Какая прелесть — русофобия! Подобно цирковому льву, я от рожденья до надгробия под этой кличкою живу. Пока еще лежал в утробе я, в известной степени еврей, — уже бродила русофобия в крови младенческой моей. И что сейчас не русофобия? — лишь совершенная фигня, скажу в неутолимой злобе я, всю жизнь глодающей меня. Живу в воинственной державе я, богобоязненной такой, в которой все, что не во здравие, считается за упокой. Преосвященства, преподобия, прижизненный иконостас! Вас опасаться — русофобия, но как не опасаться вас? Сомнения, предположения — во всем мерещится подкоп; скажи таблицу умножения — уже ты будешь русофоб! Страна превыше смысла здравого, превыше правды и ума; любить мы смеем только зарево, да плюс тюрьма, да плюс сума.

Что против власти — русофобия, разоблачайся, не тяни; что до вареников и лобио, они фашисты искони. Грознее самолета Рустова — несуверенная еда! Все русофобы, кроме русского, и русский тоже иногда. Кто не разбил в молитвах лоб еще, кто скорой смерти не огреб, кто хочет жить — тот русофобище; кто пасть открыл — тот русофоб. Когда пальмирская Зенобия восстала на державный Рим, то это тоже русофобия, мы прямо так и говорим. Две главных вещи — знаю обе я — нам застят свет на много лет, и выше слова «русофобия» есть только «суверенитет». Открытье, стоющее Нобеля: определений строгих нет, но если что не русофобия, то это суверенитет.

Какая прелесть — русофИлия! Она по-прежнему в строю; определенья дать не в силе я, но русофилов узнаю. Будь проповедником насилия, апологетом темных сил — все это будет русофилия, и сам ты будешь русофил; ты переиродил бы Ирода? ты б даже больше перебил? — довольно этого для вывода, что ты изрядный русофил! И чем казна твоя обильнее — достойный символ наших дней, — чем ты наглей, тем русофильнее, чем ты дичей, тем ты родней! Чем ты тупей, чем хамовитее, тем ты надежней и нашЕй, и это важное открытие ты в подсознание зашей. Ведь вся родная плутократия любила Трампа потому, что он гораздо быдловатее и простоватей по уму, его приветствовали паточно, восторг на тыщу киловатт, — но простоват он недостаточно и не довольно быдловат. Тебя во фраке или в робе я готов узнать в любых местах; не зря же в слове «русофобия» таится «фобос», то есть страх, и этот страх уже не лечится. Учти, любитель скреп и скоб: ты должен быть такою нечистью, чтоб испугался русофоб!

Но есть еще вопросы устные, и я давно уже спросил: скажи, а где же сами русские — те, что не фоб и что не фил? Ужель — как мы нередко видели — копают сад, растят ребят и ждут, покуда эти идолы себя взаимно истребят? Простые, словно песня птичия, незримые, как соловей, в себе лелеют безразличие к судьбе неведомой своей и проживают время длинное, таща хозяев на горбу, как древняя река Неглинная, что вечно спрятана в трубу.