2 августа Дональд Трамп подписал закон «О противодействии американским противникам с помощью санкций». Выбора у него, по-существу, не было, так как Конгресс принял этот закон почти единогласно, и в случае наложения вето оно было бы легко преодолено. В специальном заявлении Трамп на удивление верно отметил, что закон «ограничивает полномочия президента, ставит в невыгодное положение американские компании, наносит ущерб европейским союзникам».
Ключевое условие эффективности санкций — максимально большое количество стран-участниц санкционного режима. Одностороннее введение американских санкций, проведенное вопреки возражениям европейских союзников, резко снижает их действенность как по возможному ущербу для России, так и по ожидаемому изменению в поведении Кремля на мировой арене. Иными словами, российское руководство под давлением таких мер вряд ли стало отказываться от «активных мер» во внутренней политике других стран, в которых его обвиняют (хакерские атаки, кампании дезинформации и пр.), не изменит позицию по Украине и Сирии и т.д.
Так ли уж безыскусны американские законодатели в делах внешней политики? Проблема в том, что возможное вмешательство России в президентские выборы в США в прошлом году рассматривают как угрозу американской демократии, основам конституционного строя, праву граждан суверенной страны выбирать своего лидера. Здесь недовольство союзников, даже таких близких, как ЕС, отходит на второй план.
Наиболее болезненными для официальной Москвы, пожалуй, являются три статьи закона: о докладах о близких к Путину элитах, что дает почву для расширения списка российских бизнесменов, для которых США будут закрыты (ст. 241), возможность введения санкций на госзаймы (ст. 242), ограничение практически на все виды сотрудничества (они подробно описаны в ст. 235), связанные с экспортными нефте- и газопроводами (ст. 232). Последняя статья особенно больно ударит по европейцам, которые в прошлом году получили 37,5% своего газа из нашей страны. Строительство новых газопроводов ставится под вопрос, равно как и модификация и ремонтные работы на ныне имеющихся.
Как зависит эффективность ограничительных мер от количества стран-участниц санкционного режима? Одной из ключевых целей западных санкций, например в отношении Ирана, является ограничение ядерной программы. В 1995 году администрация Клинтона ввела очередные, на этот раз торговые, санкции в отношении Ирана. Однако нежелание многих стран Европы и Азии присоединиться к ним привело к тому, что США перестали быть основным торговым партнером этой страны. Шло время, и в 2012 году ЕС также присоединился к торговому эмбарго в отношении исламской республики. В результате через три года было достигнуто соглашение по ядерной программе Ирана, последний взял на себя обязательства по ее ограничению, предоставив доступ для постоянных международных инспекций всех атомных объектов.
Другим примером односторонних санкций США являются ограничительные меры в отношении Венесуэлы. В 2015 году Барак Обама объявил руководство этой страны угрозой национальной безопасности США и ввел санкции. Дональд Трамп продолжил эту политику: 31 июля были введены персональные ограничения в отношении президента Николаса Мадуро, связанные с референдумом о конституционном собрании, который считается попыткой консолидировать единоличную власть. Другие страны Латинской Америки остались в стороне, равно как и глобальные игроки вроде Китая.
Санкции против России были приняты США, несмотря на то, что конгрессмены понимали возможные риски, связанные с неприсоединением ЕС к этой политике. При этом резкое охлаждение российско-американских отношений наступило, кажется, всерьез и надолго. Напомню, что санкции в отношении Южной Африки, также введенные Конгрессом вопреки возражениям администрации тогда Джорджа Буша-старшего, были сняты лишь со сменой режима и отменой политики апартеида.
Сергей Костяев, кандидат политических наук, американист
