РепортажиОбщество

Кровная смесь

Как сибирячка борется с кавказским средневековьем, расследуя убийство своего брата

Этот материал вышел в номере № 66 от 23 июня 2017
Читать
Кровная смесь
Фото: Ольга Боброва/ "Новая газета"

Когда я ее увидела впервые, она совсем мне не глянулась.

Это была зима. На ней, как мне запомнилось, была коротенькая кожаная курточка, подбитая мехом, каблучки, на голове — по-ингушски завязанная косынка, полосочкой, наподобие ободка, условно обозначающая уважение к традиции. Быстрые глаза, рыжая косица, в изящных движениях — уверенность зрелой женщины, знающей себе цену. «Лисичка» — дала я ей про себя кодовое имя.

Пятимат Долиева приехала из Челябинска в Москву, чтобы искать виновных в смерти своего брата, простого строителя, в июле 2016 года до смерти запытанного в Центре по противодействию экстремизму в Назрани (Ингушетия).

«Где же вы были полгода?» — подумалось мне тогда.

Вот что на тот момент было известно об этом деле.

Прикладное правосудие

15 июля 2016 года сотрудники ингушского Центра по противодействию экстремизму провели обыск в доме Магомеда Долиева и его супруги Марем Точиевой — в связи с их возможной причастностью к ограблению сунженского отделения Россельхозбанка. Несколькими днями ранее мужчина, вооруженный гранатой, вынес из банка наличность в разной валюте на сумму, эквивалентную 12 миллионам рублей. Граната, которую он оставил на кассе, оказалась муляжом.

Марем Точиева работала операционисткой в банке, вероятно, это и послужило основанием для подозрений. В ходе домашнего обыска в верхнем ящике прикроватного столика супругов были обнаружены две гранаты — не муляжи, боевые.

После обыска Марем и Магомед были доставлены в здание ингушского ЦПЭ в Назрани. Там, требуя признательных показаний, их обоих подвергли изощренным пыткам. Вследствие чего тем же вечером Магомед Долиев умер в кабинете начальника Центра «Э» Тимура Хамхоева.

Ночью Марем Точиеву отпустили без избрания какой-либо меры пресечения. На следующий день родственники отвезли ее в больницу, она прошла медицинское освидетельствование и написала заявление в полицию — по факту применения пыток к ней и к ее мужу. Начались вялые следственные действия, в ходе которых Марем опознала начальника ЦПЭ Хамхоева, а также других людей, ее пытавших.

И все. Более никаких движений по этому делу не происходило полгода, вплоть до декабря 2016-го, когда начальника Центра «Э» Хамхоева наконец арестовали вместе с одним из подчиненных. Характерно, что арест этот был связан отнюдь не с тем, что пережила Марем Точиева в Центре «Э» (и не пережил ее муж). Цэповцев взяли из-за заявления, поданного в полицию азербайджанским предпринимателем Назаровым, который вел свои дела в Карабулаке. Он сообщил, что Хамхоев и другие сотрудники ЦПЭ отобрали у него дорогостоящие автомобиль и мобильный телефон. Кроме того, они требовали у предпринимателя 800 тысяч рублей — за неразглашение информации о его интимных отношениях с местной жительницей. В противном случае грозили насилием со стороны родственников этой женщины (что, конечно, вполне возможный сценарий для Ингушетии).

Когда пришли за Центром «Э»

Когда пришли за Центром «Э»

За что арестовали сотрудников ингушского Центра противодействия экстремизму МВД? За разбой. Но если покопаться, можно найти и много иных эпизодов

Вот в этом контексте неожиданно Хамхоеву припомнили историю с супругами Долиевыми и вменили, наконец, 286 статью — превышение должностных полномочий. Будто до тех пор у следствия недоставало оснований для его ареста. Очевидно: именно наезд на азербайджанского предпринимателя — событие позначительнее, чем гибель безвестного строителя, — разбудил дремавшее до той поры правосудие.

Важно понимать: центры по противодействию экстремизму — мощнейшие структуры, сильно влияющие на расклад сил в регионах. По причине ориентированности на борьбу с экстремизмом — с этим размытым, неконкретным, однако (общеизвестно) чрезвычайно опасным явлением — полномочия их, по сути, безграничны. ЦПЭ лишь формально относятся к МВД, однако фактически ему неподконтрольны. Начальник ЦПЭ в любом регионе страны — гранд, фигура, которую во внутренней политике невозможно игнорировать.

