Словно бы ветром принесло лозунг эпохи: «Развеян миф о непобедимости канадских профессионалов». Мы рождены, чтобы сокрушать их мифы.

Трансляция была не прямой — ​игра состоялась поздно ночью по московскому времени, 2 сентября по канадскому календарю. Но ни одна живая душа в стране, кроме дипломатов, служивших в государствах вероятного противника, руководства страны и спортивного начальства, не знали о том, что наши не просто победили, а что-то там «развеяли».

Почему-то считается, что Тарасов не рвался играть с профессионалами. Даже открытые источники — ​его собственные книги — ​свидетельствуют ровно об обратном. Игры со сборной НХЛ должны были стать венцом его карьеры, доказательством преимуществ советского хоккея и советского строя. К ним он готовил лучших своих питомцев — ​от Фирсова до Третьяка, наигрывал тактические схемы, пробовал и тасовал тройки и пятерки, экспериментировал, вводя в хоккей понятие полузащитника. Один из его экспериментов своим следствием имел тот факт, что даже в Суперсерии — ​1972 — ​Михайлов и Петров играли без Харламова: в сезоне 1971/1972 Тарасов в ЦСКА разбил наигранную тройку, заменив Харламова Юрием Блиновым, а Харламов с Владимиром Викуловым стали нападающими в пятерке, где появились полузащитники — ​Геннадий Цыганков и Анатолий Фирсов; на чемпионате мира‑72 и в Суперсерии Харламов играл в сборной с Викуловым и Мальцевым, но сразу после игр с канадцами великая тройка была восстановлена в правах.

Запрет президента Международной хоккейной ассоциации Джона Ахерна на участие профессионалов в чемпионатах мира (а, значит, по факту и в Олимпийских играх) мешал реализации планов Тарасова. Его невольным союзником стал Пьер Трюдо, который сказал во время официального визита в Москву в 1971-м: «Давайте позволим нашим лучшим игрокам сыграть с вашими лучшими — ​без всяких предварительных условий».

В апреле 1972-го, во время чемпионата мира в Праге, официальные лица с обеих сторон договорились о том, что Серия будет проведена. К этому времени Тарасов уже не был тренером сборной. С советской стороны над организационными вопросами работал в том числе ответственный секретарь Федерации хоккея СССР, бывший хоккейный судья и игрок ЦДКА Андрей Старовойтов. Существует устойчивая легенда, которая может оказаться и правдой, что Старовойтов не смог простить Тарасову «отставки» из ЦСКА. Месть — ​это блюдо, которое подают холодным. И вот, спустя более чем два десятилетия, уже Старовойтов «отставил» Тарасова, только не из ЦСКА, а из сборной. Хотя, конечно, это было не его единоличное решение.

Как раз советский спортивный функционер и не был большим сторонником Серии. Надеялся на то, что клубы не отпустят в сборную Канады лучших игроков. Вынужден был вести сложную бюрократическую интригу с Джоном Ахерном, чтобы тот по крайней мере не возражал против самого факта проведения Серии. А вот с противоположной стороны мотором «сделки» был куда более эксцентричный и энергичный персонаж — ​исполнительный директор Ассоциации игроков НХЛ, легендарная и весьма противоречивая фигура Алан Иглсон.

В интервью журналисту Всеволоду Кукушкину Иглсон говорил: «В 1969 году я приехал в Швецию на чемпионат мира. Я был ярым канадским болельщиком, и меня задевало, что на мировых первенствах регулярно побеждала советская команда. На том турнире в составе нашей сборной играли Кен Драйден, Уэйн Стивенсон и еще семь хоккеистов калибра НХЛ, но мы заняли лишь четвертое место. Именно тогда и начались переговоры с русскими о серии матчей с командой НХЛ. Шли они долго, но в итоге закончились успехом.

