Алла Фролова, координатор правовой помощи в «Мемориале», и Сергей Шаров-Делоне из «Руси Сидящей» — ключевые персонажи объединенной структуры. Фейсбук Аллы наиболее красочно и иногда очень эмоционально описывает то, что происходит в судах. Аллу саму задерживали неоднократно за одиночные пикеты, за участие в шествиях и митингах, поэтому она знает на личном опыте, как и что нужно делать, оказавшись в отделении, а затем представ перед судьей.

Закончилась ли история с митингом 26 марта «Он вам не Димон», или только началась? Об этом Алла ФРОЛОВА рассказала «Новой» в перерыве между судами, в которых представители их организации участвуют до сих пор, сопровождая буквально каждого задержанного.

— Сколько человек было задержано 26 марта в Москве? Кто оказывал помощь людям, поступившим в полицию, и каковы были договоренности с другими правозащитными организациями и оппозиционными движениями?

— В Москве за участие в акции 26 марта было задержано 1043 человека (позже еще два). Первые задержания прошли в 12.00 часов, в целом задерживали примерно до 18.30, с 12.00 до 14.00 три-четыре человека было задержано, потом — сразу человек двести, но самый вал задержаний пришелся почему-то на 15.30 дня.

Всех задержанных развезли по 53 различным ОВД, что, конечно, привело к проблемам с информацией. Плюс к тому 26 марта были организованы кем-то две жуткие DDoS-атаки на сайт ОВД-Инфо: первая — в 11.30, сайт не выдержал и рухнул, другая — чуть попозже, поэтому не все, кто хотел, могли сообщить нам необходимую информацию. Стали звонить на личные телефоны мне и Сергею Шарову-Делоне.

Нам помогали юристы из числа тех, кто с нами работает давно. Мы с ними предварительно договаривались, чтобы они были готовы выехать по первому же звонку. С ФБК мы договорились примерно за неделю до мероприятия: выбрали место, где волонтеры будут мониторить все происходящее на митинге, этим местом стал «Мемориал». По ОВД мы работали все вместе, у нас было около 30 юристов, может быть, было бы и побольше, если бы работу ФБК не парализовали обысками.

Мы ожидали, что максимум задержанных будет где-то в пределах 500–700 человек, к этому мы были готовы и с таким количеством справились бы. Но вышло по-другому, плюс ко всему в 20.00 Следственный комитет объявил о возбуждении уголовного дела, и следователи поехали по всем ОВД. С 22.00 к задержанным перестали пускать адвокатов — практически во всех ОВД. И мы перешли на телефонные консультации тех, у кого не отобрали мобильники. Там, где адвокаты уже были внутри ОВД, было проще — они помогали всем задержанным, и их не выгоняли из отделений.

Людей все привозили и привозили, и в какой-то момент нам стало тяжело успевать за этим конвейером. К вечеру активно в работу включилась «Открытая Россия». От них, конечно, прозвучали достаточно неприятные заявления, что никто никому не помогает, но главное, что «Открытка» действительно включилась в работу, они очень помогли, их люди ночью пытались пройти в ОВД.

Проблема была и в том, что мы не сразу смогли определить, сколько всего ОВД задействовано. Например, Нижегородское мы обнаружили совершенно случайно: утром следующего дня мне на телефон позвонила девушка, у которой там сидел парень. В Нижегородском ОВД оказалось 10 человек, но у них поотбирали телефоны, и они не успели даже позвонить, там люди просидели два дня. Пришлось объяснить девушке, как мониторить ситуацию и что делать, потому что юристов уже не хватало. На 53 УВД надо было иметь минимум 53 адвоката — такого объема правовой помощи у нас не было.

К вечеру выехали волонтерские группы, которые развозили воду и еду по всем ОВД. Были определенные проколы, конечно, но в целом мы все вместе справились с ситуацией, я так считаю.

— А из других регионов России звонки поступали?

— Да, первый звонок поступил в 7 утра, это был Владивосток — в этот момент там начались задержания. Кстати, именно после этих звонков из Приморья и пришло понимание, что масштабы задержаний будут большими.

