«Один памятник для всех сотен могил рвов, ям, в которых зарыты тысячи трупов, должен еще более подчеркивать обезличивание, забвение, стертость прошлого», — ​полагал Д.С. Лихачев, посетив архипелаг, где следы тюрем и лагерей уничтожались и уничтожаются по мере их обнаружения. Исчезновение материальных свидетельств, напоминающих о монастырских тюрьмах и советских лагерях, завершено. Последний из научных сотрудников, занимавшихся историей мест заключения, уволен накануне летнего сезона 2017 года. На островах де-факто произошло слияние государства и церкви. Федеральное градообразующее предприятие — ​государственный музей-заповедник — ​оказался в подчинении у архимандрита Соловецкого монастыря, которому нет резона ворошить неблаголепное прошлое.

Зачем кому-то знать о том, как еще до 1917 года братия заварила на острове соловецкую свару, создала совет монашеских депутатов и свергла власть архимандрита Ионникия. В 1927 году 112 монахов обители, которую никто не закрывал, числились в составе администрации Соловецких лагерей особого назначения. Они получали обмундирование НКВД первого срока, монашескую пайку, да жалование два раза в месяц по 30 серебряных рублей. Денежное довольствие у братии было меньше, чем у других вольнонаемных сотрудников (иноки не были членами профсоюза), но жалования хватало на содержание неработающих начальников обители.

Священноначалие сегодняшнего монастыря со своей колокольни решает, что и как показывать посетителям Соловков. Правая рука губернатора Архангельской области по развитию Соловецкого архипелага, где фекальные воды сбрасываются в море, требует строжайше лицензировать организаторов туризма и гидов, чтобы любая экскурсионная деятельность проводилась исключительно в русле православной традиции. Этот человек из сонма чекистов, переквалифицировавшихся в администраторы, трудится над формированием концепции отношения к теме сталинских репрессий. Подлинные жертвы — ​это, оказывается, исповедники веры и новомученики. Причем без упоминания, кем были палачи мучеников.

Когда караван поворачивает назад, впереди оказывается хромой верблюд. Чекист, которому все божья роса, уже договорился до того, что «без новомучеников и исповедников соловецких не было бы победы в Великой Отечественной войне». Никто не подсказал чиновнику, что почитание новомучеников — ​это, в первую очередь, небезопасное смысловое следование подвигу людей, замученных за неприятие советского режима.

Патриарх Московский и всея Руси Кирилл в июне 2010 года во время посещения урочища Сандармох, где в 1937 году были убиты 1111 соловецких узников, свел причины зверств коммунистического режима к утрате большевиками веры в Бога. Ни о каком покаянии, о вине церкви в приходе большевиков, речь не идет. Вроде бы «неверующий человек может стать зверем, а верующий — ​никогда». Увы, крестик на шее или партбилет в кармане, как и Gott mit uns на бляхе ремня, не способны сами по себе быть гарантией высоких нравственных качеств.

Бессмысленность истребления миллионов людей в социалистическом лагере признают многие из россиян, хотя это знание не ведет к конкретным поступкам. Если слово «опричник» по указу государя было запрещено и проклято, то понятие «чекист» продолжает жить как гордое самоназвание. Чекистов бывших не бывает. Федор Достоевский называл приверженность идеям клана по должности мундирными убеждениями. Портреты Дзержинского в кабинетах силовиков — демонстрация верности.

Одной из характерных черт наследников Феликса Дзержинского является озабоченность уничтожением следов преступлений, организованных большевиками. Председатель КГБ СССР Александр Шелепин предупредил главу компартии Н.С. Хрущева в 1959 году, что хранение десятков тысяч дел расстрелянных угрожает расконспирированием операций со всеми нежелательными для нашего государства последствиями. В актах о сжигании архивов Соловецких лагерей в качестве единицы измерения истребленной памяти фигурируют мешки — ​десятки мешков с документами.

В декабре 2008 года нелюди в масках захватили офис петербургского научно-исследовательского центра «Мемориал», изъяв архив воспоминаний заключенных Соловецких лагерей. В Архангельске осенью 2009 года оперативники ФСБ изъяли у профессора Михаила Супруна списки репрессированных, подготовленные для издания «Книги памяти». В декабре 2016 года в Петрозаводске по ложному обвинению арестован глава карельского «Мемориала» Юрий Дмитриев, с именем которого связано обнаружение самого большого тайного захоронения соловецких заключенных, убитых палачами НКВД.

Наследие Ивана IV на Соловках не стало прошлым, тюремно-лагерная страница истории не закрыта. Тюрьмы, устроенные Грозным, не случайно стали фундаментом ГУЛАГа при Иосифе Сталине. На острове, где лагерные бараки числятся жилищным фондом, ретроспектива государственности прослеживается четко. Время показало несостоятельность русского марксизма, но РПЦ, освободившись от большевистской узды, не восприняла, по наблюдению протоиерея Георгия Кочеткова, наследие новомучеников и исповедников российских, не изменилась и вновь функционирует по старому чиновничьему образу и подобию.

Действие Конституции Российской Федерации, гарантирующей гражданам отделение церкви от государства, на Соловецком архипелаге де-факто приостановлено в ожидании присвоения островам статуса духовного заповедника. Как известно: «Сегодня на Соловках — ​завтра в России». «Монастырь на Соловках — ​это не пустынное монашеское братство, подобное афонскому, а приходская община — ​единство во Христе монашествующих и мирян», — ​говорит в интервью архимандрит Порфирий. В XXI веке на острове кропят святой водой корабли, машины, школьные классы и кабинеты чиновников. Социальная активность новопришедших монахов обернулась вмешательством в жизнь островитян, начиная от изгнания директора школы, пытавшегося ограничить церковную пропаганду в стенах учебного заведения, и до цензуры репертуара фильмов в клубе.

В прежние времена бытовало лест­ное сравнение Соловков с Афо­ном. Об этом писали Константин Случевский, Ольга Яфа и другие. Но Дмитрий Мережковский в «Петре и Алексее» устами странника, пришедшего с Афона, указал на причины, кои не дадут поставить соловецкую святыню в один ряд с греческой.

Соловки — ​не Афон. Реставраторы снесли историческую лестницу вместо замены одной ступени. Под временный кабель раздолбили валуны стены, а рукотворные кирпичные — ​заровняли под лазерный уровень. Когда к приезду патриарха поспешили поставить в Спасо-Преображенском соборе иконостас, то спилили и выбросили на свалку кованые тяги времен игумена Филиппа. Они мешали установке новодела в южнорусском стиле, сработанного в столичной мастерской Ильгиза Ханова. Свежие иконы пухнут, глотая соловецкую влагу, и выдавливают друг друга из чина, но на такие мелочи мало кто обращает внимание.

«Религиозные постулаты не изменились за столетия, но как люди верили, какое настроение сопровождало их молитву, что творилось в душах этих верующих людей, отражено только в искусстве. Посмотрите на иконостас Спасо-Преображенского собора и сравните свои впечатления с подлинными иконостасами XVI—XVII веков. Это другое искусство. Я не хочу сказать, лучше оно или хуже. Просто старое невосполнимо. Такова и наша вера — ​она как этот иконостас», — ​отозвался на освящение соловецкого иконостаса искусствовед А.И. Комеч.

<…> На острове Анзер, отданном монастырю вместе с дорогами и прибрежной полосой, святилище на мысе Лабиринтов искажено новыми выкладками крестов «под старину». На Заяцком острове тверские паломники превратили многолучевую каменную выкладку «солнечная розетка» в крест. А арке окна Спасо-Преображенского собора затерто побелкой предсмертное послание узника Никодима Левкоева на арамейском языке, на языке Христа. Оно не вписывалось в благолепие храма.

В 1976 году в ходе строительных работ нож бульдозера разворошил захоронение узников, расстрелянных в ночь на 29 октября 1929 года. Список убитых возглавляли дворяне — ​профессор Сергей Покровский и розенкрейцер Вадим Чеховский, мечтавший «принести счастье всем без исключения людям путем овладения магическими силами Земли и Космоса». Увидев разбросанные останки, Николай Шилов и Игорь Фельдман совершили незаурядный для советского времени поступок: под покровом ночи они собрали кости врагов народа и похоронили их в трех ящиках у устья Данилова ручья, полагая, что на развилке дорог прах никто не потревожит.

О перезахоронении соловчане знали. Антонина Архипова закопала там же жестяную коробку с останками, найденными у южной стены крепости. Многих островитян удивило, когда на развилке появился сруб часовни-крестильни, которой никогда не было в сакральном пространстве обители. Теперь, потоптавшись над прахом Георгия Осоргина, Александра Сиверса и других узников, известных поименно, «матушки» стирают свое исподнее в канале, а паломницы, укрывшись в часовне, совершают там водные процедуры. Грязная вода сливается в Святое озеро.

Женщин, особенно уроженок Молдавии, при мужском монастыре обитает так много, что Кирилл, Патриарх Московский и всея Руси, решился на создание отделения, которое именуется «Покровское женское подворье Спасо-Преображенского Соловецкого мужского монастыря РПЦ (Московский патриархат)». Настоятельницей женского подворья числится мать Раиса Прожога. Монахиня Покровского подворья Никона (Осипенко) руководит обслуживанием потока паломников на острове.

Подчинение Соловецкого государственного музея отцу-архимандриту дало монаху возможность распоряжаться деньгами налогоплательщиков, выделяемыми на содержание памятников архипелага. Следующий этап монастырской экспансии — ​обретение монополии на эксплуатацию земель архипелага. Реализация генерального 20-летнего плана, созданного с нарушениями правил проектирования на территориях с историческими памятниками, нанесет единственному в России объекту, по восьми номинациям выдвинутому в Список всемирного наследия ЮНЕСКО, непоправимый ущерб. Под завесой слов о восстановлении духовности внедряется коммерческий проект строительства новых храмов, часовен, келейных корпусов, гостиниц для паломников, гаражей, транспортных стоянок там, где их прежде не было. Ставка — на прием паломников: их обслуживание является как бы религиозной деятельностью и не облагается налогами.

Татьяна Фокина, директор Соловецкого музея-заповедника в 1998–2000 годах, подсчитала, что на площадях лесных массивов, которые монастырь обрел «для проведения уставной деятельности», можно разместить 40 Московских кремлей с Красной площадью. Захват церковью всех сколько-нибудь значимых земель архипелага ведет к расколу общества на островах и на материке.

Археолог Владимир Буров в монографии «О характере владения островами и статусе Соловецкого монастыря после падения Великого Новгорода» убедительно показал, что монастырь (если даже забыть о явно поддельных грамотах XVI века) утратил право обладания землями архипелага еще в 1479 году. После гибели Новгородской республики острова перешли в собственность Московского Великого князя, у которого монахи «служили», отправляя молитвы за здравие государя и его семьи. Попытка же объявить землю Соловков не государственной, а монастырской собственностью имела место лишь во времена царствования Алексея Михайловича, когда иноки-бунтари порешили меж собой: «Остров-де наш, а не Великого Государя». Та попытка приватизации земель закончилась гибелью большинства монахов. Государевы стрельцы выбросили тела ослушников в море на лед, обрекая их души на вечные муки. Да только вспышка злобы на острове обернулась гражданской войной на материке.

Празднолюбивые попы, как называл церковнослужителей Петр Великий, от государства отделены не были. Имущество обители являлось частью казенной собственности, которая находилась под присмотром светской конторы, Святейшего синода. Монастырь столичной власти не мог не подчиняться, но был опорой государства и религии ровно настолько, насколько это было ему выгодно. Соловецкие монахи, блюдя, в первую очередь, интересы собственной общины, способствовали порождению оппозиционных настроений по отношению к церкви и государству — ​к такому выводу пришел Д.С. Лихачев.

427Когда Российская империя ушла в небытие в силу бездарности управления, религиозная община на Соловках выжила и сумела вписаться в советскую реальность. Лишенные возможности управлять ресурсами архипелага по своему усмотрению, монахи покинули острова в начале 1930-х. Шесть десятков лет спустя возрождением обители занялись фрондирующие сотрудники музея-заповедника. Воспользовались ослаблением гнета партии, несколько музейщиков ухитрились в апреле 1989 года грамотно зарегистрировать на острове общество православных христиан «для удовлетворения религиозных потребностей верующих».

Активистки церковной «двадцатки» нашли себе духовного отца, священника Германа (Чеботаря), поселив его в музейной сторожке у Арсенальной башни. Журналист Игорь Запорожец написал множество писем, доказывая необходимость возрождения Соловецкого монастыря, и своего добился. Осенью 1990 года патриарх Алексий прислал телеграмму, поздравив с возрождением обители. Это был праздник для островитян.

