В два часа дня, вдруг, взмывая вверх в синее летнее небо над пустым воскресным бульваром, отражаясь от стен старинных московских домов, пролетая сквозь зеленые кроны волшебных тенистых деревьев, летит чей-то крик: «Россия без Путина!» Марш трогается.

Вперед, вперед по Страстному и Петровскому, вниз к Трубной, вверх по Рождественскому, привычным маршрутом оппозиции идет марш за свободу интернета. Тысяч пять человек идут по бульварам, бывало здесь и в двадцать раз больше. Но у этого марша свой характер и стиль. Каждый здесь ― с флагом, отчего кажется, что по бульварам катится плотный человеческий шар в густом веянии полотнищ. И никто не молчит, каждый кричит, и поэтому марш дает звук, который не давали марши десятков тысяч, где от флага до флага десять метров и от крика до крика пять минут.

А эти ― кричат полтора часа марша без пауз, кричат тысячами голосов и по одиночке, кричат со страстью и с ненавистью, но даже и в ненависти есть у них насмешка над глупостью власти и веселье. Девушка с барабаном лупит ладонью, давая ритм. Она в черной бейсболке, тяжелых пыльных ботинках, а на груди у нее картинка рок-экстаза и написано Sonic Youth. Это правильно.

Американский безумный постпанк был бы доволен ее бордовым барабаном, и отвязная Ким Гордон назвала бы ее сестрой. Бьют, бьют ладони, давая ритм крику тысяч молодых глоток.

• Свобода! Слова! Везде! И всегда!
• Слово правды! Без цензуры!
• Сегодня цензура! Завтра тюрьма!
• Долой цензуру! Долой диктатуру!

Много мегафонов. «Вань, давай!», ― говорит высокий парень с длинными волосами, у которого на серой майке таинственная надпись «All capybares are beautiful». Кто такие копибары? Ваня дает в мегафон так, что закладывает уши.

Впереди, возглавляя марш, плывет во всю ширину проезжей части белая растяжка с черными буквами: Долой РосКомЦензуру! Дальше вольное, многоцветное, анархическое, уже живущее в хайтековском будущем большинство марша, осененное черно-зелеными, красными, пиратскими и парнасовскими флагами, кричащее дружно: «Свободный интернет! Свободная страна!» За ними левые заливают бульвар сплошным красным, это красный немногочисленного отчаянного Левого блока, который недавно заблокировал двери Роскомнадзора велосипедными цепями, а сейчас кричит с напором и страстью: «Интернет не запретить! Лучше думу распустить!» За ними, тоже в сиянии красного, Революционная Рабочая партия, которая, я надеюсь, заменит наконец всевозможных симулянтов, изображающих левых, сидя в Думе и в иных комфортных местах. Все они молодые, а на правом фланге у них идет девочка, у которой рыжие волосы схвачены черной косынкой со словом Cannabis, красное платье в крупную клетку напоминает о недавно закончившемся детстве, а на ногах кроссовки с кислотными зелеными шнурками. Она смеется и разводит руки пошире, показывая лист ватмана, на котором рабочий кует заглушку и написано:

• Наш ответ для РКН ― мир свободы, мир без стен!

А за левыми идут разъяренные националисты с бело-желто-черными флагами, кричащие в сотни голосов: «Свободу политзаключенным! Свобода слова! Свобода собраний! Нет цензуре! Нет репрессиям! Яровая русофоб! Репрессии на свалку!»

Каким же надо быть занудой, чтобы надоесть всем и восстановить против себя всех: левых и правых, националистов и космополитов, пацифистов и активистов, ЛГБТ и детей, один из которых, серьезный мальчик в очках и майке с хэштегом#надоел, держит плакат с цитатой из конституции: «Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается».

Эй, вы, там, в РКН, слышите мальчика? Он скоро придет к вам и закроет ваше вредное ведомство за ненадобностью.

Но это совсем не партийный марш, хотя на нем идут партийные колонны. Это марш молодых горожан с серьгами в ушах, марш прядей до плеч и бритых голов, черных зеркальных очков и рюкзаков с медведем свободной Калифорнии, марш девочек в шортиках, поднимающих на украшенных колечками руках плакат «YouTube ≠ Кремль», и мальчиков с интеллигентными лицами, имеющих, в отличие от властной и привластной шушеры всякого рода, убеждения, взгляды, мысли и мораль. Один показывает мне свой плакат: «Я не позволю фсбшникам знать обо мне больше, чем я о них».

