Физика нетвердого тела

В политике экономические концепты легко мешаются с физическими и медицинскими. Волатильность резонирует с турбулентностью, и получается «флаттер» — самовозбуждение автоколебаний летательного аппарата с летальным исходом. Все это не шутки, если помнить, как слетают вожди и пикируют империи, и что такое риски с неприемлемым ущербом — для власти и страны.

После свёртывания выступлений 2011—2012 годов был обвал радостных констатаций: протест технично сломлен, оппозиция деморализована и пищит из-под ковра, власть открывает все новые ресурсы мобилизации своих, нагнетания лояльности и поддержки. Где-то я уже слышал это: «Кири-ку-ку! Царствуй, лёжа на боку!» Орнитологи не летают, явление флаттера им неизвестно. Петухам-флюгерам тем более.

Обычная причина флаттерного разрушения — несовпадение центра жёсткости с центром давления. В политике то же: конструкцию ужесточают с огромным ненужным запасом, но меняется точка давления, и нерушимая сборка течет.

Главные мотивы были скрыты за темой коррупции, но о наметившемся более общем переломе говорит уже само молчание ветеранов. Явлинский ещё не изобрёл формата встраивания, революционэр Лимонов и вовсе сгрыз локти и бухнулся на колени с верноподданнейшим доносом на мирных демонстрантов, которые завтра убьют миллиционэра — «и не одного». Одна только эта истерика говорит о многом.

Скрытые темы

Навальный, конечно же, редкостный и едва ли не единственный боец, а тема коррупции может заводить, как никакая другая. Но и это здесь лишь знак и триггер. Происшедшее вряд ли объяснимо сливом информации о кроссовках и земле Медведева, тем более что на этом свету уже побывали и другие фигуранты стяжательства и демонстративного потребления, тоже не бедные.

И есть с чем сравнивать в мире. Некоторым хватает ума заподозрить, что голосование за пошлый популизм Трампа это не столько срыв («Америка, ты одурела!»), сколько вызов высокомерию элит, причем в лице не только Клинтон, но и Обамы. Но не все, кто подхватывает эти идеи в сервильном окружении власти, понимают, что буквально следующим логическим шагом будет сопоставить в этом наш истеблишмент с американским и увидеть, кто тут в действительности «оторвался». И насколько.

Простой мысленный эксперимент: условно перенести в США всех наших президентов, начиная с госкорпораций, с их наглыми окладами, бонусами и золотыми парашютами, с таинственной собственностью, с образом жизни их самих и их милых собачек, с отношением к людям, с манерой вещать и стилем политической саморекламы за счёт бюджета, наконец, с их патологической несменяемостью, подхватывающей и окормляющей детей, жён, друзей и родственников с уверенностью, что все сойдёт с рук, в том числе любая операция по отъему собственности и прав вконец разоренных и опущенных граждан. Какое протестное голосование мы там получим?

Или десантировать весь этот наш бомонд с корги-культом в Париж, где только что доброго Франсуа Фийона буквально растоптали за скромный, по нашим меркам нищенский оклад, установленный им лично жене за участие в политической борьбе и жизни.

Все понимают, что в любом из этих случаев любого трижды национального лидера там скинут через день и посадят через два на всю оставшуюся жизнь. Наши самодеятельные эксперты при власти радостно описывают новые настроения на Западе в ожидании, что там все скоро падет, придут «наши», и российское руководство на этом фоне их руками само себе отменит западные санкции, сделавшись оплотом мировой стабильности под лозунгом «Не будет Путина — не будет и Земли!» Или просто человечества. Но почему-то не приходит в голову, что эти же настроения могут окружным путём, если не бумерангом выйти и на Россию, пусть с некоторым временным лагом. Или вчера уже?

Наша известная успокоенность в этом плане тоже объяснима. «Патриоты» и «либералы», в том числе с социопсихологическим, культурологическим, политологическим и социологическим бэкграундом, в один голос твердили и пока ещё твердят, что в ментальности российского человека заложено особое отношение к государству и начальству, к логике господства и подчинения. Здесь запредельное и явно неправедное богатство во власти вкупе с византийским высокомерием и жестокостью не осуждается, а принимается как знаки величия, где скипетр — дубина, а держава — копилка. Остается разработать ещё одну стратегию в области государственной культурной политики, где будет доказано, что запредельное хамство власти с манерой жрать в три горла — это в нашей системе ценностей такая главная колея и традиция духовности, а в генетическом коде — основная культурная хромосома и скрепа искомой идентичности, соборности и всеединства.

Песню мира запевает молодежь

Положим, что протест против высокомерного, зажравшегося истеблишмента и в самом деле набирает силу мирового тренда. Пусть Запад, обжегшись на беспардонном, недальновидном и, строго говоря, очень нечестном популизме Трампа и ему подобных, слегка отыграет назад. Но проблема никуда не денется, у нас тоже или даже тем более.

Несколько лет назад социологи с тревогой констатировали: приходит поколение, которое ничего, кроме путинской политики, в жизни не видело, не помнит, не знает и, возможно, знать не хочет. Эти ребята не знают тоски и очередей застоя, не знают эйфории и надежд перестройки, выхода из коммунистического проекта в «новую Россию». Они не видели, как здесь потом выдирали ростки свободы и замуровывали выходы, кроме дороги в нынешнее никуда. Они не представляют себе, что в этой стране вообще могут быть другие (кроме этих) политики и другой телевизор, другие отношения общества с властью, другие партии, газеты и даже выборы. Они искренне верят, что в «лихие девяностые» наворовали больше, чем сейчас, и что тогда страна потеряла в человеческом, моральном, политическом и всяком прочем капитале больше, чем за последние полтора десятка лет. В связи с этим делался вывод о том, что режим заново стабилизируется, окуклится и войдёт в полосу затяжной безальтернативности. А либералы сами сольются и вымрут даже без посторонней помощи на мосту.

