Нас много, и мы живые

Из тех, кого я знаю (десятка полтора знакомых школьников и студентов младших курсов), никто не шел 26 марта за Навального лично или за Идею. Шли в основном за единственную — ну нет больше заметных несистемных или, как это называется, фигур — возможность серьезных изменений до того, как закончится нефть, потому что в последний раз власть менялась, когда не все из нас умели говорить, и все вокруг как-то врастает в землю. Лично у меня вдобавок просто к изменениям еще была абсолютно практическая мотивация: если/когда изменения наступят, на их фоне можно будет провести что-то из интересующей лично меня повестки (права женщин и меньшинств, например).

К самому Навальному отношусь ровно (и не встречала ни одного человека, который всерьез агитирует именно за него), хотя его кампания и то, как он работает с людьми, — меня восхищает. Его программу нахожу местами слишком популистской, но важнее другое: она есть, она четко прописана, она в целом рифмуется с моими мыслями по поводу.

И еще: в ночь перед шествием мы болтали с одним человеком, которому чуть за 20, обсуждали, что было до и что будет дальше. Вспомнили про конец 90-х и начало нулевых — сами помнить не можем, понятно, но читали много и были шокированы. Сошлись на том, что сейчас лучше, потому что от прочитанного было ощущение огромной давящей беспомощности, а сейчас — нас много, и мы прекрасные, и мы живые, и волонтеры, которым я сейчас помогаю с передачами в ИВС (изоляторы временного содержания. — Ред.), — тоже прекрасные и живые. Поэтому на шествии было не страшно, что возьмут, — мы все пере­живем, а в ОВД противно и будут запугивать, но не расстреляют же (тут, правда, личный опыт). После шествия уже не страшно вообще, потому что в пустоте не останемся…

Эльза, 17 лет, 1-й курс, Москва

Отцы и дети: второе непоротое против первого

События 26 марта, кажется, открыли взрослым глаза на современных подростков, о которых ранее было известно только то, что они ничего не читают и все время в компьютере сидят. Аналитики стали наперебой объяснять взрослым, что это за поколение. Одни настаивают на том, что нечистоплотные люди цинично используют детей, зомбируя их через интернет, другие — на особой, новой свободе непоротого поколения. Свободное и непоротое поколение принято противопоставлять старому, поротому, глупому поколению телевизора — нашему, родительскому.

А родительское поколение — это те, про кого когда-то снимали «Легко ли быть молодым?». Которые тоже когда-то считались первым непоротым поколением. Первым, выросшим без советской власти или видевшим ее крах. Это поколение тоже искало смысла и правды, отвергало школьные нравоучения, доискивалось философских основ, размышляло о справедливом мироустройстве, как и положено подросткам во всякое историческое время.

Сами подростки, когда с ними говоришь, не видят глубокой трещины между поколениями: пресловутый конфликт отцов и детей оказывается не обязательным; линия разделения, как обычно, проходит не по крови или возрасту, а по культуре и ценностям.

Вбивать клин между поколениями — дело дурное; налаживать мосты — куда важнее. Так что в сегодняшнем выпуске «9Б» взрослые и дети рассказывают, что из того, чему их учили родители, больше всего пригодилось им в школе и в жизни.

Ирина Лукьянова, классный руководитель 9 «Б»

Чему меня научили родители

Когда я задала этот вопрос френдам в Facebook, ответы сыпались на меня еще несколько дней. Собранные вместе и обезличенные — где тут пишет преподаватель философии, где скрипач, где врач, где математик? Кому здесь 17 лет, а кому 60? Эти родительские заповеди кажутся вечными, как адресованное Д’Артаньяну отцовское требование не покоряться никому, кроме короля и кардинала, или совет старика Гринева беречь честь смолоду, от службы не бегать, на службу не напрашиваться. Но именно это и взрослые, и дети называют главным.

И взрослые, и дети рассказывают, что родители научили их искать, перепроверять и структурировать информацию. Научили, что школа — не главная часть вселенной, а жизнь не зависит от школьных оценок. Научили критичности. Объяснили, что взрослый — не равно умный. Научили сначала думать, потом говорить. Потихоньку откусывать от большой кучи работы — и тогда она уменьшится.