Центровые

Центровые

Государство зачастую ставит Центры «Э» выше любой другой силовой структуры. Почерк, методы и мифология самой таинственной российской спецслужбы

Все это имеет кратно большую значимость в кавказских регионах, где сама жизнь зачастую заключает в себе состав преступления экстремистской направленности.

Я полагаю, будучи уверенным в собственной неуязвимости, Хамхоев случайно задел невидимую растяжку, установленную в республиканском политическом поле.

Преступление, совершенное в отношении предпринимателя Назарова, обеспечило Хамхоеву внимание со стороны ФСБ, а это, понятно, высший козырь в силовой колоде.

И вслед за Назаровым, вслед за замученным Долиевым в деле против цэповцев стали появляться новые и новые эпизоды садистской направленности.

И тут вдруг эта Пятимат.

За некоторое время до ареста Хамхоева Пятимат Долиева сняла на телефон несколько роликов с резкой критикой в адрес неповоротливого следствия, да и в целом республиканских властей. Ролики были сделаны в чисто ингушской стилистике: она с листа зачитывала текст, полный гражданского пафоса, местами, видимо, ударяясь в импровизацию, отчего видео становилось еще более хлестким. Эти ролики разместили у себя ингушские ресурсы, имеющие репутацию политически ангажированных. Ролики наделали в республике много шума. Все это дало почву для разговоров о том, что эта миловидная ингушка играет свою партию в чужой политической пьесе.

Признаюсь: поначалу и у меня были такие подозрения.

Однако события, произошедшие после того как в расследование рыжим вихрем ворвалась Пятимат Долиева, полностью разрушают эту версию. Я думаю, что ей, да и в целом семье Долиевых, просто посчастливилось своим расследованием попасть точно в русло кампании против Тимура Хамхоева. Но разве то обстоятельство, что для кого-то правосудие может быть инструментом сведения счетов, отменяет тот факт, что преступники должны понести наказание?

Порода

Пятимат вот уже несколько месяцев живет на два дома — то в Челябинске с мужем и детьми, то в Сунже в родительском доме. Здесь, в Ингушетии, она другая, как будто бы мягкая. Совсем не та стремительная и напористая дама, какой я увидела ее в Москве. Сидя на кухне, она сокрушается, что я ее сфотографировала без платка: «Ой, все обсуждать будут!» — и тут же, не дозвонившись с пяти попыток до следователя, отправляет ему голосовое сообщение в вотсап. Кричит в трубку, прищуривая глаза: «Я же так не отстану, Заур! Я тебе звоню, ты трубку не берешь. Заур, я же просто так не звоню никогда, ты знаешь!»

«Как было, Ольга. Вот когда случилось это, мама, брат, сестра стали ездить к следователю, добиваться вроде как чего-то. И каждый четверг они к нему ездили. Вернутся домой — я уже звоню им из Челябинска: как и что, какие новости? И вот раз за разом: нет никаких вестей. Нет доказательств для ареста — говорят они нам. Хамхоев четыре месяца по улицам ходит, на работу ходит! Моя невестка на очной ставке опознала Бекова (начальника сунженского РОВД, также принимавшего участие в пытке. — О.Б.), и он ей угрожал даже! А оснований для ареста нет? Я потом говорю: мама, дай-ка мне телефон следователя, я сама с ним поговорю. Позвонила: вы какое имеете право так людей мучить? Говорите с нами! Говорите со мной! Он мне: а почему вы в таком тоне ко мне обращаетесь? Вроде как он начальник, а я кто такая. И все после этого. Я звоню ему из Челябинска — он трубку не берет. Ну ладно, думаю, не хотите так — я с вами видеообращениями говорить буду».

Так в интернете появились многочисленные ролики Пятимат.

Лемка с фотографией сына. Фото: Ольга Боброва/ "Новая газета"
Лемка с фотографией сына. Фото: Ольга Боброва/ "Новая газета"

Мы сидим на просторной кухне в родительском доме Долиевых. Периодически в дверях появляются родители, снохи, дети, и даже маленькие совсем. Огромная, кустистая семья растревожена моим приездом, потому что все разговоры опять — о смерти.