Страна огромная, а сил у нас, конечно, нет таких, чтобы все организовать, как в Москве или Санкт-Петербурге. Мы искали знакомых юристов и адвокатов по городам, знакомых из правозащитных организаций, сочувствующих — искали и договаривались. Где не было юристов, старались помогать телефонными консультациями. Люди очень хорошо представляли наши возможности, например, позвонили из Махачкалы, сказали, что им нужно просто посоветоваться, сообщали нам цифры задержанных. Но были города, к которым мы не имели доступа, и узнали о том, что там люди тоже вышли на митинг, значительно позже. В некоторых городах полиция начала креативить, как это случилось в Екатеринбурге: забирала людей, сажала их в автобус — и оформляли прямо там, в автобусах: писали протоколы и отпускали. Это, конечно, было новшеством, осталось только сразу окружить всех на митинге и выпускать только, когда выписан протокол, — зачем доставлять и заморачиваться, правда?

— Сколько к этому времени в Москве уже осуждено по административным статьям за участие в митинге?

— За 26 марта судили по пяти статьям. Часть 2 ст. 20.2 — организация несанкционированного мероприятия, по этой статье был задержан Алексей Навальный. Часть 5 ст. 20.2 — участие в несанкционированном мероприятии — это как раз то, за что судят до сих пор. Часть 6 ст. 20.2 прим. 1 — нарушение транспортной инфраструктуры, тоже было много задержанных. И, наконец, ч. 8 ст. 20.2 — неоднократное нарушение, по ней пошел Николай Ляскин.

Кроме того, с первого дня и до сих пор идут суды по ст. 19.3 — невыполнение законных требований сотрудников полиции, санкция — вплоть до административного ареста. Вот по ней в первые два дня, по нашим данным, прошло 120 человек, по данным Мосгорсуда — 138. Мы насчитали 64 арестованных, Мосгорсуд — 68. Такие расхождения, возможно, потому что мы просто о ком-то не знаем. Ведь многие вышли на митинг впервые, как вести себя не знали, с кем связываться, не представляли, и кроме родных, о них никто не знал, потому в суде мы могли в суете просто не обратить на кого-то внимания. Потом, набравшись опыта, мы стали задавать вопрос в лоб: вы по 26 марта?

В итоге, по данным судебного департамента, всего к рассмотрению поступило 732 дела, из них уже рассмотрено, как они пишут, 600. Через нас прошло примерно 650 человек — кто-то приходит со своей защитой, кто-то предпочитает скрываться и бояться, кто-то просто не хочет связываться с этой властью, но большинство обращаются к нам за помощью и готовы идти до конца.

По делам, которые были рассмотрены в судебном порядке, виновными признаны абсолютно все, нет ни одного оправдательного. Даже один пенсионер недавно получил штраф — конечно, не 20 000 рублей, но 2000 рублей ему выписали. Но понимаете, те, кого не сажали в спецприемник, кому просто выписали штраф, пусть даже 500 рублей, — их власть все равно считает виноватыми. Кстати, штрафы были от 2000 до 20 000 рублей.

— Сколько апелляций было подано? Кто будет готовить жалобы в ЕСПЧ?

— Порядка 140 апелляций было подано по арестным статьям и уже все практически рассмотрены. Примерно 500 апелляций по другим административным статьям, рассмотрения будут в конце мая — начале июня. То есть поток переместился из Тверского суда в Мосгорсуд.

Документы в ЕСПЧ готовят «Мемориал», «Агора» — больше по регионам. У «Агоры», насколько я знаю, будет порядка 100 жалоб. В этой работе участвуют и другие организации: ФБК, «Русь Сидящая», «Открытая Россия», частично — движение «За права человека», «Общественный вердикт». В «Мемориале», например, создана специальная группа юристов, которая будет работать только по жалобам в ЕСПЧ.

— Какие организации вообще помогают в поиске адвокатов и оплате их услуг?

