С чего это многие решили, что мы эмигрировали? Юлия Латынина, выступая на «Эхе Москвы», сказала лишь, что находится, как и ее родители, вне России и, видимо, не вернется в ближайшее время. Это уже в процессе распространения информации в СМИ «ближайшее время» превратилось в «никогда», а отъезд — в эмиграцию.

На самом деле мы с мужем часто уезжаем осенью за границу, пережидая сезон дождей, слякоти, гололеда и переломов костей в более теплом климате. И неизменно возвращаемся домой. Юлия же большую часть времени проводит в Москве.

Напомню: сначала нашу переделкинскую дачу и Юлину машину облили какой-то вонючей ядовитой гадостью, как раз когда Юлия приехала к нам (а это означает, что за ней следили). Мы расценили это как акцию устрашения, предпринятую теми же людьми с «лобным» юмором, которые прошлым летом плеснули в Юлю дерьмом, и решили, что подобное приглашение к отъезду из России жизни не угрожает.

Как теперь выяснилось — ошибочно. Ибо утром 3 сентября Юлина машина загорелась.

И вот это уже было страшно.

Я никогда не видела горящей машины кроме как в кино, но я знаю, что ее бензобак может взорваться в любую секунду, и человеку следует бежать от огня прочь. А мой муж, Леонид Латынин, выскочив из дома с огнетушителем в руках, стоял около бензобака.

Я орала, чтобы он отошел — рванет! Он не слушал.

Понимал ли муж, что бензобак может взорваться? Понимал.

Но машина стояла среди деревьев, близко к нашему деревянному дому — мемориальному, как и все старые переделкинские дачи. Здесь жил Всеволод Иванов, здесь живет его сын — великий ученый академик Вячеслав Всеволодович Иванов, сюда приходил Борис Пастернак и Анна Ахматова, здесь хранится немалая часть библиотеки и архива Вячеслава Всеволодовича Иванова — соседством и дружбой с ним и его женой Светланой мы были счастливы многие годы. Здесь, наконец, рукой подать до музея Пастернака, разделяют нас только большие сосны, которые прекрасно горят.

Юля, находившаяся в это время в Европе, перепугалась за нас больше, чем за себя, и просила немедленно уехать. Мы послушались.

Я сильно надеюсь, что на сей раз дело о поджоге не закроют «за отсутствием состава преступления», как было закрыто СК России дело о нападении на Юлию год назад, что добавило нанимателям уголовной швали чувства безнаказанности. А я со своей стороны могу предложить следствию ниточку — воспользоваться «дедуктивным методом» Шерлока Холмса.

Не одна я заметила, что информация относительно поджога и отъезда Юлии Латыниной сопровождалась всплеском активности тех, кого в сети именуют «ольгинскими троллями». Как филолог, занимавшийся некоторое время теорией стилей, я прекрасно вижу, что все эти комментарии с устойчиво повторяющимися мотивами дерьма (неизменным «лобным» юмором) и даже одинаковыми стилистическими оборотами и смысловыми клише (скатертью дорога, станет легче дышать от либерального смрада, дерьмо к дерьму липнет, мало дерьма на нее пролили, либерасты дерьмовые, сама подожгла свою вонючую машину) восходят к некоему образцу, варьировать темы которого поручили троллям.

Но почему случился такой аврал у троллей? «У них же сегодня ударная вахта, — иронически замечает один из участников обсуждения последнего «Кода доступа». — Двойная оплата им, и гадить будут в два раза больше обычного».

Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться о связи между отрядами проплаченных сетевых пакостников с боевыми отрядами хунвейбинов российского разлива. Может, и следствие эту связь заметит и исследует?

Впрочем, я не столько верю во внезапное прозрение правоохранительных органов, сколько в логику истории. Судьба хунвейбинов, штурмовиков, опричников, наемных громил — как бы они не назывались — во все времена одинакова. Сначала властитель видит в них опору, потом он начинает загонять выпущенного джинна обратно в бутылку. Опричников, если кто помнит, Иван Грозный самих отправит на плаху, а хунвейбинов Мао не только породил, — он же сам с ними и покончил, безжалостно расстреляв главарей и сослав рядовых бойцов.

Наши отечественные хунвейбины помельче будут, так что тут хватит одного начальственного окрика и прекращения финансирования «гнева народа». Я не слишком верю в глобальные счастливые перемены и грядущее сияние демократии, но в то, что такой окрик последует, — все же верю.