Лемка, старенькая мама, приходит тоже на кухню. Тяжело обрушивается на диван. Достает черно-белую фотографию сына. Фотография завернута в салфетку, Лемка бережно разворачивает ее.

— Откуда у вас эта фотография? — спрашиваю я, потому что не знаю, о чем можно спросить еще.

— Из паспорта вырезали.

— А разве паспорт не забирают, когда?..

— Как не забирать? Забирают. ЗАГС забирает же. Но я там девочек попросила: отдайте вы мне его. Они мне его и отрезали. Такие хорошие девочки у нас там сидят.

Мы молчим. Из глубины дома приходит Пятимат с листками, исписанными крупным почерком — поначалу ровным, аккуратным, но постепенно растущим и округляющимся, будто бы повышающим тон, переходящим на крик. Пятимат держит в руках текст очередного видеообращения, которое она собирается записать и разместить в Сети.

— Вот теперь, Ольга, я понимаю, как поэты стихи пишут. Я не знаю, откуда оно во мне берется. Но вот я просыпаюсь ночью, лежу в темноте. И понимаю, что надо взять бумагу — и скорее записывать, что изнутри идет. Я требую только одного — правосудия. Я не девочка, чтобы кто-то меня вот так использовал, у меня своя голова есть…

Сейчас республиканский следственный комитет — надо отдать ему должное — делает все, чтобы дело цэповцев было расследовано самым тщательным образом и дошло до суда. (Пятимат надеется, что это случится в сентябре.)

С декабря, когда Хамхоев был арестован, следствие под нажимом Пятимат продемонстрировало колоссальные успехи. В январе был арестован заместитель начальника ЦПЭ Сергей Хандогин (вскоре, прочем, выпущенный под домашний арест). В марте стало известно об аресте еще пятерых сотрудников ЦПЭ. Также под домашним арестом находится экс-начальник Сунженского РОВД Магомед Беков. Пятимат Долиева осаждает следователя с требованием всем находящимся под домашним арестом сменить меру пресечения — на арест настоящий. И я бы не стала недооценивать действенность ее усилий: недавно стало известно о том, что уголовные дела по заявлениям еще четверых людей, переживших пытки в ЦПЭ, реанимированы и объединены в единое производство с делом Долиевых. О том, что она будет этого добиваться, Пятимат говорила мне еще тогда, зимой. И вот, пожалуйста.

Самое старое дело из числа этих пяти датировано еще 2010 годом. Семь лет оно ждало своего часа, и я не знаю, кто здесь постарался больше — та самая сила, которой Хамхоев перешел дорогу, или же упрямая Пятимат Долиева, в которой, конечно, стального сибирского характера поболе будет, чем собственно ингушской породы.

«Как в Челябинске оказалась? От мужа сбежала. К папе. Он у меня всю жизнь по командировкам… И вот меня один украл. Здесь, в Ингушетии. Мы, оказывается, вместе с ними на свадьбе у родственников были, и он там меня приглядел. И еще выяснилось: у нас в школе его двоюродная сестра математику преподавала. Ну и вот такая, короче, санта-барбара, украл он меня. Я за него не хотела, а мама все плакала — ты род опозоришь. Школу мне не дал закончить, 15 лет мне было. И забеременела.

— Пятимат, а учителей в школе не напрягало, что ребенок в 15 лет рожает?

— Нуу! Родила-то я не в 15. Шестнадцать мне уже было. И потом тогда тут у нас по-другому на эти вещи смотрели. Это сейчас только запрет вышел девочек воровать. А тогда… Так что школу я потом уже в Челябинске заканчивала, когда сбежала. Я вообще такая, терпеть не буду. Не как другие ингушки молча сидят».

Второе дно

Сейчас про дело Долиевых много говорят в Ингушетии. Большинство сокрушенно качают головами — давно в Ингушетии такого не было, чтобы вот так под пытками умирал человек. Хотя сами по себе пытки — да, такое бывает, это не то чтобы редкость.

При этом хитросплетения личных, семейных, клановых отношений в республике таковы, что сценаристы сериалов про интриги при дворах турецких султанов просто могут выезжать сюда по обмену опытом. И сестра, которая ищет наказания для убийц своего брата, — это слишком прямой сюжет, чтобы Ингушетия в него поверила. Так что многие и в этой истории ищут второе дно.