Научили не отступать перед трудностями. Не бояться сдавать экзамены: другие тоже не гении и тоже волнуются. Научили «стесняться плохого, а не хорошего», — и это помогло не бояться публичных выступлений.

Вовремя объяснили: «Ты ценность, но ты не можешь нравиться всем, так не бывает. Поэтому не стремись быть хорошей для всех, будь просто нормальным человеком. Выполняй свою работу вовремя и хорошо, не подводи тех, кто зависит от тебя, но и не бери на себя их работу».

Научили не выпячивать свои успехи, особенно если они связаны со способностями, а не трудолюбием. Не человека осуждать, а поступки. Заботиться о ближних. Беречь их сон. Вовремя предлагать денежную помощь тому, кому трудно. Трудиться. «Работать — нормально. Не работать — ненормально и удивительно даже: ты тогда, собственно, кто?» Научили не фискалить. Проигрывать достойно и не реветь из-за проигрышей. Быть самостоятельными и рассчитывать только на себя. Терпеть боль и радоваться малому. Когда злишься — понимать, прощать и жалеть того, на кого злишься. Не относиться к себе слишком серьезно.

Такая коллективная энциклопедия родительской мудрости, спокойствия, жизнестойкости и любви: «Мои родители показали мне, что такое родительская любовь. А так — ничему не учили, я всему училась сама. Но я всегда знала, что у меня есть опора». И вот еще: «Позже, гораздо позже до меня дошло: «Детям своим отдашь» и «Я тебя заранее за все простила».

Спрашивать

Родители научили меня спрашивать. Узнавать, вникать в материал, не бояться быть осужденной за вопросы.

В жизни же мне из родительских наставлений больше помогло то, что они всегда говорили «не терять себя и не подчиняться тому, что не нравится».

Мне бы хотелось, чтобы родители давали больше времени. Они много работают, разведены, отец не в России, и все, чего мне не хватает, — это простого внимания.

Степень «вмешательства» в мою жизнь у них минимальна, они мне полностью доверяют и верят в то, что, если у меня будут проблемы, сложности или переживания, с которыми я не смогу справиться сама, — я к ним обращусь.

Анастасия Арсеньева, 10-й класс, Москва

Не бояться

Перед детьми открыт огромный мир, зачастую пугающий, и все, что может успокоить, — уверенность в том, что все будет хорошо. Взрослые, которых дети до определенного возраста считают всесильными, способны дать им эту уверенность.

Самое важное для ребенка — избавление от страха перед неясным будущим, которое может прийти из разных мелочей: советов, сказок, рассказанных на ночь, даже из вопросов об оценках. Потому что все вместе это говорит о внимании и заботе, а внимание и забота — о том, что тебя всегда поймают и поддержат. И когда ребенок понимает, что его собираются ловить, откуда бы он ни падал, он больше не боится, а когда страха нет, приходит чувство собственного всесилия. Не испытывающий страха человек может буквально все, и это крайне важно знать.

Моя семья помогла мне понять одну из самых важных в жизни вещей: учиться можно и необходимо у всех и всегда. С осознанием возможности постоянно учиться пришло и понимание: это интересно.

Конечно, внимание родителей часто надоедает, но их поддержка значит очень много. Поэтому не стоит пренебрегать советами родителей, ведь они чуть раньше получили свое избавление от страха будущего, открытого нам, детям.

Маша Гетьман, 10-й класс, Москва

Показывать себя

Самый ценный совет мама дала мне перед тем, как отвести меня в первый класс. «Не стесняйся себя показать!» — сказала она мне тогда. Я уверена, что именно благодаря этой фразе я смогла поступить в музыкальную школу, в танцевальную секцию и даже в театр. Если не бояться и открыто показывать миру, какой ты человек, то люди будут отвечать тебе той же откровенностью и честностью. Открытые люди обычно дружелюбны, что располагает к приятной беседе. Я считаю, что этот мамин совет повлиял на формирование моего характера.

Анна Севальникова, 11-й класс, Москва

Быть чужим

Школа для меня, не ходившего в детский сад и часто избегавшего общения со сверстниками, стала, наверное, первым серьезным испытанием в жизни. Я оказался среди разных детей, других детей — с кем-то я смог говорить на одном языке, при виде кого-то до сих пор хочется сжаться в комочек и закрыть глаза, как иногда это делают маленькие дети: пройди мимо, меня здесь нет… Почти сразу я противопоставил себя обществу — этакий семилетний Чацкий.

