Почему Чацкий не хайпанул

Этой весной мир взрослых вдруг обнаружил, что у молодежи есть политические убеждения, а летом открыл для себя рэп-баттлы. Я бы не сказал, что рэп-баттл Оксимирона и Гнойного — такое уж и знаковое событие. Знаковым его сделало другое: то, что в обсуждение баттла включились сразу несколько поколений: не только мое, но и поколение родителей, и даже дедов. И вот тут поднялся страшный хайп. А на волне его появились хайпожоры.

Я, собственно, не про рэп-баттлы. Я про хайп. Слово это английское. По-русски это шумиха, ажиотаж, общественный резонанс. У русского языка свои особенности, так что слово сразу обрусело, обзавелось однокоренными словами: хайпить (ловить популярность, гнаться за ней), хайпануть (сделать что-то громкое), хайпер (человек, который заработал популярность, вызвал резонанс). Повесить фоточку в Инстаграме — это не хайпить. Хайпа нет без резонанса. Не важно, что ты делаешь, важно, когда это начинают обсуждать.

Слово «хайп» не несет в себе отрицательного посыла. Сам по себе хайп — это неплохо. Лайки, просмотры, ссылки, монетизация — так сейчас устроена популярность. Ты делаешь батл. Или ты берешь интервью с дурацкими музыкальными вставками.

А вот хайпожор — это тот, кто пытается оседлать хайп и на нем подзаработать. Видишь, что что-то популярно — и к этому присасываешься. Стараешься заработать на просмотрах, тыришь чужие названия, быстренько сооружаешь статью или лекцию о чем-то нашумевшем. Журналистика вообще по определению хайпожорство — глупо за это катить на журналистов бочку.

Есть люди, которые просто хайп-машины. Например, Оксимирон. Он поддерживает популярность из ничего. Он год не выпускал ни клипа, ни трека, потом разместил одну фотографию в Инстаграме — и она выстрелила лучше, чем все возможные релизы. Так что врут, что если тебя год нет в соцсетях, про тебя уже все забыли.

Оксимирон влияет даже на те культурные прослойки, которые далеко отстоят от рэп-культуры. В обсуждение его текстов включаются учителя-словесники, люди начинают печатать на футболках его фразочки — realtalk или thinkaboutit. Пять лет назад он приехал никому не известный, как какой-нибудь Чацкий, из своей Англии правила навязывать, а этой осенью собирает «Олимпийский». С Чацким он сам себя сравнил: «Я должен, наверное, молчать и остановиться и не соваться менять все, как Чацкий, из-за границы». Сначала всех привлекало то, что вот — чувак из Оксфорда рэп читает, когнитивный диссонанс. Но это еще и вызов обществу — очень дерзко по посылу, резко, как у Чацкого, бескомпромиссно — но еще и на высоком художественном уровне. И вот тогда он начал завоевывать аудиторию — без продюсеров, без лейблов, и теперь она шире, чем у топовых исполнителей.

Кстати, вот если бы Чацкий выступал в Царскосельском лицее, а не в гостиной у Фамусова, то его бы поняли, не пришлось бы и карету просить. Единственный из политиков, кто это понимает, — это Навальный. Он хоть как-то на волне и правильно работает с целевой аудиторией. У остальных — стыд испанский. Хотите понять, что такое стыд испанский, посмотрите дебаттл Оксимирона против Жириновского, такой ролик партии «Справедливая Россия». Вот это и есть хайпожоры. Они давно живут в придуманном мире, как им попадать в то, что люди подхватят, когда они этих людей даже из окна машины не видят?

Хайп не переходит в вечность. Пффф — и он спадает. И быстрее всего забывают тех, кто пытался делать то, что популярно, а не то, что от души, — это сразу становится никому не нужно.

Из старшего поколения лучше всех сечет Шнуров. Он все понимает про спрос и идеально умеет делать продукт, который в этот спрос попадает, — «на лабутенах», ага. Рэперы и Шнуров — больше никто сейчас в российской музыке этого толком не умеет.

Русскому рэпу всего-то лет двадцать, сама культура заимствованная, пришла оттуда, отстает от той на несколько лет, все новые веяния тащит оттуда — и баттлы, и крауд-рэп, и трил, и южный звук… Ребята, которые знают английский и разбираются в музыке, которые умеют это быстро подхватить и адаптировать, которые умеют этим жить и дышать — они и взлетают в топ-чарты. Хайпожоры? Нет. Они работают.

Андрей Артемьев, 2-й курс