Распространенное суждение: «Определенные политические силы» платят ей деньги за то, чтобы она, используя это уголовное дело, раскачивала ситуацию в республике. Называются даже конкретные суммы — 10 тысяч рублей за одно видеообращение.

Что это за «политические силы», я не смогла добиться ни от одного из моих собеседников. Так в ткани повседневности проявляет себя «Тот-кого-нельзя-называть». Ну а как без него.

— Пятимат, это правда, что вы к Кадырову ездили? — спрашиваю я ее.

— Правда. Я ездила на прием к Кадырову. Я ему рассказывала, что случилось с моим братом.

— А для чего? Какой результат вы ожидали получить?

— Ну, во-первых, я думаю, что он мужик, с ним считаются. Ну а вообще мне просто был нужен его совет. И я вот просто пришла и села в эти их палаты. И говорю: ночевать тут буду, с места не тронусь, пока он меня не выслушает. А он, видно, услыхал шум — я же шумная — и сам вышел. Так попала я к нему на личный прием. Ну и что он мне сказал? Сказал — это дело Ингушетии. Посочувствовал.

Один «сотрудник» (так на Кавказе называют людей, которые носят погоны) обронил вот такую вещь в разговоре со мной:

— Конечно, там погиб человек, и этому не может быть никакого оправдания. Но и эта семейка тоже не ангелы. Они там и прежде под уголовными делами ходили.

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68

Я напрямую спросила Пятимат: были ли уголовные дела против ее брата и его жены.

Не размышляя ни секунды, она выпалила:

— Уголовное дело. Да. Не у него — у меня было. Да, Оля, я ходила под следствием, было такое. В 2001 году в Челябинске мне такое предложение поступило: один — кредиты оформляет, а я людей уговариваю, чтобы к нему приходили. А мне с этого откат. У меня мальчику слуховой аппарат нужен был, не слышит он у меня. Ну и я пошла на такое. Потом этот мужик попал под уголовное дело, а я шесть месяцев была под следствием действительно. «Урса-банк», в Челябинске. Но брата убили — при чем здесь?

Сейчас, когда среди живых уже нет Магомеда, мне очень тяжело представить себе характер их отношений. Моменты счастья, пойманные на фотографиях, кажутся какими-то неживыми. Ее «мы были очень близки» звучит бесцветно.

И вдруг в ее интонациях, в мелких словечках я ловлю настоящее про них.

«Бывает, звонит: «Сеструх, сбрось пару тыщ. Че-то не идут дела у меня». Я смеюсь: что, совсем дошел уже? Переведу, конечно. А через неделю он мне уж звонит: «Куша, я тебе там пять тысяч на помаду кинул». Куша и Муми — с детства так мы друг друга звали».

Мне кажется, я поняла, в чем главная сила сопротивления Пятимат Долиевой: она не стесняется открыто любить. Среди ингушей, я вам скажу, не очень принято показывать свои чувства. Отцы, например, не могут на людях обнимать своих детей — даже когда те с визгом бегут к папке в аэропорту. Парень не может сказать девушке: «Я люблю тебя». Вот просто не предусматривает суровый горский язык такой вербальной конструкции.

Чувства, продемонстрированные на людях, дадут врагу понять, куда тебя можно побольнее ужалить. Такая, думаю, логика этого социального феномена.

А Пятимат — другая. Она рыжая и неистовая. Любовь — ее броня, а не слабое место.

Джекпот

Пятимат, Лемка, Назир Долиевы. Фото: Ольга Боброва/ "Новая газета"
Пятимат, Лемка, Назир Долиевы. Фото: Ольга Боброва/ "Новая газета"

«Последние шесть лет тяжело Уразу держать. Еще пару лет — и уже полегче будет. Одиннадцать дней я уже вот так. Сейчас уже привыкаю. Есть-то не хочется, но вот пить…»

Назир Долиев, брат Пятимат и погибшего Магомеда. Невысокий, очень смуглый, он говорит сухим и тихим голосом. Оттого что Назира я впервые увидела именно в эту Уразу, мне его голос кажется обессиленным.

Ураза — тридцатидневный мусульманский пост, приходящийся на священный месяц Рамадан. Из-за того что мусульманский лунный календарь на 10–12 дней короче григорианского, каждый год начало священного месяца смещается на эти 10–12 дней в сторону начала года.

