В 1939 году некоторых исполнителей Большого террора осудили за «нарушение социалистической законности». Но «социалистическая законность» при проведении этих операций отсутствовала не потому, что отдельные чекисты ее нарушали. Она отсутствовала в принципе. Незаконны, даже в рамках советского законодательства, были сами приказы о массовых операциях. В Конституции 1936 года написано, что правосудие в СССР осуществляется судами. «Тройки», «двойки» и прочие внесудебные органы Конституцией не были предусмотрены. А именно они осуществляли «правосудие» в ходе массовых операций.

Недавно мне на голубом глазу заявили, что «тройка» — это судья и два народных заседателя. Похоже, это довольно распространенное мнение. Поясню, как это работает. Сверху спущены лимиты и жестко контролируется их выполнение. Людей арестовывали просто потому, что они оказались знакомыми ранее арестованных людей. Идет следствие (о том, как оно идет, — позже) и заканчивается обвинительным заключением. Это заключение передается в «тройку». «Тройка» — это не судья и два заседателя. Это, как правило, начальник регионального управления НКВД, прокурор (областной, краевой или республиканский) и первый секретарь ВКП (б). Никаких адвокатов, прений сторон и прочей буржуазной ерунды. И разумеется, обвиняемый не присутствует.

Секретарь зачитывает обвинительное заключение, а то и не зачитывает, если времени не хватает. «Тройка» решает, по какой категории пустить обвиняемого. По первой — расстрел, по второй — лагерь. Точнее, даже не решает, по каждому человеку категория рекомендована, нужно только утвердить.

С национальными операциями все еще проще. Выписки из обвинительных заключений сшиваются в «альбомы», альбомы отправляются в Москву, где их Ежов с Вышинским подписывают не читая.

Вот и все правосудие. Внесудебные органы были незаконны сами по себе, и так же незаконны были их приговоры. Поэтому во время пересмотра дел в 90-е годы прошлого века эти приговоры, за редкими исключениями, отменялись почти автоматически.

Даже ярые защитники сталинского правосудия, говоря о «тридцать седьмом годе», стыдливо избегают слова «законность», заменяя его словом «справедливость». Между тем в правосудии важна процедура. Даже если человек трижды виноват, но процедура нарушена, дело должно быть пересмотрено. Многим нашим согражданам это до сих пор непонятно, когда ЕСПЧ, например, не рассматривая дело по существу, требует его пересмотра уже за нарушение процедуры.

Кстати, еще один штрих к социалистической законности: 7 августа 1937 года прокурор СССР Вышинский разослал прокурорам республик, краев, областей указание о том, что в ходе реализации приказа № 00447 предварительной санкции на арест не требуется. В итоге следователю НКВД спущен план по арестам, за который он отвечает в самом прямом смысле слова головой. Он может арестовать кого угодно без санкции прокурора и обвинить в чем угодно. Желательно добиться признания «вины», но в принципе можно обойтись и без этого — «тройка» подмахнет приговор. И все это санкционировано сверху.

Есть еще два пункта приказа № 00447, о которых стоит упомянуть.

Приговоры к расстрелу должны приводиться в исполнение «с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения». Родственникам не сообщали о приговоре. Сообщалось, что в тюрьме «не значится» — и все. Позже родилась фраза «десять лет без права переписки». Жены обивали пороги, писали прошения, в семьях плодились мифы о том, что кто-то видел их отца и мужа в каком-то лагере. Этот феномен еще требует осмысления — до этого чекисты абсолютно не стеснялись публичности и даже для устрашения публиковали в газетах списки расстрелянных. По крайней мере сообщали семье, что человек расстрелян. А тут такой поворот и полная тайна. Может быть, понимали, что творят невиданное даже по меркам СССР преступление.

Еще один момент в приказе № 00447. Операция должна была продлиться 4 месяца, то есть закончиться 5 декабря 1937 года. На самом деле она продлилась почти на год дольше, но случайна ли дата 5 декабря, особенно в свете того, что 12 декабря состоялись выборы в Верховный совет по новой Конституции? Может быть, и случайна, хотя не исключено, что «кулацкая операция» попутно решала электоральную задачу. По Конституции 1936 года лишенных избирательных прав уже не было, и бывшие лишенцы, в основном — раскулаченные крестьяне, впервые после пятнадцатилетнего перерыва получали право голоса. Власть их откровенно боялась — бывших лишенцев было несколько миллионов. Правда, повлиять на результаты выборов они не могли, но «испортить праздник» — вполне. Даже после массового террора и зачистки электорального поля в стране нашлось более шестисот тысяч человек, проголосовавших против.