Офис Фонда борьбы с коррупцией (ФБК) пятый день заблокирован силовиками. 12 человек — сотрудники и волонтеры ФБК, а также члены съемочной группы Newcaster, которая помогала фонду вести прямую трансляцию с митингов по всей России, — под арестом. Вот их имена: Руслан Аблякимов, Оксана Баулина, Леонид Волков, Антон Глембо, Сергей Горкаев, Екатерина Мельникова, Константин Широков, Владимир Бузин, Екатерина Кенарева, Алексей Лапышев, Владислав Мосин, Анна Ревоненко. В спецприемнике также находятся Алексей Навальный, задержанный на Тверской (15 суток), и Николай Ляскин, арестованный по дороге с митинга (25 суток). Выглядит это так, словно власть обыграли в шахматы, а она достала монтировку и взяла заложников.

Георгию Албурову, одному из авторов расследования про яхты и виноградники премьер-министра, повезло: его не задержали ни в офисе, ни на митинге. Мы разговариваем в среду вечером. «Только что участвовал в квесте, — говорит Албуров. — Освобождался из тюряжки».

— Что произошло в офисе ФБК 26 марта?

— Оттуда велась прямая трансляция c митингов. Ее смотрели на пике около 150 тысяч человек. В какой-то момент под предлогом террористической угрозы в офис попытались ворваться полиция, эфэсбэшники. Сначала им не открывали, потом все-таки открыли, и они на каждого, кто был в помещении, составили протокол за «сопротивление полиции». Полиция утверждает, что она хотела спасти тех, кто был в здании, а те не хотели спасаться. Поэтому их посадили на 7 суток. Двух человек отпустили под штрафы. Затем в офисе начались следственные действия. Утверждается, что Леонид Волков (руководитель избирательного штаба Алексея Навального. — ​Ред.) во время прямой трансляции позволил себе какие-то экстремистские высказывания. Под этим предлогом изъяли вообще всю технику. Причем там была не только техника ФБК, там была техника ребят, которые вели трансляцию, это компания Newcaster. И если мы лишились просто компьютеров, системных блоков, то эти ребята лишились техники, судя по всему, на миллионы рублей, потому что она была отчасти их, отчасти их партнеров, отчасти арендованная. Но мы пока не можем провести инвентаризацию того, что у нас украли: доступа в офис до сих пор нет. Там сидит наряд полиции, говорит, что все опечатано, хотя внутри ходят какие-то люди, шарятся по столам.

Но мы не какая-то коммерческая организация, у которой если украсть всю технику, то ее работа сразу же будет парализована.

Так что все занимаются своим делом. Даже наша видеостудия быстро переформатировалась, выпускает ролики, утреннее шоу.

Менять офис потому, что там пару дней посидели эфэсбэшники, — ​глупо. Они и без этого легко поставят прослушку. Ну теперь, может быть, еще и «проглядку». Если захотят что-то сделать, сделают в любом случае. Мы фаталисты-практики.

— Как так выстроена работа ФБК, что ни один из законов, которые Госдума прошлого созыва приняла для защиты чиновников от вашего любопытства, не сработал — ​ни на этапе сбора информации, ни во время работы над фильмом?

— Раньше у нас бывали случаи, когда мы что-то в офисе говорили, и буквально на следующий день или даже через несколько часов по этому поводу наверху принималось какое-то решение. Пример: нашли во Франции незадекларированную виллу Турчака, губернатора Псковской области. Проходит два дня, эта вилла посреди года появляется в его декларации. Или: обсудили профили в соцсетях детей каких-то чиновников. Я прихожу домой — ​эти профили уже удалены. Хотя некоторым аккаунтам было лет по пять. Буквально за несколько часов информация дошла от прослушки, то есть от каких-то эфэсбэшных клерков до начальства, и уже было принято решение, была реакция.

После этого мы ввели в офисе режим секретности. Ну на самом деле это несколько банальных правил, которые позволяют нам избавиться от многих проблем. Понятно, что весь наш интернет-трафик просматривается. Поэтому мы пользуемся VPN, в особо критичных случаях используем Tor, и это спасает.

Причем если сначала это была ирония (ведь это всего лишь Медведев, какой же он властелин), то потом, когда мы накопили информацию про яхты, виноградники, Тоскану, — ​это кодовое название потеряло всякий иронический оттенок. Собственно, всё. Заходить в интернет через VPN, меньше говорить в офисе, двухфакторная авторизация, не использовать отечественные сервисы. Это элементарный протокол безопасности. Видимо, в этот раз он тоже сработал. Мы ведь не писали жалобы до публикации кейса. Тогда бы они получили информацию и, возможно, что-то предприняли. А так я нисколько не сомневаюсь, что Медведев и его окружение узнали о нашем расследовании из самого фильма, а не заранее.

— Ты как фронтмен этого проекта ожидал, что он выведет на улицы школьников и студентов?

— Честно говоря, на второй месяц работы над историей ты теряешь ощущение объективной оценки материала. То есть ты продолжаешь искать связи между компаниями, но ты уже не понимаешь, понравится это людям или нет. Поэтому для меня реакция была удивительной и неожиданной. Для власти тоже. Люди в большом количестве вышли на акцию, которую власть называла несогласованной.

И возбудить пару уголовных дел. Каждый раз одно и то же. Это стандартная реакция. Только в этот раз ее обострила реально общероссийская кампания. Не могу вспомнить, когда в последний раз митинги были единовременно в 100 городах. Причем с участием студентов, которые политически созрели уже после Болотной и которые понимают, что живут в стране, где у них нет перспектив, если они не дети чиновников. Они это понимают, оценивают риски и выходят на митинги.

Возможно, это произошло еще из-за того, что мы развиваем видеонаправление. На YouTube очень быстро набираются подписчики. Фильм посмотрели 15 миллионов человек. У нас такого никогда не было.

Что Медведев — ​хорошая тема, мы поняли еще в сентябре. Когда опубликовали расследование про «домик для уточки». Это был простой пятиминутный ролик с пролетом над дачей. Но его посмотрело феноменально много людей. Может быть, потому, что это второй человек в стране, бывший президент, на которого многие возлагали какие-то несмелые надежды. Мы поняли, что если маленькую историю посмотрело 4–5 миллионов, — ​стоит делать большую историю. Кстати, удивительно, что 4–5 миллионов — ​это только на YouTube. В какой-то момент я зашел на «Одноклассники» и вбил «дача Медведева». И оказалось, что люди выкачивали видео с YouTube и заливали на «Одноклассники». Несколько верхних роликов суммарно посмотрели еще 7 миллионов человек.

Какие-то персонажи выстреливают больше, какие-то меньше. В этом случае вопиюще роскошный образ жизни наложился на то, что мы стали лучше делать ролики, нашли аудиторию. Это все вместе совпало.