Причина тому — конечно, семья, счастливое, проведенное с умными, ласковыми и такими своими взрослыми детство. Оказавшись в другой социальной среде, я не принял ее правила: у меня были свои (кстати, это не мешало мне прекрасно общаться почти со всеми учителями: они тоже были какие-то свои, ближе детей). Я бы не смог сформулировать эти правила даже сейчас — скорее речь о каких-то ненавязчивых, неслышных уроках гуманизма, постоянного самопожертвования, об общей культуре семьи. Вряд ли я когда-нибудь сумею соответствовать этим образцам, но даже самый невосприимчивый ребенок не смог бы не впитать того, что с таким трудом и любовью в него закладывалось.

Как бы то ни было, в классе, где, в довершение прочего, многие знали друг друга с детсадовских времен, я оказался чужим. Может быть, родители чувствовали за собой подспудную вину за это одиночество: они уговаривали меня найти друзей, и я, правда довольно неуклюже, пытался подружиться (эта неуклюжесть в итоге вылилась в то, что слово «дружба» для меня сейчас#1 в списке самых страшных пошлостей). Но мне не было плохо в школе: учился я ради оценок и знаний — именно в таком порядке, ведь оценки радовали родителей…

Умение быть чужим — может быть, одно из важнейших — то, благодаря чему я смог не просто выжить в классе, но не дать ему себя изменить. И думаю (и боюсь), что оно еще не раз мне пригодится…

Андрей Петров, 11-й класс, Санкт-Петербург

Если коротко

1. Понимать, что не все взрослые — эталон ума.
2. Говорить «нет».
3. Готовить.
4. Мыслить критически.

Лиза Демина, 13 лет, Москва

«Как дела?» И всё?

Ребенок возвращается домой после школы, а дома его встречают вопросы: «Как учеба?», «Какие оценки получил сегодня?», «А много ли задали?» А дальше начинается ссора. А потом восклицания: «Ну разве я не права?»

По сути, правы обе стороны. Но неужели нельзя избежать конфликта? Конечно, универсального рецепта для всех детей нет. У каждого — своя ситуация. Я расскажу о своей.

Сейчас я живу в интернате, поэтому я совершенно поменяла свое отношение к расспросам родителей и вообще к их вниманию. Мне теперь его не хватает, и я очень скучаю по дому, поэтому мне приятны любые проявления внимания. Но раньше все было совсем по-другому. Я возвращалась домой каждый день. И каждый раз в разном настроении. Когда ребенок идет домой сразу после школы, нигде не гуляя, никуда не заходя, — он приходит не в духе. И если его сразу спросить про школу — скорее всего, он огрызнется. Представьте, вы идете с работы усталые и измотанные, но вместо разговора о чем-нибудь домашнем вас спрашивают: «Ну, как дела на работе?» А дальше требуют рассказа о том, что вы бы хотели сейчас забыть. Вам снова напоминают о том, что у вас еще гора дел, а завтра все повторится по новой. Хорошо еще, если вас просто выслушают, но ведь могут начать и обвинять: мол, мог бы и лучше. Никакой радости этот рассказ вам не принесет. То же самое происходит со школьником. Правда, если после школы он погулял, эффект смягчится. Возможно, он даже что-то расскажет.

Не надо пытаться критиковать его поступки! Только не сейчас. Оставьте критику на потом. И забрасывать его рассказами о бытовых проблемах тоже не нужно. Не грузите человека! Лучше всего пойти вместе с ним поесть или попить чаю, а попутно задавать легкие заботливые вопросы: «Как дела?» (только без слова «школа»), «Как вы сходили в музей (или еще куда-нибудь)?». Можно поговорить о приятных планах на ближайший вечер. И только потом узнавать про школу и делиться идеями.

Кому-то приятно усиленное внимание, а кто-то, наоборот, не любит, когда родители начинают приставать с расспросами. С нами сложно. И именно поэтому первое, что вы должны узнать у своего ребенка, — это как у него дела. Каждому знакомо это чувство, когда тебе просто хочется, чтобы кто-то просто спросил: «Как дела?» Чем старше становятся дети, тем больше они в этом нуждаются. Пусть они это яростно отрицают. Иногда простой вопрос «Как дела?» может стать ключом к теплым отношениям между вами и вашим ребенком. И прежде чем устраивать допрос с пристрастием, задумайтесь, а чего бы вам хотелось, когда вы возвращаетесь домой.

