СюжетыКультура

«Беглый каторжник славы»

Из дневников Леонида Шинкарева

Этот материал вышел в номере № 38 от 12 апреля 2017
Читать
«Беглый каторжник славы»
Евгений Евтушенко на Байкале. Фото: Леонид Шинкарев
Леонид Шинкарев — ​легендарный журналист, известинский собкор по Восточной Сибири, затем — ​по Монголии и странам Южной Африки. С Евгением Евтушенко нежно дружил более полувека. В конце 60-х и начале 70-х Шинкарев организовал и возглавил экспедиции по семи сибирским рекам — ​Лене, Вилюю, Витиму, Колыме, Селенге… Во всех в качестве «боцмана» и «повара» неизменно участвовал Евгений Александрович. К сегодняшнему дню вышли в свет первые два тома шинкаревских воспоминаний об этих походах — ​«Старая рында»; отрывки из первого в 2014 г. с продолжением печатала «Новая газета».

17 августа 1970 года. Протираю глаза. Надо мной сонный Евтушенко. «Должен сказать, в тебе сильный инстинкт самоукрывательства. Ты всю ночь стягивал с меня одеяло…Так что в жизни не пропадешь!»

Первое утро на Байкале. Эту ночь на теплоходе «Москвич» нам пришлось спать на одной койке, рядом. В непогоду иллюминаторы задраивают на случай шторма. Но пока на озере штиль, и сладко засыпать под крики чаек, под тихий гул машин. Два луча света косо бьют в наши рюкзаки на полу, в связку книг, в брошенные куртки.

Я не спрашиваю, почему после Южной Америки, после завершения «Под кожей статуи Свободы» и «Казанского университета», двух больших поэм, снова потянуло в плавание. Возможно, на палубе легче отойти от истории с Сирано, от других московских перипетий, или тут что другое, но почему на Байкал? Голос по телефону был возбужден и нетерпелив: «А давай этим летом на Байкал?!» По озеру он прежде не ходил, в детстве видел из окна поезда на Кругобайкальской железной дороге. В доме дяди Андрея на станции Зима по праздникам пели про каторжанина, как ему «старый товарищ бежать пособил» и беглец ожил, «волю почуя». В 14 лет сложились стихи, записанные в школьную тетрадь: «Человек один — ​росинка, а народ, он — ​как Байкал. Не разбей меня, Россия, у своих сибирских скал…»

Теплоход «Москвич», построенный на озере в Листвянке, небольшое двухпалубное судно ихтиологов. Капитан, команда, ихтиологи — ​все в подчинении у Славы Шалашова, известного на побережье рыбака. Он-то и нашел для нас уголок на нижней палубе. Слава терпеть не может разгильдяйства на суше и на воде, материт туристов-дикарей, не выносит их случайных романов, оскорбляющих его чувства к озеру. Конфликт с Евтушенко, я понимал, был реален, даже неизбежен, но выбора не было.

Понятия «странствие» или «путешествие» не очень вяжутся с плаванием по озеру, тем паче на теплоходе, хоть и небольшом. Даже в штормовую погоду, пусть внезапно задует сарма, понесет судно к берегу как щепку (по счастью, это редко бывает), что ты можешь? Не ты строил, не ты снаряжал, не тебе подчинена команда, не в твоих руках штурвал. Ты только пассажир. И если что-то все-таки влечет, то скорее потребность встряхнуться, сменить обстановку, побыть наедине, почти наедине, с синим водным пространством, свежим ветром в лицо, с острым запахом водорослей, и снова ощутить, как мало надо, чтобы тебе было хорошо.

Тут тяни с ихтиологами сети, выбирай из ячеек рыб, бьющих хвостами и ускользающих из твоих рук, наблюдай, как за мокрыми столами обмеряют, взвешивают, разделывают тушки, ведут записи в журналах, а экземпляры особенные помещают в сосуд с формалином. Евтушенко по-ребячьи горд, когда удерживает в руках, не дает выскользнуть еще живой рыбе с белесыми пупырышками на чешуе, а ихтиолог Валя кивает: «Это омуль в брачном наряде». И кто-то добавляет: «Омуль-уродец!» Евтушенко счастлив: «Омуль-уродец в брачном наряде… Гениально!»

Только и надо было в жизни: эта палуба, молодые ихтиологи, мокрый омуль в руках. Все остальное не настоящее, никчемное, бессмысленное, зряшная трата отпущенного тебе и так быстро ускользающего времени. За исключением, может быть, горсти слов, импульсивно брошенных на чистый лист бумаги.

Валя, лет двадцати трех, в куртке и шароварах. Чистосердечная, веселая, счастливая. Ее ждет в Иркутске жених. И она терпит наше присутствие и наши вопросы, на ее слух по большей части тупые. И мы знаем, что тупые, а откуда взяться другим? Евтушенко, благодарный за выдержку, уже приглашенный, как и я, в Иркутск на свадьбу, придумал подарок. Вместо золотой коронки, огрубляющей, нам кажется, ее милое, смешливое лицо, мы подарим коронку из фарфора. «Представляешь? В Сибири такого не делают, а мы для нее в Москве организуем!»

А потом родились стихи…

 ####Байкал

Ты за мною, Байкал, словно Бульба Тарас за Остапом, Если сети ты рвешь и, поднявшись, кудлато, горбато, «Слышишь, сынку?» —ревешь, отвечаю тебе: «Слышу, батько!» В небоскребы втыкал я, немножко озороватый, твое знамя, Байкал,— словно парус —кафтан дыроватый. К твоим скалам, Байкал, не боясь расшибиться о скалы, я всегда выгребал — беглый каторжник славы. Без тебя горизонт быть не может в России лучистым. Если ты загрязнен, не могу себя чувствовать чистым. Словно крик чистоты раздается над гибнущей синью голос твой: «Защити, защити, слышишь, сынку?»

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow