Во время протестной акции 12 июня на Марсовом поле в Петербурге задержали, а затем арестовали на 10 суток и оштрафовали на 12 тысяч рублей сотрудницу журнала «Собака.ру» Ксению Морозову. Сейчас срок ее ареста как раз подходит к концу. Попутно вскрылись факты, которые превращают этот сюжет в значимое для всей России событие. По крайней мере, для всего журналистского сообщества.

Дело в том, что Ксения, похоже, действительно пришла на митинг протестовать. По крайней мере журнал «Собака.ру» о протестах так ничего и не написал. Среди его последних новостей — сообщение о кастинге котов в Эрмитаже, фотообложки Playboy и обзор винного бара. «Собака.ру», прямо скажем, не тот журнал, что отправляет корреспондентов на антиправительственные митинги. Даже заявление в защиту своей сотрудницы журнал сделал очень аккуратно. Сразу подчеркнул, что та и впрямь была на несанкционированном митинге, и решение суда оспаривать не собирается.

Журнал пространно назвал Ксению Морозову «сотрудницей редакции». Не журналистом, не корреспондентом и не репортером. Более того, в заявлении сказано, что Ксения Морозова — SMM-менеджер. То есть человек, отвечающий за продвижение журнала в соцсетях. Специалист по марктингу вообще-то.

При этом оказалось, что у Ксении Морозовой была с собой пресс-карта, которой, по закону, достаточно, чтобы доказать кому угодно — ты на журналистском задании.

Мне интересно: любой сотрудник журнала имеет право на иммунитет от полицейского преследования, недоступный обычным гражданам? И любому ли из них положен оберег в виде пресс-карты? Бухгалтеру, например, положен? Может быть, бухгалтер этого журнала тоже был на митинге и теперь арестован, но мы про него ничего не знаем.

И если SMM-менеджеру журнала полагается иммунитет, не нужно ли выдавать пресс-карты маркетологам, например, птицефабрики?

На сайте журнала «Собака.ру» можно найти несколько достойных публикаций, подписанных Ксенией Морозовой. Почему журнал не считает нужным назвать сотрудника тем словом, которое он заслуживает? Если человек делает интервью, репортажи, новости, то он журналист. В журнале для Ксении Морозовой не хватило журналистской ставки? Или журнал вообще избегает необходимости именовать своих сотрудников журналистами, чтобы потом не пришлось за них отвечать? Или журнал «Собака.ру» юридически не журнал, а, например, пиар-агентство?

Почти никогда нельзя сказать, где в случае журналиста нарушаются права человека, а где — право на свободу слова. Поэтому в любом правовом государстве журналистов принято без очень веских причин не трогать. Журналиста проще купить. Выпроводить в эмиграцию. Убить, наконец. А арестовать сложно, потому что общество, каким бы слепым и глухим оно ни было, очень хорошо чувствует: там, где арестовывают журналистов, остальным надеяться не на что.

И журналист в правовом государстве отлично понимает, что залог его личной и профессиональной безопасности — только лишь неравнодушие общества. Поэтому в странах с давними демократическими традициями политическая и идеологическая ангажированность журналиста презирается. И есть много журналистов, которые в боязни прослыть ангажированными даже на выборы не ходят. Подчеркнуто не голосуют.

Вопрос свободы журналиста — вопрос безопасности всего общества. Безопасность журналиста во время военных, политических конфликтов, гуманитарных катастроф — это вопрос интересов общества. Общество заинтересовано в полной и свободно распространяемой информации.

Но журналист, который идет на митинг митинговать, а не писать репортаж, отвечает интересам общества? Может этот журналист гарантировать объективное информирование? Почему тогда общество должно его защищать? И почему такой журналист должен иметь привилегию защиты от репрессий?

Положение журналистов в России уже не просто критично — оно трагично. И даже настоящие журналисты особого иммунитета от преследования властью давно не имеют. В такие времена любые случаи злоупотребления журналистским статусом идут во вред всему профессиональному сообществу.

Проблему раздачи журналистского иммунитета активистам и политической ангажированности независимых журналистов обсуждать начали в 2011 году. Когда по всей России журналисты не просто информировали, но и агитировали граждан выходить на опасные митинги. Граждан тогда задерживали, а журналисты прикрылись пресс-картами. Так было в декабре 2011-го. Так было в следующем году на Болотной. Так было в день оглашения приговора по делу «Кировлеса». Так было, наконец, 26 марта и 12 июня.

В нашей стране журналистам не оставили места для маневра. В том же Петербурге считают, что на митинги нужно получать аккредитацию и носить специальные жилеты. Чтобы, стало быть, ОМОН смог отличить зависимых от независимых. Да, в таких условиях надо защищать само значение пресс-карты. И само право журналиста беспрепятственно работать там, где он хочет. Дела Морозовой и Идрисова, пусть даже они пришли на митинг отнюдь не с журналистскими намерениями, способны отбросить права всех журналистов далеко назад.

Но они же должны привести профессиональное сообщество в чувство. В результате многолетнего давления на журналистов, обесценивания всего института журналистики государством у народа никакого уважения к журналистам не осталось. Более того, россияне сейчас в основном уже не понимают сути профессии и значения свободы слова. Прикрытие от полиции удостоверением в такие времена — это преступления против профессии. Потому что дискредитирует журналистов в глазах народа и той же полиции. Думаете, люди не видят, как стоящий с ним на митинге журналист скандирует те же лозунги, но ОМОН его не бьет и выпускает на свободу? Думаете, полиция и судьи не читают новости и не знают, что независимый журналист Винокурова организовывает митинг? Что Александр Плющев агитирует и задерживается как гражданин, а потом выходит из автозака как журналист? Думаете, наконец, что никто в Петербурге не знает, что журнал «Собака.ру» пишет про моду, а не коррупцию, и поэтому не мог отправить корреспондента на задание? Тем более маркетолога. Не надо дурить людям головы.

Неравнодушие людей — единственный гарант хоть какой-то журналистской неприкосновенности. Люди будут следить за судьбами журналистов, пока те хоть как-то защищают их интересы. Когда станет ясно, что пресс-карты нужны журналистам для защиты самих себя, общество ко всем к ним, то есть к нам, окончательно потеряет интерес. И заголовки вроде «Очередного журналиста задержали на митинге» никого больше волновать не будут.

Анастасия Миронова, специально для «Новой»

«Понимаю тех, кто хочет защититься от произвола»

Зачем журналисты ходят на протестные акции

Начну с того, что граждане имеют право мирно и без оружия собираться там, где они захотят. Те, кто отдает приказ задерживать, причем порой весьма жестко, людей собравшихся таким образом, на мой взгляд, — преступники, очевидно превышающие свои должностные полномочия. Не говоря уж о многочисленных нарушениях при задержании, фальсификации протоколов, формальном судебном рассмотрении и т.д. Обсуждая работу и поведение журналистов на массовых акциях, нужно понимать и называть вещи своими именами: в подавляющем большинстве задержания на этих акциях ничего общего с законностью не имеют и являются полицейско-судебным произволом.

Разговор о цеховом начну с себя. В тексте Анастасии Мироновой упомянуто, что «Александр Плющев агитирует и задерживается как гражданин, а потом выходит из автозака как журналист». Это просто неправда, и, если этот факт изложен в корне неверно, у меня есть сомнения относительно других фактов, упоминающихся в этом тексте.

Надеюсь, что неизвестная мне Анастасия Миронова просто поленилась проверить обстоятельства моего задержания 26 марта. Тогда с моей коллегой Таней Фельгенгауэр мы наблюдали за тем, что происходит у кинотеатра «Пушкинский". Я вел прямую видеотрансляцию в Facebook, то есть занимался прямой журналистской работой, показывая людям то, что происходит. Для человека, не поленившегося пролистать мою ленту в Facebook до этого дня, все станет очевидным: агитировал ли я за что-нибудь, и как меня забрали, и что вышел я не из автозака, а лишь спустя 6 часов после задержания — из ОВД на окраине Москвы.

Я действительно бываю на массовых акциях, но, разумеется, не как участник. Единственное исключение (акции в защиту прав журналистов) — пикеты после жестокого избиения Олега Кашина.

Я работаю ведущим эфира на радио «Эхо Москвы» и часто обсуждаю протестные акции в эфире. Я считаю необходимым посмотреть на все своими глазами: сколько народу было, с каким настроением пришли, как себя вели, как действовала полиция и т.д. Редакция использует мои фотографии, твиты и трансляции для сайта «Эха Москвы». Я, как и мои коллеги, охотно выхожу в эфир с репортажами, но все же главная цель — посмотреть, чтобы знать и понимать. И это тоже журналистская работа, не только опубликованные репортажи и другие материалы.

Более того, журналист, как и любой гражданин, может выражать свою политическую или общественную позицию. В этом случае он идет на акцию как обычный человек, оставляет удостоверение дома и может нести транспаранты и скандировать лозунги. Но даже если он прихватил его с собой, в этом случае он не прикрывается удостоверением во время задержания и оформления.

Хотя, надо признать, я понимаю людей, которые любыми средствами пытаются избежать ареста, поскольку аресты эти незаконны, и, как правило, базируются на липовых протоколах. Я своими глазами видел, как задерживают людей, не нарушающих порядок, даже не скандирующих, без транспарантов. Вся их вина состояла только в том, что они оказались в этом месте. Надо ли говорить, что в протоколах у них оказывались нарисованными и лозунги, и, бывало, транспаранты, которых те в глаза не видели. Так что, понимаю тех, кто пытается чем угодно защититься от этого произвола.

Власти лукавят, когда говорят, что журналисты прикрываются пресс-картами. Очевидно, что журналисты как раз мешают творить беззаконие, и власти стремятся сделать все возможное, чтобы снизить их число на акциях. Задерживать, ошельмовывать, требовать каких-то безумных аккредитаций на несанкционированные мероприятия, надевать яркие жилеты. На акцию 12 июня я пришел в футболке, на которую крупно отсканировал свою пресс-карту — просто, чтобы посмеяться над этим стремлением оградиться от внимания прессы.

Разговоры о том, что журналисты «прикрываются удостоверениями» — нашистская тема, вброшенная в начале десятых годов. Как раз для того, чтобы увести разговор о произволе полиции и властей. Вброс этот, как видим, время от времени, сознательно или по глупости повторяется. Давайте обсудим действительно значимые проблемы.

Александр Плющев, журналист

«Мы — нонкомбатанты»

Почему журналистам нельзя поддерживать одну из воющих сторон

Мне кажется, автор смешивает совершенно разные ситуации и проблемы в одну кучу. Еще во время митингов 2011—2012 годов многим журналистам хотелось принимать в них участие, а не освещать их. А вот ряд активистов, наоборот, выдвигал претензии журналистам, которые приходили на акции работать, искренне недоумевая, чем написание репортажа для СМИ отличается от публикации отчета в блоге и почему у прессы есть удостоверения, а у них нет. Были и случаи злоупотребления, когда активисты всеми правдами и неправдами пытались достать себе пресс-карту, считая, что она является гарантированным способом решения проблем с полицией.

Тогда представители профессионального сообщества пришли к очевидному разумному консенсусу: если идешь на митинг участвовать, пресс-карту оставляешь дома. Если идешь на митинг работать — не берешь плакат, не скандируешь, не носишь символику. Активистам тоже вроде бы все давно популярно объяснили, и случаев злоупотребления пресс-картами стало сильно меньше.

При этом пресс-карта не является гарантией непопадания в полицию. На каждом несанкционированном митинге происходят задержания работающих журналистов, несмотря ни на какие пресс-карты. А уж сколько за эти годы правоохранители побили фотоаппаратуры, вообще не поддается учету. Полиция в ответ на претензии рекомендует одевать на такие акции журналистов в спецодежду, что очень мешает работе, а несколько лет назад была вообще специальная пресс-карта от МВД Москвы, которые давали журналистам крупных изданий именно для освещения несанкционированных мероприятий.

Теперь о журналистах и их политической позиции. Интересно, в каких это странах «с давними демократическими традициями» политическая ангажированность журналиста презирается? Может быть, в США, где медиа открыто выступали на стороне кандидата в президенты Хиллари Клинтон? Или во Франции, где есть медиа самого широкого спектра — от консервативного до ультралиберального (нет, я даже не про «Шарли Эбдо»)? У журналиста есть все права и обязанности гражданина своей страны. Журналист имеет право на политические предпочтения, которые можно спокойно высказывать в своих соцсетях, но не имеет право злоупотреблять своей маленькой трибуной по месту работы — иначе однажды журналист превратится в Дмитрия Киселева.

Что касается истории с моим участием в организации митинга против реновации, то дело было так. Я всегда стараюсь воздерживаться от участия в любых митингах, кампаниях (кроме благотворительных) и так далее, так как не считаю такую деятельность совместимой с журналистской работой. Ситуация с реновацией затронула конкретно меня, как собственника квартиры в пятиэтажке. Я сразу поставила об этом в курс руководство своей редакции и спросила, можно ли я разово включусь в процесс организации митинга, так как напрямую затронуты мои интересы. Эта история была ограниченной во времени и закончилась 14 мая. Репортаж с того митинга я, разумеется, не делала и на следующий день вернулась к исполнению профессиональных обязанностей.

Есть еще одна проблема, о которой автор умалчивает. Знаменитая фотография «Голод в Судане» принесла фотографу Кевину Картеру Пулитцеровскую премию в 1994 года. На фотографии изображена маленькая девочка, согнувшаяся от голода, и большой кондор, ждущий ее смерти на заднем плане. Фотограф прогнал кондора, но не приложил усилий для спасения девочки. Через несколько месяцев после получения премии он покончил с собой.

Вопрос, где проходит грань, после которой журналист имеет право и даже должен вмешаться в судьбы своих героев, — открытый. Может ли военкор собирать гуманитарную помощь для своих героев, увидев их страдания? Мой личный ответ таков: если жизни и здоровью твоих героев, мирных жителей всерьез что-то угрожает, то убрать пресс-карту в ящик стола на несколько часов или дней для спасения людей можно и даже нужно. А вот поддерживать одну из воюющих сторон журналисту нельзя, это закреплено всеми международными конвенциями. Мы — нонкомбатанты.

Екатерина Винокурова, журналист