Весеннее тепло французская столица встретила не только политической суетой президентских выборов, но и экзистенциальным таяньем «Снегурочки». Премьера малоизвестной оперы Римского-Корсакова на сцене Bastille прошла с аншлагом. Постановка, сделанная Дмитрием Черняковым, явно претендует на то, чтобы стать одним из главных событий нынешнего сезона Парижской национальной оперы.

Интерес ко всему русскому, как таковому, в мире прошёл. Нет и великого антрепренёра Жерара Мортье, который поддерживал молодого режиссера из России. А Черняков остаётся самым востребованным в мире отечественным режиссером. Даже несмотря на то, что его концепции иногда проигрывают в судах с наследниками композиторов. В 2010 году после премьеры «Диалогов кармелиток» Пуленка в Баварской опере театр понёс существенные убытки, так как и на показ спектакля, и на продажу уже отснятой его видеоверсии был наложен запрет. А за четыре года до этого инцидента Галина Вишневская, «защищая Чайковского», публично протестовала против его постановки «Евгения Онегина» в Большом. Хотя, как показало время, спектакль стал не только единственной часто гастролируемой постановкой театра, но и визитной карточкой режиссера.

Со «Снегурочкой» парижане познакомились впервые, если не брать в расчёт тот факт, что почти сто лет назад в Opera Comique была попытка представить дайджест этой оперы. Сегодня Дмитрий Черняков прочитывает партитуру оперы не просто формально играя с временем и местом действия, а создает из нее зеркало дня нынешнего. Сюжет перестает быть абстракцией, трансформируясь в актуальное повествование.

Публика только занимает места в зале, а занавес уже открыт и на сцене представлена мизансцена «из жизни отдыхающих»: кемпинг на лесной поляне. Картинка быстро закрывается занавесом и производит впечатление трейлера к спектаклю: ярко, заманчиво и ничего непонятно.

Но уже с первых аккордов становится очевидно: сказки не будет. Вместо таинственных красот языческой Руси и национальных нарядов – обычный репетиционный зал и вполне современные одежды (Дмитрий Черняков сам себе сценограф, а костюмы Елены Зайцевой). Хор заповедных птиц оказывается заданием детскому ансамблю, которым руководит Весна. Она мечтала о судьбе звезды, а смогла стать только руководительницей кружка. Хмурый Мороз похож на отставного вояку, чувствующего себя неуютно в мире изящного. Их дочь Снегурочка, видно, девица балованная и, как говорится, «не от мира сего»…

Как всегда, у Чернякова, характеры всех персонажей, даже самых «моржовых», продуманы до мельчайших подробностей. Так, Весна в исполнении Елены Манистиной – дама видная во всех отношениях: статная, с суровым нравом и роскошным голосом. Мороз (Владимир Огновенко) – тоскливый «подкаблучник». Снегурочка Аиды Гарифуллиной – девочка-мажор, которой с трудом и многими техническими огрехами давалась виртуозная вокальная партия. К финалу пролога уже ясно, что родительская идея отправить ребенка в летний лагерь (тот самый, что мелькнул перед началом спектакля) обернется то ли бедой, то ли трагедией. Сюжет оперы захватывает, как триллер, где оркестр (под управлением Михаила Татарникова) всего лишь добросовестный аккомпаниатор без претензии на создание музыкальной концепции спектакля.

Летний лагерь оказывается площадкой жестокого квеста с нарочитым переодеванием в расшитые сарафаны и рубахи. И с ритуальной свадьбой Мизгиря и Купавы (очень достойное исполнение единственных не российских солистов в спектакле– немецкого баритона Томаса Йоханнеса Майера и австрийской сопрано Мартины Серафин). А сама игра оказывается чем-то вроде сектантской сходки с предводителем Берендеем, которого эффектно исполнил Максим Пастер, едва ли не в последний момент, заменивший Рамона Варгаса. Знаменитому мексиканскому тенору в этот раз не покорилось пение на русском языке, хотя в его активе партия Ленского в опере «Евгений Онегин» и номинация «Grammy» за эту работу. Так или иначе, спектакль лишился своей главной международной звезды.

Через этот «игровой» режиссерский ход становится понятно, что «Снегурочка» – родная сестра «Руслана и Людмилы», спектакля Чернякова, недолго прожившего на сцене Большого театра. Но в отличии от оперы Глинки, партитура Римского-Корсакова прошла куда более тонкую режиссерскую проработку. И как результат: яростного «сопротивления материала» не ощущалось. Хотя параллелей немало. Например, партию сладкоголосого Леля, написанную композитором для меццо-сопрано, исполнил, как и Ратмира в «Руслане и Людмиле», контратенор Юрий Миненко. Его персонаж в «Снегурочке» – длинноволосый хиппи в майке-алкоголичке, любимец женской части кемпинга. Каждая его песня от «Земляничка-ягодка» до «Туча со громом сговаривалась» вызывали веселое оживление зала. Как и неожиданное дефиле голого (пьяного) мужика. Нельзя не заметить, что в «Кармен», накануне премьеры «Снегурочки», бравый солдат также развлекал наготой публику. Складывается впечатление, что стриптизёры в Парижской опере работают без выходных.

А Снегурочка, очутившись в мире всеобщего притворства и фальши, не справляется с переживанием первой любви. Ей уготована роль ритуальной жертвы, «брошенной в костёр». И даже явившийся призрак матери (Весны) не в состоянии предотвратить трагической развязки.

Жаль, что Аиде Гарифуллиной не хватает личностной мощности, чтобы наполнить образ энергией, способной заворожить всех и каждого зрителя. Как это совсем недавно на сцене амстердамской «Stopera» делал Ильдар Абдразаков в заглавной роли бородинского «Князя Игоре». В той самой знаменитой постановке Чернякова, которую он перенес из нью-йоркской «Metropolitan». На созданном Абдразаковым образе держится весь спектакль. Его Игорь сходит с ума, потому что воюет ради любви, когда в реальности вокруг только смерть. И символом спектакля становится дурманящая красота необъятного поля красных маков – пространство, залитое кровью, и атмосфера наркотического помешательства – все сказано одной, главной, картиной постановки.

Но если кто подумал, что выпускник ГИТИСа Дмитрий Черняков ставит на Западе только малоизвестные русские оперы, ошибся. Уже в июле на Оперном фестивале в Экс-ан-Провансе он представит хит всех времен и народов – «Кармен» Бизе.

Что будет дальше - суеверный Черняков предпочитает держать в секрете. Но пока его оперный театр будет отражением насущной реальности, вызывать яростное неприятие и экстатический восторг, он будет нужен в самом широком контексте - не чистого искусства, а судьбы человека.

Мария Бабалова, Амстердам – Париж – Москва