Александра Титкова, 10-й класс, Москва

Чемодан без ручки

Понедельник. Надо быстро проснуться, собраться, широко открыть глаза, шагнуть вперед, при этом внутри изо всех сил зажмуриться. Иначе не пережить семь уроков без перерыва, а перевести дух получится только в 15.30. И надо быть в хорошем настроении. Дети очень болезненно воспринимают, когда оно у меня недостаточно хорошее. Так прямо меня в лоб спрашивают, требовательно и строго: «У вас сегодня что, плохое настроение?!»

Надо взять журнал. Мы ведем два — бумажный и электронный. Записи в обоих должны строго совпадать. А иначе… Даже не знаю, что иначе, но ничего хорошего. Журнала в ячейке нет. Я преподаю иностранный язык, класс делится на группы, одна идет ко мне, вторая либо к другому учителю, либо на информатику. После рабочего дня мне предстоит квест «найди бумажный журнал».

На первом уроке почти все дети спят. Некоторые с открытыми глазами. Родители не портят отношения с детьми, боятся забирать гаджеты, поэтому школьники полночи сидели в интернете. На втором уроке другой класс уже чуть проснулся. Третий и четвертый уроки самые активные, мы много успеваем, на лицах детей интерес.

На перемене после 1-го или 2-го урока надо проверить, как там мой класс: все ли пришли, в каком виде и настроении? Каждый понедельник пожилая учительница с возмущением спрашивает меня: «Вы знаете, в каких штанах пришел ваш Ф.!» Знаю и каждый раз хочу ее спросить, что же мне с этим знанием делать. Предложить Ф. снять штаны прямо сейчас?

Классное руководство — миллион мелких дел, разговоров, родительских звонков, SMS, детских откровений. Отдельная работа. Я по-настоящему люблю только преподавание своего предмета, а классное руководство отвлекает от него. Каждый день я даю себе зарок: никакого классного руководства. Но сердцем прикипаешь к этим детям, понимаешь, что, кроме тебя, в школе их мало кто выслушает. Еще бы и в театр с ними надо. И в поход. Но это уже выше моих сил — выгонят из семьи. Классное руководство — чемодан без ручки. И нести невозможно, и бросить нельзя, просто не дадут: других дураков нет.

После 4-го урока перемена 15 минут, убрала класс, бегу в столовую. Обычно времени хватает на винегрет, чай и булочку. Съесть что-то горячее можно, если у раздачи не будет ребят. На 5-й урок приходят 11-классники. На голодный желудок эту тяжелую артиллерию, заряженную нигилизмом, скептицизмом и общей усталостью от школьной жизни, выдержать трудно.

7-й урок — электив. Приходят те, кому интересно и важно. Они устали, я тоже. С трудом поддерживаю дисциплину, хотя обычно проблем с ней не бывает. К концу уроков понимаю, что так и не дошла до туалета и даже словом не перекинулась с приятными мне коллегами.

Вторник. Два урока, 1-й и 4-й. Конечно, во время «окон» можно делать разные дела, но учительская очень неуютная, мебель неудобная, всего один компьютер. Коллеги все постоянно расстроенные и озабоченные. Вторник — день совещаний. Поэтому я жду еще два часа: «присутствие всех обязательно». Через полтора часа в блокноте записана одна дата, два слова, но нарисовано много линий и цветов.

Среда. Мало кто готов к уроку. Я стараюсь задавать немного, понимаю, что мой предмет не единственный. Но совсем без задания невозможно. От некоторых слышу: «Я вам его сделаю завтра». Почему мне? Почему завтра? Отчитала одного ученика: одни и те же ошибки, постоянно их отмечаю, обвожу в кружок. Спрашиваю: сколько можно наступать на одни и те же грабли? В среду я провожу консультацию по предмету. На нее всегда приходят одни и те же ребята, которые и так прекрасно успевают по моему предмету. Ну что ж, это те, ради кого я и работаю.