— ОВД-Инфо координирует эту работу совместно с «Мемориалом» и «Русью Сидящей». Работает в этом направлении «Открытая Россия». ФБК пошел своим отдельным, абсолютно другим путем — их юристы если и приходят в суды, то немного для других целей и очень редко. Мы считаем, что людям надо помогать, ведь они приходят в суды и двух слов связать не могут, а просто прочесть инструкции — этого мало. Есть еще психологическая сторона дела: люди вышли на улицы, конечно, понимая, что это — протест, но когда их задерживают, появляется испуг и абсолютное непонимание того, что будет дальше, этот страх распространяется и на суды, мешая внятно оценивать происходящее и защищать свои интересы. Страх перед полицией, судом, властью в целом, плюс юридическая неподкованность… Да, конечно, они взрослые люди, совершеннолетние, но мы должны им помогать хотя бы психологически, они должны понимать, что их не бросили, должны знать, что им помогут и это будет правозащитная помощь.

Адвокатов от «Открытой России» финансирует сама «Открытая Россия», также и «Агора», «Мемориал» финансируют своих юристов и адвокатов, как и «Общественный вердикт», и движение «За права человека». ФБК предоставлял юристов 26 марта для работы в ОВД, они их сами оплачивали. В делах арестованных по уголовным делам ФБК не принимает участия. С «уголовниками» сейчас работает Алексей Липцер (на него вышли родственники), Светлана Сидоркина из «Агоры», Сергей Бадамшин, сотрудничающий с «Открытой Россией». Координация была за мной, а дальше адвокаты уже вошли в дела и заключили соглашения с подзащитными.

Сейчас мы думаем над тем, что надо создавать какую-то структуру и думать над общественным расследованием, чтобы проанализировать то, что происходит. Мы должны понять, насколько долгим будет этот процесс. Исходя из этого, будем думать и про финансовую часть. Конечно, никто не должен работать бесплатно, тем более работа тяжелая.

— А что стало с задержанными несовершеннолетними?

— Напрямую несовершеннолетних нельзя привлечь по административной статье. Их 7% по России — это от числа вышедших на улицу. В Москве, по нашим данным, было 70 задержанных несовершеннолетних, по данным правоохранительных органов — 46 человек. Ситуация с ними следующая. Когда выяснялось, что перед ними несовершеннолетний, сотрудники ОВД ищут законного представителя. Никакой адвокат, никто больше не может забрать несовершеннолетнего из полиции. Самих же подростков в это время забирали к себе инспектора по работе с несовершеннолетними, ждали родителей и потом проводили профилактическую беседу. В некоторых отделениях, в нарушение всех российских законов, их оформляли наравне со взрослыми, запугивали тем, что оставят на ночь, — этого было мало, но было. Когда появлялся законный представитель, то есть родитель, подростков отпускали домой и, казалось бы, история на этом должна была закончиться.

Но нет. Теперь другая цель — наказать всех, все должны запомнить, что ни ты, ни твой ребенок на улицу выходить не должен. Поэтому с 27 марта началось: стали вызывать к инспектору по делам несовершеннолетних по месту жительства, вызывать в отделы соцзащиты, к некоторым семьям представители соцзащиты пришли домой, чтобы посмотреть, в каких условиях живет подросток. Стали приглашать директоров, учителей, классных руководителей и психологов в Следственный комитет, требовали, чтобы они приносили с собой личные дела детей — тех, кого задержали на митинге, — приносили характеристики. Самих подростков вместе с родителями после походов в отделы соцзащиты вызывали в Комиссию по делам несовершеннолетних. А ведь эти комиссии вправе принять определенное постановление и решить: хороший ты отец или хорошая ли ты мать и не нужно ли забрать у тебя ребенка. На КДН нужно приходить с адвокатом — ведь это своеобразный суд над родителями и ребенком. Если решение будет совсем плохое, то дальше дело уходит в суд, который будет судить родителя. В одном из регионов суд уже признал, что мать виновата в том, что ее ребенок вышел на митинг, оштрафовал ее на 10 000 рублей. В Москве 25 апреля прошел КДН, где самого ребенка признали виновным, но в итоге ограничились очередной профилактической беседой.