Я не хотел, чтобы в Серии было четное количество матчей. Предложил сделать так, как в розыгрыше кубка Стэнли, — ​определять победителя в Серии из семи поединков, но Андрей Старовойтов настоял на восьми. Нам было все равно, где начинать, — ​полагали, что без особого труда возьмем верх в семи из восьми матчей. И когда Андрей предложил начать Серию у нас, мы согласились»…

14 августа года сборная НХЛ, она же сборная Канады, была собрана под началом тренера Гарри Синдена в Торонто, чтобы начать тренировки в ледовом дворце Maple Leafs Gardens. За две недели было нелегко наиграть сборную, создать из ярких индивидуальностей команду, вдохнуть в этот конгломерат профессионалов-индивидуалистов командный дух. Из троек только одна была по-настоящему сыгранной — ​Вик Хэдфилд, Жан Рателль, Род Жильбер из New York Rangers…

Советские «разведчики» — ​Борис Кулагин и Аркадий Чернышев побывали на тренировках канадцев. Спортивный журналист Дмитрий Рыжков писал: «Мне довелось тогда беседовать и Чернышевым и Кулагиным. Оба с улыбкой рассказывали о тренировках сборной НХЛ — ​мол, у нас даже детские команды тренируются с большей нагрузкой. Посмеялись над режимом дня НХЛовцев — ​после тренировки все куда-то разъезжаются».

С противоположной стороны — ​канадской — ​царили не только шапкозакидательские настроения. Нервничал уже не только Драйден. Гарри Синден, прославившийся необычайной подвижностью за скамейкой запасных, клетчатым пиджаком и сильно расслабленным галстуком, признавался одному из журналистов: «Я дьявольски нервничаю. Больше всего меня беспокоит скорость, с которой они играют». И это несмотря на то, что тренеры-«разведчики» с другой стороны Боб Дэвидсон и Джон Маклелан (главный скаут и главный тренер Toronto Maple Leafs), наблюдая 22 августа 1972 года в Ленинграде за тренировочной игрой сборной с ЦСКА, остались разочарованы уровнем советских хоккеистов и особенно голкипера Третьяка, схлопотавшего 8 шайб. Кто ж знал, что Третьяк был расслаблен из-за предстоявшей на следующий день свадьбы, а предыдущим вечером он отмечал с друзьями-хоккеистами грядущее бракосочетание. К тому же он стоял в воротах практически второго состава ЦСКА, против которого играл, в сущности, первый состав этой же команды, почти в точности совпадавший со сборной СССР (устоявшаяся шутка тех лет квалифицировала сборную как «ЦСКА + Мальцев»)…

Доминирующим настроением было требование быстрой и разгромной победы Канады во всех восьми матчах. Репортер Globe & Mail Дик Беддаз пообещал «съесть свою колонку при полной луне с тарелкой борща на ступеньках советского посольства». В колонке, разумеется, прогнозировалось поражение сборной СССР. Во всех восьми матчах. Тренировка сборной Советского Союза в Монреале дезориентировала публику — ​наши, возможно, специально тренировались спустя рукава. Канадцы же на разминке в день игры, наоборот, продемонстрировали все, на что были способны, — ​в качестве акции устрашения…

В этот жаркий выходной день, 2 сентября, субботу, традиционное время для Saturday Hockey Night, в монреальском «Форуме», где, кстати, не было кондиционеров, все было готово к исторической встрече лучших канадских и советских хоккеистов.

В раздевалке советской сборной внезапно появился в сопровождении переводчика… Жак Плант, легендарный вратарь, в свои 43 года продолжавший карьеру в Maple Leafs. Усевшись рядом с Третьяком и вооружившись мелом, Плант начал наглядно объяснять, как играют Эспозито, Маховлич и Курнуайе и что вратарь может противопоставить их мощи.

Возможно многоопытный мастер, первый вратарь, надевший маску, просто пожалел своего юного коллегу, игравшего в смешной для канадцев «птичьей клетке» на голове. Ведь он, Жак Плант, тоже был уверен в победе канадской сборной. Во всех восьми играх.

Глазами Кена Драйдена 2 сентября выглядело так: «Когда мы вышли на лед, я довольно сильно нервничал. «Форум» был словно наэлектризован. В зале не было ни одного свободного места. Всю разминку зрители приветствовали нас стоя, а когда на лед вышли русские, зал, к моему великому удивлению, устроил им такую же овацию. Меня это потрясло. Я плотно сжал губы. Спина напряглась. Мною овладела решимость. Мне казалось, что я готов к бою».

Третий вратарь сборной Канады в Суперсерии, Эд Джонстон из Bruins, наблюдая за Третьяком, говорил, что тот исповедует такой же «научный подход» к игре, что и Жак Плант. Но в первые минуты первого исторического матча Серии научный подход и подражание Планту Третьяку не помогли. Канадцы забросили два быстрых, обескураживающе быстрых, гола.