Четверг. Сегодня 5 уроков, три из них в 11-х классах. Перед шестым уроком Е. жалуется на жуткую головную боль. Она забыла, что как-то проговорилась мне, что в 15.00 у нее занятия у репетитора, и на седьмой урок она не успевает. У кого-то срочный поход к врачу. Кто-то просто исчезает. С уцелевшими отлично занимаемся.

Дежурю: все перемены торчу столбом в коридоре и головой отвечаю за всё… Наблюдаю за школьными модами: десятки голых щиколоток у юношей, брюки, мало отличающиеся от колготок, у девушек. Меня тревожат непомерно высокие каблуки: страшно, что девочки подвернут ноги! И мода на распущенные волосы: лиц не видно. На мои просьбы открыть личики отзываются. Я понимаю их желание укрыться в домике, но мне трудно работать со спрятавшимися.

Директор приглашает в кабинет. На меня пожаловалась мама мальчика, которого я отчитала вчера за нерадивость. Сказала: надо же, такая адекватная учительница, а туда же, мальчику нанесла травму. Директор предложил позвать меня, мама отказалась. Жаль. Мне урок, правда, не знаю, как его усвоить, — совсем никого не критиковать?

Пятница. Осталось продержаться шесть уроков подряд, не забыть заполнить талоны на бесплатное питание, заполнить журнал инструктажей, обсудить с коллегами, когда будем проводить самостоятельную работу и сколько сделать вариантов, чтобы не списали. Расписаться во всех приказах и что-то еще, что-то еще… Я никогда не переделаю всех дел, не отвечу на все вопросы, не успею всего запланированного. Через два дня новый понедельник, тогда и продолжим…

Мария Григорьева, классный руководитель, Санкт-Петербург

Учителя — тоже люди, но непредсказуемые

Понедельник. Возвращаться в школу после каникул тяжело. Неделя отдыха лишь дразнит, давая понять, как много упускаешь, сидя за партой. На физике (она мне дается сложно, тем более по утрам) нам пообещали устраивать самостоятельные работы каждый раз: учительница уходит в отпуск, и нужно получить как можно больше оценок. Ко второму уроку показалось, что ни на какие каникулы мы не уходили, а учились полгода без перерыва. На русском в сотый раз рассказывали про критерии оценивания ОГЭ. Всегда казалось, что нас этот экзамен коснется еще не скоро. А оказалось, что момент, которым нас пугали с начальной школы, совсем рядом. Нам, правда, он уже не кажется страшным. А учителя по-прежнему стращают.

Вторник. Я учусь в гимназии с гуманитарным уклоном. Но у нас 4 группы разного уровня по математике, а по гуманитарным предметам деления нет. Часы иностранного языка сокращаются, зато в один день у нас может быть 2 алгебры и геометрия. В прошлом году нашу параллель обещали разделить на 3 профильных класса, из них один — филологический, которого я ждала. Но сегодня стало точно известно, что этот профиль не набирается. Учителя математики говорят: «Гуманитарии сейчас никому не нужны. Больно много вас развелось». К 9-му классу я научилась пропускать мимо ушей некоторые слова преподавателей, стараюсь брать от них знания по предмету, пренебрегая советами о жизни. Задумалась, не сменить ли школу. Но в другом месте может быть не лучше.

Среда.Потеряла ключ от школьного шкафчика, там лежала сменная обувь, учебники и тетради, поэтому опоздала на первый урок. Четвертая четверть всегда самая напряженная. Времени все меньше. Нужно одновременно готовиться к экзаменам, следить за оценками по всем предметам, ведь это последний шанс повлиять на годовые баллы, и все-таки иногда выбираться погулять. А сейчас на меня свалилась еще и защита проекта по истории. И работа не моя: подруга уехала и сама ее представить не может, вот меня и попросили помочь. И мне за два дня надо выучить 5 страниц текста и идеально знать тему. Сегодня все перемены репетировали защиту вместе с учительницей, которая волнуется больше меня и говорит, что все пропало.

Четверг. Четверг — самый нелюбимый день, три урока математики. На алгебре мы часто занимаемся по карточкам разных уровней сложности. Сам выбираешь оценку: решаешь легкую карточку — получаешь тройку, посложнее — четверку и т.д. Я сразу взялась за пятерку. Быстро справилась с заданиями, приступила к последнему, которое показалось мне совсем легким. Просидела я с ним два оставшихся урока, так и не справилась. За пятерочную карточку я получила четверку: не заметила маленькую деталь.

