стать лучшим театральным художником (сценографом, теперь говорят) в стране. Или (для удовлетворения чрезвычайной скромности Эдуарда Степановича) одним из самых лучших! Допустим, трех. Это мой выбор.

Без Давида Боровского не случилось бы на Таганке многих любимовских открытий и сценических удач в других театрах.

Без Сергея Бархина не удалась бы лучшая русская театральная провинция и блистательные премьеры в обеих столицах.

Без Эдуарда Кочергина немыслим БДТ и десятки удач других сцен страны (а также США, Германии, Франции, Японии, Польши…), где шли спектакли в декорациях, им придуманных. МХТ, Таганка, «Современник», театры: Малый драматический, Моссовета, Маяковского…

Точнее, именно с Кочергиным театральные удачи и мыслимы! Работа в Большом драматическом театре (где Кочергин многие годы главный художник) с великим режиссером Георгием Товстоноговым — это партнерство двух выдающихся Мастеров одаренности невероятной и двух самобытных и острых характеров.

Мне не удастся (а кому удастся?) нарисовать образ человека, похожий на его представление о себе.

Ну да: достоинство, правда поведения, честное отношение к миру и человеку (любому), реализованный талант, мудрость создаваемых им образов, деликатность, независимость, верность дружбе, обаяние величия человека, который сам о нем не подозревает… Это только слова. Впрочем…

Между словами о Кочергине есть воздух.

Между словами Кочергина есть воздух.

Между поступками Кочергина есть воздух.

В макетах и декорациях Кочергина есть воздух.

Этот воздух и составляет суть того, что надо знать о Кочергине Эдуарде Степановиче.

Потому что это он.