Соседку моей бабушки по коммуналке на Большой Дмитровке терзал один и тот же вопрос: чего не хватало Анне Карениной, у нее ведь была отдельная кухня?

Шли годы. Давно нет ни бабушки, ни соседки, ни «вороньих слободок» в центре Москвы. Казалось, уже не осталось никого, кто бы поверял гармонию классики алгеброй ЖКХ. Но вот телевизор решился разобраться с творческой интеллигенцией. Тут-то и обнаружилось, что дух бабушкиной соседки переселился в тела обличителей. Самый яркий из них — Владимир Бортко. Ах, негодовал он, у Булгакова, говорите, все было ужасно? Да он жил в двухкомнатной квартире, а остальные — в подвалах. А что (переходя на визг), Пастернаку тоже было плохо? А Шостаковичу, разве его посадили? Молодец Владимир Владимирович, сокрушил основы, спас Соловьева от провала. Вечер со столь заманчивой темой увяз в цитатах, банальностях, доносах. И только режиссер «Собачьего сердца» пылал креативом.

Попутно выяснилось кардинальное: вышеупомянутые творческие интеллигенты всегда жировали (исключение снисходительно сделали только для Мандельштама), а подлинные страдальцы — эти, нынешние, которые проживают в телестудиях. От рассказа Натальи Нарочницкой о том, как она десять лет ходила в изгоях, но не предала свои идеалы, веяло подлинным, а не мнимым 37-м. Она даже сейчас, не будучи изгоем, сама ковыряется в земле и закатывает огурцы… Вообще, тема «поэт и царь» в наших широтах — из разряда вечных. И тема осуждения тех поэтов, которые не с царем, — тоже из разряда вечных. Еще в 1849-м официальный вердикт по делу Петрашевского звучал цитатой из нынешних ток-шоу: «Горсть людей совершенно ничтожных». Главное в означенной традиции — регулярно повышать градус оскорблений. Сергей Кургинян даже в день отпевания Евтушенко не отказал себе в удовольствии пнуть того, кого он, Кургинян, считает символом самоизмены. Великий режиссер устроил скандал на Первом канале, принялся страстно рассуждать о «невеликом поэте», побагровел и победителем выбежал из студии. Человек, ухвативший за яблочко «Суть времени» (так называется его движение), — всегда победитель.

Удивительное дело: мощная держава веками не устает бороться с «горстью людей совершенно ничтожных». Казалось бы, что ей, державе, эта горсть? Вот и Соловьев сон потерял. После Украины, Америки и Сирии его больше всего гнетет мысль о дуализме современной либеральной интеллигенции: с одной стороны, она в оппозиции к власти; с другой — от этой власти кормится. Его пытался успокоить Игорь Волгин, мол, не вся эта прослойка заражена бациллой либерализма, но Соловьев продолжал нервничать. В целях установления истины он вызвал на «Поединок» двух Александров, Проханова и Архангельского. Предсказуемость означенных поединков давно отошла в область городского фольклора. Посему согласие А.А. оппонировать А.П. показалось мне странным, но только поначалу.

Что можно противопоставить Проханову? Ведь тому, кто попеременно общается то с Соловьевым, то с космосом, давно открылась истина: чем горячечней бред, тем надежнее место в телевизоре. Вседозволенность развращает. Проханов даже и не пытался выстроить цельный образ демонического врага. С одной стороны, он называл собеседника мышью, сыпью, червем, масоном, служкой, псаломщиком. С другой — рисовал апокалиптическую картину: толпа, управляемая Архангельским, мчится с Болотной захватывать Кремль. Постоянно играть самого себя — тяжкий крест, от которого телевизионный мессия явно устал. Настоящей злобой А.П. вспыхивал только тогда, когда вспоминал о кровоточащей ране: А.А. в своих колонках (лет 15—20 назад!) называл его графоманом. Наверняка великий писатель (по версии ТВ) догадывается, что не один Архангельский так думает. Посему его сокровенная мечта — отпеть всех либералов.

Тем временем оппонент мессии демонстрировал завидное самообладание. Он являл собой торжество нормы в эпоху тотальной анормальности. Архангельский пришел с одной целью: рассказать, насколько это возможно в предложенных обстоятельствах, о том, чем интеллигенция реально занимается в России. Рутинные скучные вещи — учебники, школы, библиотеки, фонды, ежедневный просветительский труд. Сущая мелочь по сравнению со стоянием в телестудиях и борьбой с мировым заговором. Главное, что сказал А.А.: «Задача интеллигенции — свидетельствовать перед лицом власти, народа, оппозиции».

Ничего более страшного бессменным участникам «литературных кадрилей» (от создателя «Бесов») Архангельский сказать не мог. Для свидетельства необходима сосредоточенная внутренняя работа, а пропаганде нужны лишь лозунги. Нужен некий Гаспарян, еще слабораскрученный, но уже обладающий тайными знаниями о продажности интеллигенции еще со времен Декабрьского восстания. Нужен Проханов, идеолог империи и страшилок. (Из последнего: либералы изгрызли романовский режим, теперь изгрызают Путина.) Нужен Бортко, поражающий город и мир глубиной философских воззрений. О ком бы ни заходила речь, от Булгакова до Райкина, ответ у него один: недоплатили.

Бортко все можно, он особенный. «Вы интеллигент?» — строго спросил его Соловьев. «Нет, — ответил режиссер, — я русский человек». Такое свидетельство Владимира Владимировича дорогого стоит.