Погибших душ, овдовевших невест, женских жертв, посмертно спасенных из бездны, здесь много. Тамара в коническом свадебном уборе, звенящем серебром дирхемов. Бэла. Странная девочка-акробатка — клоунесса передвижного балагана, что играет по гарнизонам и готов ко всему. Породистая барышня под летним кружевным зонтом… то ли княжна Мери, то ли дух русской словесности — «мягкая сила» офицерского экспедиционного корпуса в белесых фуражках.

И искусители, соблазнители, погубители многолики. Демон, натурально, Григорий Александрович Печорин (Марат Амираев) — самый деятельный, цепкий и пошлый из всех. Но и дух иной культуры, иной веры, иной жизни, дух — вестернизации, что ли?.. дух некоего рая-за-горами (но можно в этот рай войти — ежели сделать над собой усилие!)… дух, который несет с собою (пусть даже на штыках) усталый экспедиционный корпус… он тоже выступает соблазном.

Самым сложным и двойственным из всех. Я же говорю: это дерзкий спектакль. Он исследует еще и сложную, «не мирную» границу «России» и «не-России» в пространствах империи. И, может быть, самое опасное и разрушительное на этой границе — не насилие. А взаимная тяга.

Прям, прост, благороден и вдумчив седой Максим Максимыч (Андрей Петухов). Он и хрупкость этой подвижной границы меж русской армией с приданной ей Музой и коренным населением жарких земель, на которые армия вступила, — понимает лучше всех. Влюбленность, жажда обладать, роковой отклик, неизбежный слом и истребление «чужеродной красоты» мерцают во всех слоях «этнического Лермонтова»: Тамара и Демон, Бэла и Печорин, Россия и Азия.

Груда серого щебня скрипит под ногами героев: чужая земля ранит осколками камней. Она бесплодна для пришельцев? Или родит им строку «Сквозь туман кремнистый путь блестит»? Точно воспроизведенные свадебные и похоронные обряды Кыргызстана смешиваются в дыму и тусклом свете с сюрреалистическим обрядом «переодевания Бэлы Музой в европейское платье». Вспыхивают трехминутные сцены крепкого психологического театра — и «Демон» вновь уходит в перекличку виолончелей и кыл кыяка, в мистерию гибели Бэлы на крепостной стене. Словно на границе между двумя мирами: цивилизацией Музы и Печорина и ее незамиренной родиной.

Владимир Панков сегодня — единственный, кажется, российский режиссер, систематически работающий с театрами новых государств Центральной Азии. Его «Семь лун» по Алишеру Навои, сделанные в театре «Ильхом» (Ташкент), были еще и открытием постсоветского театрального Ташкента, почти не известного постсоветской театральной Москве. Ташкентский композитор и дирижер Артем Ким стал автором музыки к восьми спектаклям Панкова (включая «Войну», античный рык труб «Илиады» в спектакле о Первой мировой по Гумилеву и Олдингтону). В «Демоне» — Панков вновь открывает Москве иной театральный мир. Кыргызстан. Там интересно.