На самом деле — ​разочаровывающей была самая первая шайба, заброшенная Эспозито на добивании. Уж очень нервозной была атмосфера. Георгий Рагульский, представитель советского спортивного чиновничества, стоявший на красном ковре перед игрой рядом с самим Трюдо, волновался так, что едва справлялся со своим лицом. Чего, впрочем, нельзя было сказать об одетых в одинаковые синие клубные пиджаки с нелепо яркими пуговицами Всеволоде Боброве, веселом и доброжелательном, и Борисе Кулагине, спокойном, как статуя Будды. Они дружелюбно пожимали руки элегантным, как и основная часть публики в монреальском «Форуме» в этот вечер, Гарри Синдену и его помощнику Джону Фергюссону.

Тогда не высчитывали время владения шайбой, но после первого гола наши по этому показателю доминировали: до седьмой минуты, когда Хендерсон во второй раз распечатал Третьяка, в игру вступал, и вполне всерьез, только Драйден. Игра вообще в первом периоде велась корректно, на очень низких скоростях, соперники приглядывались друг к другу, не слишком удачно играли в большинстве. Хотя после второй шайбы казалось, что с Суперсерией все ясно — ​канадцы сильнее.

Нюанс состоял только в том, что Бобров предупреждал команду — ​не паниковать, если пропустим быстрые голы. Никто и не паниковал, хотя в первом периоде совершенно потерялись самые техничные и яркие — ​Харламов и Мальцев. Отличились Петров с Михайловым и спартаковская тройка, особенно заметным, в том числе и благодаря габаритам, был Якушев. Первую шайбу забросил Зимин, вторую — ​на добивании, после того как Драйден парировал бросок Михайлова, — ​Петров. Это случилось за две с половиной минуты до конца первого периода. В игре произошел очевидный перелом.

Психологическая разгрузка автоматически раскрепостила тайное русское оружие — ​Валерия Харламова.

Наш выдающийся форвард забросил за время всей Суперсерии всего три гола. Потому что после того, как он в первой же игре отличился, причем необычайно эффектно, канадцы держали и прикрывали именно его, и Харламов зарабатывал очки результативными передачами. Персонально к нему был прикреплен Рон Эллис, потом Бобби Кларк повредил Харламову лодыжку, по сути «вырубив» его до конца Серии. И вообще, как говорил потом тот же Эллис, «этот уровень нашей агрессии был незнакомой территорией для русских».

Получается, что своими великолепными голами во втором периоде первой игры Харламов чуть ли не подписал сам себе приговор. Причем на долгие годы вперед. За ним всегда велась самая настоящая охота. В шестом матче Суперсерии 1974 года Харламов был просто избит защитником Риком Лэем. А когда в январе 1976 года во время очень грязной игры ЦСКА с самой жестокой командой НХЛ — ​Philadelphia Flyers, Харламова в очередной раз чуть не убили, и он лежал на льду, будучи не в силах подняться от боли, Константин Локтев в знак протеста увел команду с площадки. Мировому хоккею Валерий Харламов нужен был живой и не покалеченный. Тогда ЦСКА проиграл 1:4, потому что вернувшиеся на ледовую арену игроки были морально раздавлены невероятной грубостью Flyers.

Пока же в монреальском «Форуме», накалявшемся от жары и духоты, игра шла относительно корректно, хотя даже во время этого матча был заметен своей немотивированной грубостью Бобби Кларк, который, правда, пока отыгрывался на Александре Мальцеве, блестяще ассистировавшем Харламову. Сам Мальцев, обладавший шикарной размашистой обводкой, был фактически выключен агрессией канадцев: они встречали его запрещенными приемами там, где он не привык их ожидать, играя в европейский хоккей. Было видно, что в очередной раз поднимаясь со льда, Мальцев был даже не просто возмущен, а оскорблен — ​почему ему не дают играть красиво, как он привык?

Наверное, канадцы поняли, что у них проблемы, когда познакомились с мастерством Харламова. Второй ключевой проблемой стала игра взявшего себя в руки Владислава Третьяка. Канадцы не могли понять, как Харламов забросил эти две магические шайбы. Но они не могли найти ключа и к воротам Третьяка, который даже на колени не падал, когда они расстреливали его в упор. Словно читал мысли канадцев на расстоянии.

