Барыги и хозяин

В статье «Хозяин и его барыги» рассказывалось о хорошо отлаженной подпольной торговле продуктами питания в ИК-11 Мордовии, а также об использовании фактически бесплатного труда заключенных на швейном производстве. Ниже новые свидетельства о происходящем в ИК-11 РМ (имена и фамилии заключенных изменены в интересах их безопасности).

Чапай Иванов: «В день выхода статьи в газете стали здесь все бегать, косяки свои убирать. Барыги все продукты раздали мужикам, а остальные по чужим баулам попрятали. Начальник колонии сам по отрядам ходил и говорил: «Убирайте все». А Чапаев, замначальника колонии по РОР (режимно-оперативной работе. — Ред.), в столовой порядки наводил. Потом при­ехала комиссия, стали ходить по отрядам, проверять холодильники. Нашли плов, что на продажу в столовой готовят. Удивились, откуда в зоне плов. На некоторое время продажа прекратилась. А сейчас опять стали торговать и в столовой стали еду на продажу готовить, все как и раньше было».

Четыр Викторов: «О проверках знали накануне, а надо внезапно. Если бы кто-то пришел и по одному вызывал заключенных в кабинет, вот тогда был бы результат, тогда они много чего могут нарыть. На массу многие боятся говорить. А так эти проверки для отвода глаз делаются, и все это продолжается.

Где-то дней десять назад, уже после статей, сумки с документами сжигали в кочегарке, подчищали дела личные. Женщины были там из спецчасти. Две или три сумки черных здоровых понесли туда.

Документацию их, конечно, выявить можно было, но это если кто-то неожиданно пришел бы, когда ларек работает, зашел, посмотрел — там лежат карточки осужденных с начислением денег. И там видно, что у всех начисления в месяц 400 рублей, 500 рублей. Понятно, у одного, но почему всем такая сумма начисляется, почему так мало? Конечно, у них двойная бухгалтерия: для нас одно показывают, а для всех — другое.

Вот просто взять один показатель: почему столько народу сидит в изоляторе? Постоянно изолятор битком, очереди даже туда. И всем дают по 15 суток вне зависимости от нарушения.

Если что, они официально скажут: «Он нарушил режим. Пусть не нарушает, не будет сидеть». А нарушение сфабриковать — им это пять секунд. Вот, например, очень часто прямо по громкой связи вызывают к дежурке: «Осужденный такой-то, прибыть туда-то». Приходишь, тебя на фоне карантина фотографируют, типа нарушение локального участка, и все.

А кого-то вообще не сажают, потому что от него выгода есть — ремонт сделать или еще чего-то. Такого, конечно, будут прикрывать, даже если нарушает.

А в ШИЗО ведь вообще ужасные условия. В камерах по три-четыре человека содержится. Например, в третьей камере ШИЗО, если откроешь двухъярусную кровать на ночь, то в туалет уже либо ползком придется лазить, либо через верх. Поэтому осужденным приходится просто не открывать кровать, а ложиться на полу».

Чапай Иванов: «Тут недавно на промке мужики отказывались работать по двенадцать часов. Люди ведь выводятся на работу без договоров, и заставляют их там работать за копейки. Почти вся зона на швейке работает, 900 человек у нас в зоне, 600—700 примерно работают. Так сотрудники пришли в этот отряд, который отказывался работать, и обыск у них сделали, собрали всякие контейнеры, тарелочки, ложечки, отнесли и сожгли. Даже полотенца и те сожгли. То, что родные присылают в посылках, тоже сжигают. Причем вещи берут, изымают без всяких актов. Просто пришли, обыск сделали, с барака собрали мешок и в кочегарку отнесли и сожгли просто-напросто. Отбирают и сжигают вещи часто. Раз-другой в месяц запросто могут сделать».

Четыр Викторов: «Здесь один зэк, Герасимов Вова, пытается завести на них — на заместителя начальника по РОР и на начальника — уголовное дело, жалобы все на них писал, и в Генпрокуратуру на фальсификацию документов писал. Он на голодовке много дней был. У него конфликтная ситуация с замначальника Чапаевым. Так Герасимова вначале посадили в ШИЗО, а сейчас после всех этих статей (в «Новой газете».— Ред.) вывели на 18-ю колонию, спрятали, чтобы он заткнулся. Он говорит: «Меня сейчас там блатные круги давить маленько будут. Ну чего, попробую дальше писать…» Ну да, на 18-й колонии там другое, там вор сидит Ева (Олег Семакин). Понятно уже, как там все эти вопросы решаются».

Абдрахманов — агент

В статье «Агент Абдрахманов» речь шла о том, как УФСИН по Москве отправило бывшего агента ФСБ отбывать наказание в Кострому, где к тому времени уже находился вор в законе Хобот (Андрей Вознесенский), у которого с Абдрахмановым сложилась конфликтная ситуация еще в московском СИЗО-4 «Медведь». Причина столкновения была в том, что у заключенных этого изолятора вымогались деньги, причем как криминальными авторитетами, так и сотрудниками изолятора. Абдрахманов противостоял этому и за это был включен в воровской прогон на избиение.

Сам Абдрахманов, его адвокат Вера Гончарова и правозащитники неоднократно обращались во ФСИН с заявлениями о необходимости обеспечить Ильдару Абдрахманову безопасность. И вот, вместо организации безопасного содержания, его отправляют в ту самую колонию, в которой находится вор Хобот.

Однако после настоятельных просьб правозащитников Абдрахманова возвращают в Москву, но буквально через неделю этапируют в Мордовию, туда, где отбывает срок наказания Сергей Хаджикурбанов, бывший оперуполномоченный УБОП МВД РФ, осужденный на 20 лет за организацию убийства Анны Политковской. Именно Хаджикурбанов, пользуясь своими связями в МВД, разоблачил Абдрахманова как агента ФСБ в СИЗО-4 г. Москвы, тем самым поставив его жизнь под удар.

Такое ощущение, что от Ильдара Абдрахманова, который проходит одним из главных свидетелей по уголовному делу о преступлениях, совершенных в СИЗО-4, пытаются во что бы то ни стало избавиться.

Через несколько дней после выхода статьи «Агент Абдрахманов» к Ильдару в колонию приезжает некий сотрудник ФСИН РФ, представившийся Павлом Леонидовичем, начальником оперотдела центрального аппарата. По имеющийся в редакции информации, цель его визита была проста — оказать давление на Абдрахманова с тем, чтобы он «не педалировал тему его этапирования в Кострому», иначе, по словам московского гостя, «это как минимум скажется на условиях содержания Абдрахманова в колонии».

Визитер из Москвы договорился до того, что стал внушать Абдрахманову, что ни в какую Кострому его не отправляли, что все это ему (Абдрахманову) приснилось. Правда, несмотря на уверения в сновидениях, в оконцовке разговора опер заявил, что все данные об этапировании Абдрахманова в Кострому уже подчищены.

Ну раз подчищены, то приведу фрагмент своего разговора с заместителем директора ФСИН РФ Валерием Максименко во время этапирования Абдрахманова в Мордовию:

Валерий Максименко: «Он (Абдрахманов), по-моему, еще едет, он еще и не доехал».

Елена Масюк: «Да нет, ну что вы, сегодня среда, а его отправили в субботу. Сколько же можно до Мордовии ехать? Он там уже».

Валерий Максименко: «Да ладно, у нас до Ярославля едут три дня. Елена Васильевна, вы что, вы вспомните: кого-то там два дня везли только, мы тогда успели его вернуть из Костромы.

Сразу же после отъезда сотрудника ФСИН из Москвы Абдрахманова вызывает Душкин, начальник оперативной части ИК-11».

Ильдар Абдрахманов: «И Душкин говорит: «Пиши, что претензий не имею. Угроза жизни отсутствует». Я сказал, что напишу, что на данный момент отсутствует. На что Душкин ответил: «Смотри, тебе еще сидеть долго, я это запомню».

С Душкиным у меня изначально разговор не сложился, потому что когда он меня спрашивал, что у меня произошло в Москве, я ему рассказал, что по московскому СИЗО-4 идет расследование, я там прохожу свидетелем по делу. А в 2015 году сотрудники ФСБ центрального аппарата линии «М», которая курирует ФСИН, «приняли» сотрудников «Матроски» (СИЗО-1 г. Москвы) за превышение и вымогательство. Они сейчас все сидят. Один из них по имени Антон (по всей видимости, речь идет о бывшем сотруднике СИЗО-1 Антоне Девятаеве.— Е. М.) является близким другом Душкина. И вот с этой ноты у меня с ним началось общение, что «вот вы там, москвичи, подставили наших друзей…»

Проходит несколько дней, меня как завхоза карантина опять вызывает Душкин в кабинет и говорит: «Слушай, у вас в карантине, в туалете, телефон нашли и сим-карту». Прихожу в отряд и действительно узнаю о том, что телефон «ушел», он находился в общественном месте, был прилеплен за туалетным бачком.