Пятница. Вставать рано утром становится все тяжелее. Полностью проснулась к концу второго урока и вспомнила, что не успела отработать защиту проекта. Окончательный вариант нужно представить учительнице истории, чтобы она убедилась, что я ее не опозорю. А вчера я вернулась домой поздно: была в театре.

В школе вместо обеда и урока информатики я повторяла текст выступления. Пыталась оттянуть время: не хотела слушать, что учитель «себя не на помойке нашла» и не даст позорить ее имя. Но все прошло на удивление спокойно: она поблагодарила за то, что я согласилась выручить подругу. Позже оказалось, что ей привезли какие-то долгожданные книги, отсюда и хорошее расположение духа. Разумеется, учителя — тоже люди, и под них иногда нужно подстраиваться, но каждый день приходится иметь дело сразу с несколькими, а они иногда непредсказуемые.

Суббота. Сегодня я не иду в школу, это день защиты проекта. Я спокойна. А вот Л.Н. повторяет, что первый блин комом, как будто я уже провалила защиту. Оказалось, что волноваться было незачем. Атмосфера была домашняя, защиту принимала моя бывшая учительница, с которой у нас прекрасные отношения. Всем выдали дипломы и грамоты. Я была рада, что наконец отделалась от всего этого, а Л.Н. с придыханием рассказывала о том, что мое «боевое крещение» прошло успешно.

Так и закончилась первая неделя новой четверти. Шесть невероятно долгих напряженных дней тянулись как целый месяц, успев забрать кучу сил и энергии.

Аня Александрова, 9-й класс

Аниме, косплей и манга

Многие родители не знают, чем увлекаются их дети. А когда узнают о чем-то не соответствующим их понятиям о правильном увлечении, могут сделать неверные выводы и начать конфликтовать. И если ребенок не сможет показать свое увлечение с хорошей стороны, то это может перерасти в очень серьезную ссору.

Сложно назвать то или иное увлечение полностью хорошим или плохим, но родители из-за своей чаще всего чрезмерной заботы или недостатка информации могут подумать о плохом. Очень важно рассказывать своим родителям, чем вы увлекаетесь, и, самое главное, уметь отстаивать свои увлечения.

Я начала смотреть аниме и читать мангу всего год назад. Для анимешника это довольно небольшой срок, но за это время я успела посмотреть около 100 аниме и прочитать 30 томов манги. Вообще аниме — это анимация, произведенная в Японии. Многие люди считают, что аниме придумали в Китае. Но это не так. Аниме придумали именно японцы. А манга — это японские комиксы. Разве что манга всегда черно-белая и читают ее не так, как обычные комиксы. Чаще всего аниме делается именно по манге.

Я начала увлекаться этим довольно внезапно, даже для самой себя, и меня затянуло с первой серии. Поэтому я не сказала о своем новом увлечении никому, даже родителям. Когда они об этом узнали, то мнения разделились. Папа считал, что в этом нет ничего страшного, но мама, где-то слышавшая, что аниме — это только хентай, наотрез отказалась нас понимать. Уже тогда я успела полюбить аниме и мангу. Множество красочных миров и персонажей, красивая музыка опенингов и эндингов, те эмоции, которые переживают герои «Рыбки Поньо на утесе», «Унесенных призраками» и «Рони, дочери разбойника». Все это поразило меня, и я захотела все то, что вижу и чувствую показать всей моей семье. И у меня получилось сделать это! Я объяснила маме, что в аниме есть множество разных жанров кроме хентая: романтика, меха*, фантастика, юмор и многие другие, каждый из этих жанров уникален и чем-то все равно нравится мне. И сейчас я безумно рада, что все разрешилось, ведь теперь я спокойно смотрю аниме, хожу на аниме вечеринки и не боюсь услышать неодобрение моей родни.