Вот как об этом писал Кен Драйден в книге «Хоккей на высшем уровне», которая в оригинале называлась «Вбрасывание на высшем уровне»: «И вообще, сомневался ли кто-нибудь в том, что мы легко преодолеем сопротивление русских? В этом усомнился Валерий Харламов. Он играл на левом крыле первой тройки советской команды и двигался с неимоверной быстротой. Находясь у противоположного борта, он получил шайбу от Александра Мальцева. Ушел от Рода Джилберта (так в русском переводе транскрибирован Жильбер. — ​А. К.), обыграл Дона Оури. Совершенно неожиданно шайба проскакивает у меня между ног и влетает в ворота. Русские повели 3:2. И тут они стали играть с нами в «ну-ка отними»…

«Первый гол высвечивает такое качество Харламова, как великолепная обводка, второй — ​точность и силу его броска, — ​писал историк хоккея Тодд Дено. — ​Оба гола иллюстрируют его взрывную скорость». Эти качества Харламова остались незамеченными скаутами, хотя во время тренировок и разминок прямо перед началом Серии Гарри Синден опытным глазом отметил для себя именно этого форварда. Котом в мешке оказался для канадцев и Владислав Третьяк. «Скауты должны быть расстреляны», — ​констатировал в своей грубоватой манере Фил Эспозито.

Скорее всего, фраза, которую приписывают Харламову, якобы получившему предложение перейти в НХЛ за миллион долларов: «Без Петрова и Михайлова не пойду» — ​легенда. Во-первых, тогда Харламов играл не с Петровым и Михайловым, а с Мальцевым, с которым его связывала очень близкая дружба и вне льда. Во-вторых, сюжет с 1 миллионом долларов появился 4 сентября в газете Globe & Mail, которая цитировала владельца Toronto Maple Leafs Харольда Балларда, заявившего, что он отдал бы миллион за этого «лучшего молодого нападающего в мире». Но сам факт приглашения действительно был. Об этом в своих воспоминаниях писал Третьяк. Рассказ Бориса Михайлова приводит в своей книге «Александр Мальцев» Максим Макарычев: капитан сборной СССР, как старший по команде ответил Балларду, появившемуся в раздевалке советской сборной: «Я поблагодарил канадца за приглашение и, естественно, отказался, подчеркнув, что мы советские миллионеры, нам и дома хорошо»…

У канадцев в первой игре не сработало ничего из того, на что полагался Синден. Маховлич, Эспозито, Курнуайе выглядели собранием индивидуальностей, но никак не сыгранной тройкой. А сыгранная тройка Рателля из Rangers, самая результативная в НХЛ сезона 1971/1972–312 очков, просто никак не смогла себя проявить, не приспособившись к советскому стилю игры.

Сыгранность, физическое превосходство, индивидуальное мастерство — ​по всем этим показателям советская сборная в первой игре была сильнее. Да и вели себя наши гораздо более спортивно, чем канадцы, которые едва не затеяли две драки в третьем периоде — ​после нападения Вика Хэдфилда на Третьяка и удаления Ги Лапуэна, когда раздосадованный Эспозито ударил Петрова только потому, что тот попался ему под руку.

За пять секунд до конца игры, когда Блинов спокойно катался с шайбой, растягивая время, оставшееся до конца исторического матча, канадскую скамейку покинул Гарри Синден. На послематчевое рукопожатие канадцы не вышли. Только Кен Драйден — ​все-таки интеллигентный человек с университетским образованием — ​приветственно поднял клюшку и, словно извиняясь за товарищей по команде, смущенно кивнул. Правда, существует версия, согласно которой канадцы не знали о европейской традиции рукопожатий после игры. Скорее всего, это отговорка.

Зато публика «Форума» спасла репутацию Канады — ​она аплодировала советским хоккеистам, которые отблагодарили ее, подняв кверху клюшки. Возможно, зрители понимали, что присутствуют при рождении хоккея нового типа.

Советская команда повторила успех и даже почти счет 1954 года. Только на этот раз цвета Канады представляла не любительская East York Lyndhursts, а сборная НХЛ. Что и позволило газете Globe & Mail выйти с заголовком, который вошел в историю: Canada mourns hockey myth — ​«Канада оплакивает хоккейный миф».