Бинбанк следом за «Открытием» переходит под контроль Фонда консолидации банковского сектора. Формально это новый механизм финансового оздоровления, хотя по существу, конечно, национализация.

В России это слово имеет устойчиво негативную коннотацию, потому что понимают под ним, как правило, экспроприацию успешных бизнесов против воли владельцев по политическим мотивам. В этом смысле национализацией можно считать поглощение ЮКОСа «Роснефтью», хотя формально механизм там был совсем другим: ликвидация компании и продажа ее активов с аукциона. Прямой национализацией было возвращение контрольного пакета акций «Башнефти» в государственную собственность (правда, в этом статусе акции были недолго и вскоре достались той же «Роснефти»).

В кейсах «Открытия» и Бинбанка все по-другому уже с точки зрения владельцев бизнеса. Они признают, что проиграли сами. Если Вадим Беляев делает это весьма сдержанно, то Михаил Шишханов в интервью РБК говорит прямо:

Тут есть два любопытных акцента.

Во-первых, Шишханов говорит, что его бизнес-модель перестала работать на падающем рынке, констатируя тем самым, что страна находится в состоянии экономического кризиса. В то время как, по официальным данным, мы бодро отталкиваемся от дна и выходим из рецессии.

Во-вторых, он говорит, что национализация банковского сектора не носит политических мотивов. Но дело в том, что это не тактическое, а как раз стратегическое решение, то есть государственная политика, которую в финансовом секторе определяет и реализует ЦБ.

Вот что важно: частичная национализация банковского сектора в условиях кризиса — это, в общем, нормальная практика, к которой неоднократно прибегали власти стран с рыночной экономикой.

В частности, в начале 90-х годов власти сначала Норвегии, а потом Швеции национализировали крупнейшие банки на фоне проблем с курсом национальной валюты. А спустя некоторое время снова продали их. Шведы повторили этот трюк в 2008–2009 годах. После легендарного азиатского кризиса, который у нас в стране отозвался дефолтом в августе 1998 года, крупнейшие банки национализировала и Южная Корея.

Кстати, обо всем этом можно подробно прочитать в работе «Стратегии выхода из банковского кризиса: международный опыт», которая в 2009 году публиковалась под авторством Ксении Юдаевой, тогда — директора Центра макроэкономических исследований Сбербанка РФ, сегодня — первого зампреда ЦБ.

США после ипотечного кризиса 2007–2008 годов пошли по несколько иному пути. Федеральная резервная система реализовывала политику «количественного смягчения», в рамках которой все банки получали огромные объемы ликвидности практически под нулевую ставку. Параллельно Минфин агрессивно наращивал долг. То есть банки могли брать дешевые деньги в ФРС и покупать у Минфина облигации с более высокой доходностью. Эта схема, безусловно, выглядит более рыночной, но по сути оплачивать спасение банковского сектора предстоит налогоплательщикам, ведь госдолг в конечном счете покрывается из налогов.

Кстати, ЦБ РФ, прежде чем принять окончательное решение о санации «Открытия», тоже проводил политику «количественного смягчения», но точечного и в режиме «ручного управления». В результате долг «Открытия» перед регулятором превысил триллион рублей, но спасти его это не могло. Потому что проблема была не во временном дефиците ликвидности, а в недостатках бизнес-модели, о которых, в частности, говорил Шишханов.

Большинство крупных частных банков включены в финансово-промышленные группы и кредитуют бизнесы их владельцев. Так, собственно, было всегда, но если с 1999 года экономика в целом росла, справившись с шоком 2008–2009 годов, то с 2013 года она находится в стагнации.

поэтому частные банки либо разоряются, либо переходят под государственный контроль. Увидим ли мы обратный процесс, и если да, то как скоро, зависит от общего дизайна экономической политики государства в следующем электоральном цикле.