Оно безмятежно тащилось через относительное благополучие нулевых, никуда не совалось, но и его не трогали. Не пороли, потому что не за что было. Но это не отменяет воспитательного эффекта «непоротости».

Приходят люди поколения с другой политической эстетикой, а возможно, и этикой. Они были конформисты и во многом ими остаются, но до известного предела и до поры. Они немало читают, видят и слушают, и их книги, музыка и фильмы находятся в вопиющем противоречии с эстетикой нынешней власти, погрязшей в злокачественном нарциссизме и постепенно теряющей рассудок от простой безнаказанности. Те самые «стилистические расхождения», как минимум.

Постепенно сдувается и то, что до недавнего времени делало их конформистами. Они видят, как на глазах скудеют перераспределительные потоки, как на этом фоне набирает мощь финальный распил с крайне некрасивым набиванием защечных мешков. Они видят, как начинает давать трещины эта якобы вечная российская гармония власти и плебса, подогретого фуа-гра и замороженных пенсий. На это накладывается идеологическая тоска и пошлость, ложь и самолюбование искусственных, виртуальных побед власти, в студиях и на полях.

Никуда не делся и задавленный потенциал прошлого протеста. Он ждёт новых энергетических инъекций, пусть извне старого социально-политического круга, и всегда готов отмобилизоваться.

И, наконец, активизация части того, что вчера составляло политическое «болото» — массы людей, тихо ненавидевших новый порядок, но не настолько, чтобы куда-то ходить по выходным. Можно составить целый список отчаянно своекорыстных проектов и деяний власти самого последнего времени, явно срывающих терпение уже и у людей неагрессивных или просто политически безответственных и ленивых. «Все, пора выходить!» — теперь приходится слышать от самых разных и часто неожиданных источников.

Термодинамика и синергетика

В этих процессах взаимосвязаны две социальные величины: масса и температура. Поддерживающих режим может быть много, но они могут относиться к этому делу без особого огонька. И, наоборот, недовольных, а тем более открыто протестующих, может быть заметно меньше, но температура неприятия, а тем более градус ненависти, могут придавать этой массе весьма значимую энергетику, тем более в потенциале.

Ядерный электорат режима велик, но он не сдвинется с места, если его не разогревать искусственно. В свою очередь, искусственно разогревать эту массу можно только на страхе и ненависти. А для этого внешние фронты придётся с ещё большим напряжением и политическим хамством втягивать внутрь страны, объявляя уже и весь нынешний внутренний и совсем не старый по возрасту протест сборищем фашиствующих бандеровцев, построенных в «пятую колонну» на деньги дружественного и чуть ли не нами поставленного Рекса Тиллерсона, нового госсекретаря Солнечного Пиндостана. Это автоматом будет формировать замкнутый контур с положительной обратной связью, вызывая яркие ответные эмоции уже у всей не самой восторженной массы, включая и относительно нейтральную. Даже если не хватать людей сотнями ни за что и против закона. Когда обижают своих и «маленьких», это обычно вызывает резкую, если не цепную реакцию.

Из этого вовсе не вытекает прогноз триумфального шествия новой волны протеста или вывод о невозможности этот протест временно задавить. Но и здесь приходится иметь в виду резко неклассический характер процессов.

Это явно не жёсткие причинно-следственные (так называемые динамические) закономерности. Это не механика Ньютона и даже не «Опасные связи» Шодерло де Лакло, в которых легко прослеживаются цепочки замыслов, действий и результатов.

Но это и не стохастика, не обычные вероятно-статистические закономерности, когда динамику процесса можно наблюдать и рассчитывать по результирующей, что даёт время осмыслить происходящее, подготовиться и перестроиться.

Я уже надоел всем затаскиваемой в политику логикой бифуркационных процессов, в которых малые сигналы на входе, проходя через «чёрный ящик» с жёсткими, но ненаблюдаемыми каузальными связками, дают непредсказуемые, несоразмерные по мощности эффекты на выходе, скачкообразно переводящие систему в качественно иное состояние. Когда возникает бифуркационная ситуация, систему «тошнит» — примерно так, как тошнит сейчас недовольных в России от выкрутасов власти в делах политики, пропаганды и собственности.

Вести себя в таких ситуациях разумно власти мешает все тот же нарциссизм, компенсирующий детские травмы обесценивания и дефицита признания. Это характерно как для биографий, так и для режима в целом, включая массу, упоенную самолюбованием в позах вставания с колен, но забывающую о проблемах с едой — в точности в соответствии с драмой об античном юноше, безнадёжно влюблённом в собственное отражение. Эти игры с зеркалом ничего не оплодотворяют, а в итоге заканчиваются смертью от голода.

Выбор «маневрировать или давить» сложен и неприятен. В итоге все упирается в вопрос времени. Задавить протест ещё и сейчас — значит тут же получить дополнительные напряжения, а впоследствии ещё более сильный, злобный и мстительный ответ. Но одновременно есть страх, что манёвры могут воодушевить и подогреть протест, вынуждая потом блокировать его с ещё большей жёсткостью, а значит, с теми же неприятностями в итоге.

Это и есть цугцванг: классическое «за что боролись».