Опять вызывает меня Душкин, говорит: «Мне сказали взять с тебя объяснение. Пиши, что у тебя забрали телефон марки такой-то с сим-картой», — и кидает мне пустой бланк. Дмитрий Евгеньевич (Душкин) никогда ничего сам не делает, он делает только по приказу Ивана Ильича (Чапаева), замначальника колонии. Я говорю, что могу написать только, что, со слов сотрудника колонии такого-то, якобы в общественно доступном месте, туалете, якобы был найден телефон, якобы такого-то цвета. Ведь меня не было в тот момент в карантине и не при мне изымали телефон.

Душкин: «Нет, надо, чтобы у тебя нашли. Не будешь писать?» Я говорю: «Нет, не буду». Тогда он просто взял со стола книгу и стал долбить мне этой толстой книжкой по голове. Раза четыре-пять, наверное, ударил. На шее большой след, кровоподтек остался, когда он меня тянул за свитер…

Я вышел из кабинета, пошел в отряд. У нас в отряде есть таксофон. Мне здесь официально выдали карту «Зона-телеком», и я сразу набрал сестре и сообщил, что меня избили. И пошел на работу.

Где-то в районе семи вечера я вышел с работы, и по громкоговорителю на вахте объявляют: «Осужденный Абдрахманов, зайдите туда-то». Я захожу, там стоит Душкин. Он меня тащит в отдельный кабинет, включает видеокамеру на стене и говорит: «Что за фигня происходит? Статья в интернете, что я тебя избил». Я говорю: «Послушайте меня. Я зэк, у меня нет мобильного телефона. Все мои передвижения вы можете посмотреть по видеокамере. О какой статье вы говорите? Что я могу вообще по этому поводу сказать?» Сорок минут он меня не отпускал.

Потом мы ждали якобы, с его слов, сотрудников ОСБ (отдел собственной безопасности) УФСИН по РМ, но так никто и не приехал. Просидел я там часа полтора. Потом он и его коллеги, другие оперативники, привели меня в санчасть, где была врач Людмила Ивановна. Врач осмотрела и написала — на голове гематома, на шее… Все это она описала в сантиметрах, миллиметрах. Акт составила. Но на руки мне акт не дали.

После того как сняли побои, у нас в отряде сотрудники сразу же срезали с таксофона трубку. Телефона больше нету, они обрубили всю связь. Я даже позвонить не могу никуда, и никто в отряде не может.

Всю ночь мне было очень плохо, меня подташнивало и трясло постоянно, очень трясло, голова сильно болела. А ночью у нас бесполезно обращаться в санчасть, никого не вызовешь.

На следующее утро я иду на работу. Сижу на вахте, Иван Ильич (Чапаев) через сотрудников мне передает: «Пошел отсюда, ты здесь больше не работаешь». Иду в штаб, там сидит Дмитрий Евгеньевич (Душкин): «Ты на три-четыре дня отстранен, иди, тебе плохо, полежи, отдохни, поваляйся». Я говорю: «Что значит «поваляйся»? У меня нет больничного, как я буду валяться».

Я пошел в санчасть к Зубаревой, это у нас главный врач. Она сказала, что это стрессовый синдром, что на шесть дней дает мне больничный, а потом еще на три дня продлит. Выписала таблетки, антидепрессанты, но в больницу положить не могла, так как там лежали туберкулезные, а они ждали с проверкой санэпидстанцию.

Пошел в отряд, выпил таблетки, лег. Чуть-чуть полегче стало. Опять вызывают, следователь пришел из местного СК Зубово-Полянского района и говорит: «Так, давайте сейчас быстренько вас разденем». И сидит эта же женщина, Людмила Ивановна из санчасти.

В акте, который она составляла, написано, что на голове у меня шишка, гематома и расчес. Я говорю: «Вы что хотите сказать, что я расчесал до шишки, что ли?» Она говорит: «Видимо, в этом месте была перхоть, а потом на ней просто эта шишка выросла». Я говорю: «Понятно, вопросов не имею». И следователь мне: «Давай пиши заявление». Я говорю: «Я буду делать все только с адвокатом». Он: «Так, давай пиши сейчас. Пойдем прямо к Душкину, пойдем», — прямо тащит меня. Я отказываюсь. И тут один из оперов говорит: «Сейчас, сейчас мы тебя на 306-ю (ст. 306 УК РФ «Заведомо ложный донос») и 307-ю (ст. 307 УК РФ «Заведомо ложные показания»)». Я говорю: «Молодые люди, где я и где вы, где 306-я, это со временем мы все увидим». Следователь уходит.

Потом приходят еще трое оперов, коллег Душкина: Асоснов и Арсений Анатольевич и еще один опер, не знаю его имени. Они меня тащат в санчасть и там начинают под видеокамерами издеваться — разденься, переоденься… В санчасти в этот момент та же женщина, Людмила Ивановна. Она опять дает им тот же акт, который составила раньше.

