Падение реальных доходов населения в России в последние годы принято называть «новой нормальностью»: экономика больше не может обеспечивать людям прежние стандарты потребления, и нам всем будто бы следует с этим смириться. Но последствия экономического кризиса оказываются настолько глубокими, что «новая нормальность» тянет за собой деградацию социального капитала, и это, возможно, даже более серьезный риск, чем низкие темпы роста ВВП. Россия входит в период, когда инвестиции в развитие человека не интересуют ни государство, ни самих людей.

Первая часть этой проблемы связана с методами, выбранными государством для адаптации к торможению экономики, — они строятся в основном через сокращение расходов. Федеральный центр в 2013 году начал перекладывать финансирование социальной сферы на регионы: одни только федеральные расходы на образование с тех пор были урезаны на 25% или почти на 1 трлн рублей. Регионы отчаянно пытались исполнять «майские указы» президента, но нагрузка оказалась неподъемной. С 2013 по 2016 год были сокращены региональные бюджеты на образование (-18%), медицину (-3%) и ЖКХ (-22%), посчитали эксперты Всемирного банка.

В процентах от ВВП Россия в 2015 году тратила на здравоохранение в 2 раза меньше, чем в среднем страны Евросоюза, но зато в 3 раза больше — на национальную оборону. Сохранение подобных бюджетных приоритетов еще в течение нескольких лет приведет к тому, что расходы на социальную сферу придется сравнивать с гораздо более бедными странами.

Второй повод для беспокойства заключается в том, что похожей модели поведения — пассивного приспособления к неблагоприятным внешним условиям — придерживается большая часть населения России. К активным практикам адаптации, вроде повышения квалификации или поиска дополнительных заработков, прибегают только 15% россиян, следует из мониторинга Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС. Остальная часть страны парализована ощущением собственной беспомощности и не видит для себя никаких перспектив, что действует на человеческий капитал крайне разрушительно — люди не инвестируют в образование, собственное здоровье и так далее.

В меру позитивный настрой сохраняют только две группы населения: работники силовых структур и бюрократического аппарата государства, то есть представители двух самых перспективных профессий в глазах россиян. Это одно из проявлений патерналистской модели власти, при которой государство играет ключевую роль в решении экономических проблем населения — как прямой работодатель или поставщик социальных благ. В сырьевой экономике поиск ренты быстро становится нормой не только для элит, но и для всего общества, и отойти от этих установок очень тяжело даже после сокращения размеров «пирога».

О том, что социальная политика должна быть пересмотрена, эксперты говорили еще 6 лет назад, во время подготовки многострадальной «Стратегии-2020» и задолго до начала острой фазы экономического кризиса. В соответствующей части документа («Новая модель роста — новая социальная политика») говорилось о постоянном росте получателей социальной помощи, который способствует возникновению «субкультуры бедности».

В качестве решения проблемы эксперты предлагали государству поддерживать не только малоимущие слои населения, но и креативный класс, способный генерировать инновации и повышать конкурентоспособность страны в постиндустриальной экономике. Но креативный класс быстро стал политически неблагонадежным, и сегодня ставка на него выглядит невероятной.

Более того, процесс пошел в обратном направлении: доля социальных выплат в доходах россиян в прошлом году достигла исторического максимума в 19%, что на 4% больше показателя СССР, в котором строили социализм. Для 40% населения трансферты из бюджета и вовсе превышают половину доходов.

Дискуссии о человеческом капитале сегодня снова востребованы в России. Они возникают в разных контекстах, от предвыборной программы «Единой России» до экономической стратегии Алексея Кудрина. Но похоже, что страна попала в ловушку патернализма: наверху нет прежних ресурсов и политической воли, а внизу — готовности бороться за экономические свободы. Не нужно специальных экономических знаний, чтобы понять, что сценарии инновационного развития требуют другой общественной атмосферы.