Едва праздники отшумели, многим людям, прилагавшим усилия для возрождения монастыря, стало понятно: что-то пошло не так. «Без оглядки на ошибки, имевшие место в прошлых столетиях, восстанавливаются те же синодальные формы церковной жизни, которые исторически себя не оправдали и привели к катастрофе 1917 года», — ​выразил свое понимание происходящего архимандрит Зинон (Теодор). Духовник обители игумен Герман, не стесняясь, советует светским барышням убираться, припугивая местью ангелов с железными прутьями.

Светское население на островах есть явление переходного периода— утверждает генеральный план развития Соловков, пролоббированный церковью осенью 2015 года. По этому плану «исторически функциональному назначению архипелага соответствует роль монастырского населения с привлечением светского на сезонные работы». Жизнь на острове, переходящем под власть церковников, не дает поводов для оптимизма. «Иноки полагают, будто бы нравственность может быть только религиозной, хотя примеров истинных духовных подвигов в монастыре пока что-то не наблюдается», — ​сожалеет В.А. Буров, активно сотрудничающий с монастырем.

«Пусть на островах все станет, как при царе! Пусть приезжают только богомольцы, а иноки станут хозяевами острова», — ​вторит отцу Герману его брат, игумен Зосима, который распорядился устроить картофелехранилище в отреставрированной Портной палате XVII века. Иноки относятся к сюсюканьям ученых по поводу сохранения памятников всемирного наследия весьма раздражительно, не скрывая, что пора «разъюнескаться», то есть порвать с эгидой ЮНЕСКО. Старое соловецкое выражение собственного превосходства: «То у нас, а то — ​в России!» («Мы — ​не Россия!») отзывается на материке чванливым: «Мы — ​не Европа!»

В духе диких традиций богомольцы роятся у дворика перед часовней во имя преподобного Германа в предвкушении чуда. Они истово приглаживают ладонями 500-рублевые купюры к большому валуну слева от основания арки. Паломников предупредили, что если потереть ассигнацию с изображением монастыря о заветный камень против окон Настоятельского корпуса и опустить ее в ящик для пожертвований, то денежки в кошельках начнут приумножаться.

«Бог не фраер», — ​говорили в 1920-х на островах, а потом и в России. Этот грубый словесный оборот жиганского наречия, столь сложный для перевода, мой сын понимал еще ребенком.

Эссе Петра Вайля о Соловках заканчивается так: «Одна из героинь фильма «Власть Соловецкая» рассказывает, как впервые за несколько лет на пересылке увидела зеркало. Все женщины бросились к нему, а Ольга не могла найти себя в зеркальной толпе, пока ни увидела собственную мать — ​морщинистую, седую, и поняла, что это она сама. Так страна, не отрекаясь и не раскаиваясь, не обнаруживает своего отражения, не узнает, не желает узнавать себя в зеркале, разве что в лестном кривом. На Соловках погружаешься не в гармонию, а в красоту и жуть, в безумное варево из природы, архитектуры, религии, истории. Не Освенцим или Бухенвальд, где ни восхищаться, ни умиляться не приходится. Здесь — ​все разом, все вместе, все можно. Заповедник человека как вида».

Поэт и философ Сергей Морозов, и живший, и похороненный на острове, оставил пророческие слова: «Может статься, что восстановив соловецкие памятники, мы не сможем наполнить их своей духовностью, и это будет крах идеи Соловков. Грядущим поколениям снова достанется только миф».

Политика и религия, в отличие от культуры, разделяют людей на группы. Остров, где не хватало земли, чтобы хоронить убитых, — ​лучшее место, чтобы остановиться и подумать о пройденном пути. Объединить нас может нечто, одинаково важное для большинства людей. Например, память о миллионах, оказавшихся жертвами идеологической нетерпимости. А ныне — ​молодожены, целующиеся под крики «Горько! «на пятачке расстрелов, как и инокини, стайками летающие на японских снегоходах над рвами со скелетами, не ведают, что творят, ибо никак не отмечены места скорби.

Мне очень близка позиция петербургского профессора, протоиерея Георгия (Митрофанова): «Соловецкому кремлю необходимо придать вид памятника, посвященного одному из величайших преступлений XX века. Монастырь никогда не сможет существовать в прежнем виде без увековечивания в нем памяти трагедии ГУЛАГа».