Я люблю аниме не только за рисовку персонажей и природы, но и за японские сюжеты, потому что в основном все действия в аниме происходят в Японии или связаны с ней. Мне очень нравится изучать японскую культуру: богов, традиции, символы. Я знаю многих людей, увлекающихся аниме. В основном это ребята 14 лет (чуть младше или старше), они любят ходить на фестивали, косплеить*** разных персонажей и, конечно же, смотреть аниме. Я всегда считала, что аниме может нравиться и взрослым, и детям. После того, как я начала смотреть аниме, стала намного общительнее, чем была раньше, у меня появилось много друзей. Я стала намного смелее высказывать свою точку зрения, когда убедила маму: ведь я тогда смело боролась за то, что люблю. И сейчас понимаю, что, если чего-нибудь захочу, обязательно добьюсь этого. Аниме для меня — как книга или фильм. Я всегда думала и продолжаю думать о нем как об искусстве и уверена, что многие анимешники поддержат меня.

С чего начать, если ты хочешь понять, что это? Мое первое аниме было «Хвост феи» — очень интересное, но в нем много серий, которые все еще выходят. Может, с шедевров Хаяо Миядзаки? «Принцесса Мононокэ», «Небесный замок Лапута», «Ходячий замок». Есть не очень длинные хорошие аниме разных жанров: «Синий экзорцист» — в основном о демонах и экзорцистах, «Последний серафим» — о вампирах, «Код Гиас: Восстание Лелуша» — меха, «И все-таки мир прекрасен» — романтика, «Бездомный бог» — фэнтези, японские божества. Я, конечно же, назвала не все, а только первое, что пришло на ум. Еще посоветую «Темного дворецкого» и «Атаку титанов» — тут манга мне понравилась намного больше аниме.

Надеюсь, что такие увлечения даже помогают реализовать себя в жизни. Во всяком случае, мне аниме действительно помогло почувствовать себя увереннее.

Котя Тян, 8-й класс

*Хентай — это жанр японской анимации, основной элемент которого — эротические или порнографические сцены. **Меха (от английского слова «механический») — жанр аниме, в котором главная роль отводится боевым человекоподобным машинам. ***Косплей — это своеобразное воплощение персонажей аниме, манги, компьютерных игр, фильмов и многих других произведений в реальности.

Если вытащить бананы из ушей

Мои ровесники слушают в основном рок, рэп и поп-музыку примерно в равных долях. Причем рок и рэп слушают как в исполнении зарубежных, так и русских групп, а вот поп-музыку — скорее иностранную. Очень популярен сейчас поп-рок: это и не совсем попсовые песенки о любви, но и не тяжелый рок типа AC/DC. Ритмичная музыка в интересной аранжировке сочетается с красивым, хотя и неглубоким текстом, который подростки потом разбирают на цитаты. Самые известные поп-рок-группы: Twenty One Pilots, Imagine Dragons и Fall Out Boy. Все они американские, как и большинство поп-рок-групп.

Любимыми рок-группами по-прежнему остаются The Rolling Stones, Metallica, AC/DC, «Сплин», Scorpions и т.д. По-прежнему любят Queen, «Аквариум» и Земфиру. Из рэперов, если посмотреть плей-листы моих знакомых, чаще всего встречаются Eminem, Snoop Dogg, Джиган, Тимати и еще бесчисленное множество российских рэп-групп, известных только в узких кругах.

Некоторые слушают только русские группы. Чаще всего это «Король и Шут», «ДДТ», «Кино», «Ленинград», «Гражданская оборона». Если вы учитесь в правильной школе, то многие песни этих групп можно услышать в походах или на посиделках у костра (собственно, оттуда я это и узнала).

Слушают фолк-рок (Канцлер Ги, Fleur). Огромный пласт — тяжелый металл. Классика тоже нам не чужда, но ее в основном слушают те, кто хочет пойти на олимпиаду по МХК. Слушаем рок-мюзиклы («Иисус Христос — суперзвезда», «Моцарт и Сальери»).

В целом мы не страдаем однообразием и стадным чувством в плане музыки, а наоборот, пытаемся выискивать все новые и новые группы и исполнителей и продвигать их во внешний мир, пополняя наши плей-листы.

Мария Козлова, 10-й класс

Добавление от анонимного первокурсника: Очень популярен Сергей Бабкин и его группа «Пятница» — это реггей. Из рэперов самый передовой сейчас — Оксимирон, это законодатель жанра. Хипстеры слушают русских, поющих по-английски: все любят «Помпею», это инди-поп. У просвещенных и культурных котируется «АукцЫон», он на цитаты расходится.