Душкин говорит: «Давай ты поедешь пока на 21-ю, в больничку (ЛПУ-21) съездишь. У тебя же подозрение на клаустрофобию, заодно проверишь, ну и здесь все пока утихнет». Я согласился и написал заявление на 21-ю. И прямо тут же меня за руки берут и тащат на комиссию. Знаете, прямо как барана.

Притащили меня туда, стоит хозяин (начальник колонии Виктор Четырев) и говорит: «У вас был найден телефон. Трое суток ШИЗО». Я говорю: «У меня не было телефона». Замполит говорит: «Семь суток». Я говорю: «Я не понимаю что это значит? Что происходит?» «Тебе, — говорит хозяин, — дураку, сказали один раз, чтобы ты не педалировал эту тему (этапирование в Кострому). Ты не понял? А у нас есть такая установка, называется она «карусель», то есть один раз ты поехал в ШИЗО, освобождаешься и опять в ШИЗО. Мы сейчас сделаем из тебя злостного, документы уже собраны, и ты поедешь в СУС (строгие условия содержания)».

Ну а после того, как меня в ШИЗО посадили, ко мне прибежали сотрудники: «Подпиши заявление о трудоустройстве с 1-го марта». Я отказался, сказал, что могу написать с сегодняшнего дня. Он ответил, что так не пойдет. В итоге никакого заявления я так и не написал. Ведь вначале я работал завхозом отряда, потом меня поставили работать завхозом карантина. У нас замначальника по РОР (Иван Чапаев) сам назначает на эту должность, мы не пишем заявления о трудоустройстве. Он меня просто вызвал и сказал: «Иди, прими карантин». То есть на работу я оформлен не был, зарплату мне не платили. Я же понимаю, что они начинают уже подкладываться бумагами…»

Обшелушу зэков

Виктора Сидорова, героя публикации «Подумаешь, я пару зэков обшелушу», в данный момент отбывающего наказание в ИК-11 РМ, сразу же в день выхода статьи посадили в ШИЗО.

Сидоров в указанной статье рассказывал, как заместитель начальника ИК-18 Республики Мордовия Александр Спиркин вынудил его профинансировать ремонт в колонии, а кроме того, по словам Сидорова, Спиркин вымогал у него деньги, телефоны и прочие вещи для личных нужд, и еще наркотики для улучшения статистики по раскрываемости преступлений в колонии.

Сидоров находился в ШИЗО ИК-11 несколько дней, и выпустили его оттуда только после приезда в колонию адвокатов Снежаны Мунтян и Маргариты Ростошинской, сотрудничающих с правозащитниками. Причем надо отметить, что руководство ИК-11 более семи часов не давало адвокатам разрешения на проход в колонию для встречи с Абдрахмановым и Сидоровым.

На следующий день после посещения адвоката к Сидорову прибыл местный прокурор для подтверждения данных, изложенных в статье. Речь идет о возбуждении уголовного дела. Пока дела нет, но есть опасность для жизни и здоровья Виктора Сидорова. Об этом он и говорит в своем видеообращении.

Виктор Сидоров: «Я, Сидоров Виктор Александрович, 1979 года рождения. Отбывал наказание в исправительной колонии строгого режима ИК-18, поселок Потьма по Республике Мордовия.

Начальник колонии Ермаков Владимир Алексеевич и заместитель его Спиркин Александр Семенович искусственно создают проблемы, чтобы потом же самим их все и решать. А именно: они, как в моем случае, посадили меня в СУС. А посадили следующим образом: слепили неоднократные нарушения — либо это за запрещенные какие-то предметы, либо за допущенные неоднократные, множественные нарушения. За это закрываются в СУС. И этим самым оказывают давление на осужденного, чтобы тот пошел на ихних условиях что-либо делать, и вынуждают к этому теми или иными способами.

Таким образом, они вынудили меня сделать ремонт, обосновывая это тем, что снимут с меня СУС и представят меня на УДО. Мне пришлось звонить всем своим родственникам, объяснять ситуацию, что я вынужден вот так сделать, чтобы предоставить им те или иные возможности, чтобы ремонт сделать или привезти какие-то вещи. Все необходимые вещи, которые они просили непосредственно, я делал (и это в показаниях есть). Они подтверждаются тем человеком, который это все делал, который это все покупал и привозил.

В данном обращении я прошу обратить внимание, что я переживаю, что тут будут воздействовать на меня со стороны администрации 18-й колонии, а именно — Александр Семенович Спиркин и начальник колонии Ермаков. Не знаю, каким способом, но тем не менее у них есть на это какие-то рычаги давления. Так что я переживаю за свою судьбу и жизнь».