Правильно, друг. Есть же Tor, и Tails, и мессенджер Signal, который точно не откроет представительство в России. I2P еще есть. И Diaspora (см. сноску).

ФСБ тоже закроют. На Лубянке будет музей ужаса. Эта контора несовместима с нормальной Россией и свободной жизнью. А пока что парень с голубыми лямками рюкзака заявляет плакатом требование: «Ни байта мимо VPN. Нет DPI — не суйте нос в мой трафик!»

«Рабочий! Рабочий! Цензора замочим!», ― с пролетарской прямотой ревут ему в ответ из-под красных флагов.

Розовые и красные волосы, короткие юбки, салатовые шнурки, яркие флаги, смех, дружные хлопки ладоней, черная шляпа на черных вьющихся волосах. Идут три девушки, у которых полиция у рамок отобрала флаг ЛГБТ и плакат. Тогда они взяли три листа бумаги и написали на них, во-первых, то, что было на плакате: «#Соколовский не террорист!», во-вторых «У нас забрали плакат!», а в-третьих «У нас забрали флаг и плакат!». Посредине проспекта Сахарова поднимают и стоят так.

Интернет здесь. Интернет в воздухе, он повсюду. Интернет это жизнь. «Интернет не посадишь!». Девушка в мужской шляпе на волосах цвета начищенной меди и с болтающейся у колен хипповой сумкой-мешком вступает на бульвары со смартфоном в руках и лицом, опущенным к экрану. Так она идет, ни на мгновенье не поднимая лица, чудом не спотыкаясь и не падая, пребывая здесь и в Сети, шагая на марше и одновременно перешучиваясь в чате.

Мужчина в бейсболке, надетой козырьком назад, внезапно распахивает передо мной черное пальто. На груди плакат: «Псс, парень, хочешь немного интернета?», а на полах логотипы Wikipedia, Facebook, YouTube, Google, Linkedin. Спекулянт запретным! Торговец подпольным! Купить, что ли, немного запретного фейсбука на вечер? Это театр из одного актера, представляющий нам сцену антиутопии, в которой интернет в России стал жертвой товарища майора. Который сидит в единственном разрешенном сервере и слушает.

То тут, то там мелькают написанные от руки слова родом из 1968 года: «Запрещается запрещать!». Эй, Кон-Бендит (один из лидеров студенческого восстания в Париже в мае 1968 года — Ред.), не надоело покрываться жиром в Страсбурге? Твоей рыжей шевелюры не хватает на московских бульварах!

Идет по воскресным бульварам марш, от оглушительных криков которого дрожат стекла и взлетают вороны. Впору устраивать хит-парад людей с мегафонами во главе колонн. У националистов это грузный дядя с рыжей бородой и в ковбойке, чьи рукава на два оборота закатаны на сильных руках. Он выдает крик во всю силу широкой груди и ста кило веса. Но во главе левых идет не менее брутальный дядя в оранжевой майке, вздернутой на тяжеленных бицепсах, в камуфляжных штанах и кепи, с рюкзаком на спине и с мини-рюкзаком на брюхе.

А во главе колонны freeBogatov, где идет Татьяна Федорова, жена Дмитрия Богатова, а с ней смелые девушки, стоявшие в пикетах у администрации президента, шагает с мегафоном бритый наголо житель хайтека в черных очках и с рюкзаком, в котором у него наверняка ноутбук с Kali Linux (ОС, предназначенная для проверки безопасности. Входит в инструментарий хакера, используется для поисков «дыр» — Ред.). Но в этом соревновании мегафонов и кличей я ставлю не на них, а на невысокого паренька в белой майке, розовых шортах и белоснежных кедах, который выдает звук в сто двадцать децибел.

Он идет спиной вперед, перебирая ногами, он наклоняется и вперивает в колонну мноозначительный взгляд из-под широких черных бровей, в котором непрошибаемая ярость и страсть, и он ревет посредине Москвы под синим небом лета и счастья, ревет хриплым голосом, в котором звучат наждак и песок, виски и блюз, панк и рок, уличный бунт и шипение файеров:

• Жарова в отставку!
• Долой пакет Яровой!
• Россия будет свободной!

Это и есть рок-н-ролл. Рок-н-ролл это не бряцанье на гитарах убогих русских рокеров, симулирующих на сценах страшную круть, но трусящих выйти на улицу с протестом против войны и фашизма, рок-н-ролл это не музыка за деньги и не умствования о буддизме на диване, а вот этот маленький, заряженный энергией паренек в розовых шортах, сорвавший голос на московском бульваре, но все равно бешено ревущий ярость и протест.