Последние годы Ураза приходится на жаркие летние месяцы, когда к тому же и световой день очень длинный. Соблюдение поста в эти годы — настоящее испытание. Верующие не едят и не пьют от восхода солнца и до его заката.

— Назир, а во сколько можно будет попить?

— Когда первую звездочку увидишь.

— Вчера еще совсем светло было — а луна все равно была видна.

— Это не считается. В мечети знают. Они прокричат. Вчера без десяти восемь разговелись.

Ближе к восьми улицы ингушских городков и сел пустеют. Закрываются магазинчики, перестает ходить транспорт. В торжественной тишине республика готовится к разговению. Это очень красивые минуты и секунды.

— Кто молится, как положено, — тому, по Корану, можно всего три дня Уразу держать, — рассказывает мне Назир. — А я не молюсь, я должен целиком, до конца. А если молиться — это надо пять раз в день в мечеть ходить. Там старики соберутся, обсуждают: кто прав, кто не прав, какие новости. Просто так — чтобы помолился и домой пошел — нельзя. А у меня столько времени нет, мне уколы колоть надо.

У отца и матери Долиевых — онкология. После того как убили Магомеда, старшего их сына, у обоих сильное ухудшение. Семь уколов в день — это обстоятельство не позволяет Назиру ни работать, ни молиться так, как ингушское общество считает необходимым.

Согласно традиции, уход за пожилыми родителями — почетная обязанность младшего ребенка в семье. Он не имеет права оставить родительский дом, забота о пожилых отце и матери до конца их дней будет сердцевиной его жизни.

Я говорю Пятимат, что мне всегда судьба младших в ингушских семьях казалась — нет, не несчастной — но более трудной, что ли, чем у старших детей, вольных в выборе пути. «Ну, это глупости, — улыбается она. — Почему он несчастный должен быть? Он, считай, джекпот выиграл».

Пока Пятимат не приехала из своего Челябинска, Назир, младший, сам, как мог, шевелил расследование. Вспоминает:

— Евкуров на второй день траура вызвал нас к себе. Если, говорит, листок ляжет ко мне на стол, я добьюсь, чтобы виновные сели.

— Назир, а что за листок-то?

— Да я вот так и не понял, про какой листок он говорил.

Я хочу думать, что к Евкурову на стол, в конце концов, действительно лег тот самый листок, из-за чего и завертелось все это расследование, и теперь за решеткой сидят целый начальник ЦПЭ и несколько его коллег. Однако я знаю великое множество других похожих дел, когда тихих усилий родственников не хватало, чтобы сдвинуть с места расследование.

Срабатывали громкие усилия — такие, которые предпринимает Пятимат, чтобы вытащить историю за пределы республики, прокричать о ней на всю Россию. Или же срабатывали другие, более конкретные, скажем так, материальные аргументы, а не пустая апелляция к закону.

Я поделюсь одним своим чудовищным наблюдением, которое, однако, является ключом к пониманию многих событий и явлений на Кавказе. События насильственного характера, произошедшие в кавказских регионах, повлекшие даже гибель людей, имеют кратно меньшее значение для нашего общественного сознания, чем если бы они случились в центральной полосе или, скажем, в той же Сибири.

Про происшествие в казанском отделе полиции «Дальний», про пытку бутылкой от шампанского узнала вся страна — на следующее же утро после смерти задержанного. Но слышали ли вы прежде про смерть Магомеда Долиева?

Или вот

такой сюжет: на окраине города силовиками уничтожена «газель», перевозившая заводских рабочих после завершения смены. Уничтожена вместе с пассажирами. Все погибшие объявлены террористами. Среди убитых — пенсионерка. Слыхали вы о таком случае?

Нет? А теперь вообразите, что аналогичные события произошли где-нибудь в Подмосковье.

Эту странную разницу в удельной стоимости человеческой жизни я прежде объясняла себе общим повышенным градусом насилия на Кавказе. Еще десять лет назад, если говорить конкретно про Ингушетию, в республике полыхала настоящая гражданская война, каждодневно лилась кровь. В тех условиях ценность жизни как бы девальвировалась.

Но вот прошли годы. Ингушетия изменилась неузнаваемо. На улицах уже давно не стреляют. В Магасе — высотные кварталы, широченные проспекты. В Джейрахе, горном районе, отстроен лыжный курорт; в Назрани без конца проводятся масштабные фестивали, отстроили и открытую арену, и ледовый дворец, и Парк славы. Столичные автобусные остановки оборудованы кондиционерами и вайфаем.

Но вот выясняется: можно импортировать в республику и технологии, и архитекторов, и строителей, но никак нельзя обновить некие общие республиканские настройки. Убийство здесь по-прежнему ни для кого не диковинка. Ни для властей, ни для народа, ни уж тем более для силовиков. Как следствие — и для России это не такое уж страшное событие. Ценность человеческой жизни и человеческого достоинства — это же в известной мере общественный договор, а не универсальный прайс, скачанный из интернета. И вот, мне кажется, Ингушетия сторговалась не задорого.

Несколько лет назад отец одного пацана, которого четыре дня пытали в отделе полиции и сделали инвалидом, сказал мне про тех, кто мучил его сына: «У них работа такая — мясорубку крутить».

Пятимат, я думаю, никогда так не сказала бы. Но в Ингушетии немного таких, как Пятимат. Хотя и в целом в России таких немного, чего уж там.

In vivo

Когда суд принимал решение об избрании меры пресечения в отношении Тимура Хамхоева, в качестве поручителя за него согласился выступить председатель ингушского парламента. Также предлагалась обеспечительная мера в сумме, превышающей ту, что цэповцы требовали с азербайджанца Назарова. Суд на это не пошел, позиция суда в целом совпала с позицией, которую транслирует администрация главы республики: «Дело расследуется, все виновные будут наказаны, но при этом и с самими Долиевыми все не так просто».

Однако никто в республике мне так и не смог ответить на очевидный вопрос, лежащий в фундаменте всей этой истории: что происходит с уголовным делом по поводу ограбления банка? Вот Марем Точиева вместе с ее мужем были доставлены в ЦПЭ — ровно в связи с ограблением. Значит, логично было бы предположить, что имелись основания для каких-то подозрений в их адрес.

Далее. Дома у супругов, как мы помним, были обнаружены две боевые гранаты. Это, как ни крути, 222 статья — незаконное хранение оружия и боеприпасов. Магомеда Долиева, считай, убили. Однако жива его жена, и формально она тоже несет ответственность за данное преступление. Но почему с Марем Точиевой за этот год не проводили никаких следственных действий в рамках расследования всех дерзких преступлений, к которым она якобы причастна? Где расследование? Каковы его результаты? Ответить на эти вопросы мне не смогли ни в Следственном комитете, ни в МВД, ни Совете безопасности, ни администрации главы.

Марем и Пятимат. Фото: Ольга Боброва/ "Новая газета"
Марем и Пятимат. Фото: Ольга Боброва/ "Новая газета"

Мы едем к Марем. После того, что случилось, братья прячут ее и вот только для этой встречи привезли в родительский дом в станице Нестеровской.

В доме, полном детьми, нас встречает твердого вида мужчина, лицо которого будто вытесано из камня. Будто неведомый скульптор, вчерне воплотив придуманное, бросил эту работу, забыв отшлифовать резкие грани.

Вместе с каменным мужчиной нас встречает, тоненькая, гибкая женщина со светлыми, большими — на пол-лица — глазами. Она так поразительная в своей невесомой красоте, что у меня не остается сомнений насчет того, почему отвлекся скульптор.

Это Марем и ее брат Аслан.

В просторной гостиной я задаю несколько дежурных вопросов (ну не спрашивать же ее в самом деле, куда ей в тот день крепили провода с током?), Марем покорно отвечает. Нам предлагают чай. Вскоре мы уезжаем.

— Как у нас все любили ее, как же любили! — охает Пятимат, когда мы едем обратно. — Какая же замечательная была сноха. И родители души в ней не чаяли, и дети! Ну был бы у них с Магой хотя бы один ребенок — мы бы ее себе оставили.

По вайнахской традиции, в случае смерти мужа дети остаются с его родственниками. Мама также может остаться при детях, но лишь в том случае, если больше не намерена выходить замуж. То же правило действует и в случае с разводом: когда родители расходятся, дети остаются с отцом или его родными. Что, конечно, в живой природе встречается гораздо чаще.

— Пятимат, пусть даже у Марем и Маги детей не было. А нельзя ли ее все равно оставить у вас?

— Ну как оставить? — говорит Пятимат, поправляя глухой темный платок, покрывающий волосы. — Она молодая, может, еще свою семью захочет.

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow