Виктор Сидоров: «В конце 2012 года при обыске в ИК-18 Мордовии у меня нашли телефон. И меня переводят на строгие условия содержания (СУС). Чтобы меня не переводить под «крышу» (то есть не помещать в СУС. — Е.М.), а оставить в лагере, мне первый замначальника ИК-18 по БОР (по безопасности и оперативной работе) Спиркин Александр Семенович лично поставил условие: «Надо сделать ремонт внутри барака». Начальник колонии Ермаков, как я понимаю, был в курсе. А барак-то этот весь разбитый, полы вздутые… Ну это как совдеповское общежитие. На что я сказал: «Ну хорошо, давайте я сделаю. А как мы дальше-то будем?» Он говорит: «Мы тебе снимем СУС и подготовим на УДО, уйдешь на УДО».

Ремонт

Виктор Сидоров: «Все это началось в марте 2013 года. Мой родной дядька, Сидоров Юрий Андреевич, живет в Павловском Посаде в Подмосковье. Мои личные накопления и то, что мне досталось после смерти отца в 2011 году (недвижимость кое-какую продали), все эти деньги лежали у моего дяди. Я просил дядю переводить деньги в Саранск на имя Павла Галушкина. Павел это все подтвердит, он даст показания, что он получал деньги».

Из обращения Юрия Сидорова:«Мой племянник, Сидоров Виктор Александрович, отбывающий наказание в Мордовии в ИК строгого режима, сообщил мне, что для того, чтобы ускорить его досрочное освобождение, нужно помочь ФКУ ИК-18 с улучшением бытовых условий. Для этого необходимо закупить строительные материалы для последующего их применения в ремонтно-строительных работах. Я переводил ему на эти цели денежные средства».

Виктор Сидоров: «Дядя переводил мне деньги на мобильный телефон, которым я непосредственно пользовался в колонии, — +7 927 185-88-20. Это «Мегафон». У моего дяди есть чеки, что он на этот номер перевел больше 190 тысяч рублей. Какую-то часть этих денег я переводил Павлу Галушкину на покупку стройматериалов через Юнистрим.

Сам Павел Галушкин никогда не сидел. Он родственник человека, с которым я сидел, — Миши Горбунова. И Миша Горбунов мне посоветовал, что Галушкин может помочь привезти на зону стройматериалы, что у него машина. Парень хороший на самом деле, честный оказался, и мы как-то с ним сдружились. Я Павлу переводил деньги, он на эти деньги ездил и то, что я его просил, покупал».

Из обращения Юрия Сидорова:«Еще денежные средства переводились в город Саранск на имя Галушкина Павла Юрьевича для последующей закупки строительных материалов и вещей. Эти стройматериалы и вещи просили купить сотрудники администрации ФКУ ИК-18 по Республике Мордовия, а именно заместитель начальника колонии подполковник Спиркин Александр Семенович, непосредственно по согласованию с начальником колонии Ермаковым Владимиром Алексеевичем».

Виктор Сидоров: «Через Сбербанк мой дядя Сидоров на счет Галушкина с апреля по август перевел больше 205 тысяч рублей. Есть все квитанции. Кроме того, дядька через Сбербанк переводил деньги на имя Татьяны Просниковой и Николая Роднова около 100 тысяч рублей. Все чеки тоже есть. Они тоже закупали и привозили стройматериалы в колонию. Я потратил много денег. Когда перевалило за миллион триста, я уже перестал даже считать».

Из обращения Павла Галушкина: «По просьбе Виктора (Сидорова) я закупал строительные материалы и вещи. Данные строительные материалы и вещи я привозил на своей машине в п. Потьма Зубово-Полянского района на склад, прилегающий к территории ИК-18. Также я знаю со слов Виктора Сидорова, что эти строительные материалы и вещи приобретаются для внутренних отделочных работ отряда №3 ИК-18».

Виктор Сидоров: «Какие материалы завозились? Плитка, унитазы, цемент, линолеум, все, что нужно для ремонта было. Я в трех отрядах жил и в трех отрядах вкладывался в ремонты. Скажем, в отряде, который сейчас под номером 5/2, стоит кабинка стеклянная. Так вот, мы ее привозили, она с гидромассажем, с телефоном, за 17,5 тыс. Я покупал большой нагреватель, плитку покупали на 15 квадратов. До сих пор там все так и стоит.

А один отряд я целиком и полностью отремонтировал. Раньше это был просто третий отряд, а сейчас — он 3/2. Это двухэтажный барак. Около 400 квадратных метров. Я всю КВРку (комнату воспитательной работы), где весь отряд собирается, в плитку закатал, это 60 квадратов. Туда телевизор новый, холодильник покупали. Кстати, технику туда завезли нелегально, по ним проверка была, ОСБшники приезжали. Говорят: «На каких основаниях сюда завезли?» Могли же оформить это просто как гуманитарную помощь, но завезли так.

В туалеты я новую всю сантехнику завез. Одна только доставка стоила каких денег! Каждый раз я отдавал по 15 тысяч за машину, чтобы привезти. Это все дорого мне обходилось. Я начал завозить с марта и по сентябрь 2013 года. У меня длился ремонт все лето. Начальник сказал: «Все, к 1 сентября чтобы ремонт был сделан, завязывайте». И у меня остался один коридор с непокрашенными стенами, а все остальное уже было сделано.

Когда они уже потом со мной столкнулись вот так, лоб в лоб, я им сказал: «Ребята, вы доиграетесь, ваша неблагодарность вам же потом и аукнется». Они говорят: «У нас все нормально, мы провели это все по гуманитарке». У меня чеки по закупкам за март, а по гуманитарке они могли провести в апреле или в мае. Это же подделка документов. Со мной вместе сидел мой друг, а его мама ИЧП, вот она и привозила сюда пустые бланки, и они там все вписывали, что им нужно, и проводили эти все документы».

«Сумма играла от 5 до 15 тысяч»

Виктор Сидоров:«После того как я сделал ремонт, с меня сняли СУС, как они и обещали, поставили меня официально на должность завхоза. Потом Спиркин вызывает: «Мне надо 5 тысяч денег…» Я говорю: «Ну давай, Александр Семенович, куда?» Он говорит: «Вот цифры тебе», номер дает мне и говорит: «Вот полторы тысячи сюда, полторы тысячи сюда, полторы тысячи сюда и 500 на тот номер». Думаю, это были номера его близких родственников. Где-то в 2015 году получилось так, что он свой телефон отдал в ремонт электрику, ну зэку, который разбирается в телефонах. И тот случайно зашел в смски и там увидел все транзакции, на какие счета эти деньги переводились. Там было две карты, куда все скидывалось.

Сколько раз он просил меня деньги перечислить? Да ежемесячно. Сумма играла от 5 до 15 тысяч. И так было много раз. Я даже сосчитать не могу. Допустим, они куда-то едут на рыбалку, он просит, что ему вина надо, текилы, виски. Кто привозил? Да мы спрашивали между собой: «К кому на свидание едут?» — «Ко мне жена едет». — «Ну забери вот этот пакет нам. Будет мимо проезжать, вот магазин, там оставь». Да просто в магазин продавщицам отдавали, и все. Этот магазин «Перекресток» называется, на привокзальной площади на станции Потьма. Я не знаю, сейчас он есть или нет, уже три года прошло. Оставляли там, и потом он забирал, либо кого-то присылал, и они забирали.

Или, допустим, звонит он: «Давай, приди». Я прихожу в кабинет, он: «Нужны три телефона. Один мне, один начальнику и один в управление кому-то подарить». Я говорю: «Да не разговор, надо значит надо. Какие?» Он говорит: «Ну вот, марка «Нокиа-301». А она стоит примерно 4,5 тысячи один телефон. Соответственно, Павел Галушкин купил их. Потом привез в Потьму к какому-то частному дому, который назвал Спиркин, там вышел мужик Вася, он ему отдал телефоны и сказал: «Вот Александру Семеновичу». Тот сказал: «Да-да» — все забрал. Сам Спиркин ничего не брал, он очень аккуратный в этом моменте».

Из обращения Павла Галушкина:«Виктор просил купить (на переведенные его дядей деньги) и привезти три телефона для сотрудника администрации ИК-18 по имени Александр. Данные телефоны я передал человеку по имени Василий в п. Потьма Зубово-Полянского района».

Виктор Сидоров: «Ну, в общем, я так платил, платил… Ну, мы все живые люди, какие-то слабости себе позволяли, допустим, выпить, еще что-то… Спиркин узнавал о них, иногда вызывал: «Вы чего там напились или покурили. Я вас закрывать не буду, штрафую я вас, давайте по пять тысяч». Допустим, нас три человека, по пять тысяч. Ну а чего делать? Я шел, говорил: «Ребята, такая ерунда, а то сейчас нас в ШИЗО посадят». Ну приходилось ему отдавать. Или закладки привозили, закапывали. Допустим, он говорит: «Мне нужен телефон «Алкатель Ван тач» — какой-то новый тогда вышел, двухсимочный, рекламировали за шесть тысяч его. «И, — говорит, — мне надо для работы наркотиков. Положите, какие есть, героина, покурить, ну что можешь достать. Мне надо для показателя оперативки». Ну плюсики хотели заработать. Я говорю: «Ну хорошо, как скажешь. Сколько надо?» Он говорит: «Давай всего по чуть-чуть». Я говорю: «Ну, по 10 этого, этого…» Он говорит: «Да-да, пойдет». При въезде сюда, «на ветку» (со времен Дубравлага и до 2006 года около 20 мордовских лагерей были связаны между собой железной дорогой, затем была построена хорошая автодорога и необходимость в поездах отпала, но выражение «на ветке» так и осталось. — Е.М.), есть заброшенный пост ДПС. За этим постом ребята приезжали и закапывали то, что он просил, — телефоны, наркотики, все вместе закапывали. Мы ему закапывали, он все это забирал. Наркотики где брал? Ну у ребят, где. Просил то одного, то другого, там, сям. Ну сейчас курительные смеси доступные. И героин просил, тоже туда клали.

Два раза так закапывали для него, а третий раз делали вброс, то есть переброс через запретку на промзону. Перебрасывали спайс, телефоны. Мы говорили, кто будет делать (переброс), когда будет делать и точное место, и он уже приходил со смены и забирал. Ну и нам давал как-то жить, вот таким способом».

«Ну смотри, я сейчас обоих укатаю»

Виктор Сидоров: «Потом Спиркин мне говорит: «Ты же по наркотикам сидишь». Я говорю: «Ну конечно». «Давай, — говорит, — ты участвуй, выявляй, где наркотики есть. Мы даже разрешаем тебе участвовать вместе с ними, мы глаза закроем». Я говорю: «Ребята, мне это не надо. Вот у меня есть стройка, я ее еще до конца не доделал». Он говорит: «Так надо. Оперативную работу надо же делать». Я говорю: «Ну хорошо, ладно» — я уже на это согласился. Я там выявлял кое-чего, приносил. Один раз принес, отдал, они мне говорят: «Давай мы акт об изъятии на тебя составим». Я говорю: «Вы что, зачем вы меня подставляете? Вы говорите — давайте выявлять, давайте работать, а вы сейчас хотите меня крайним во всей этой истории сделать». Ну и больше я не стал с ними работать. Потом Спиркин несколько раз говорил: «Давай, вот этому надо подкинуть наркотики, этому…» И я ему начал отказывать. А он говорит: «Ты что-то вообще уже отходишь от нас», ну и начал всякую ерунду плести. Я говорю: «Александр Семенович, как бы там ни было, я-то всегда останусь зэком, а ты сотрудником, и поверят тебе, а не мне». Он: «Да, да. Подумаешь, я пару зэков обшелушу, мне же никто даже слова не скажет». Я говорю: «Ну в свое время все равно дойдет до того, что вы не найдете ответов на вопросы, которые вам зададут».

Я говорю: «Я этого делать не буду, потому что я сам сижу за это, и я знаю, что это такое, я не буду человека подставлять. Он и так 15 лет отсидел». Спиркин говорит: «Ты, значит, не со мной? Ты, значит, с ним? Ну смотри, я сейчас обоих укатаю». Я говорю: «Ну это дело ваше, я друзей не предаю».

Вот на этой теме мы остановились, и он начал всякие пакости делать. И всю оперативную информацию, которая собиралась для него, вот эти вбросы для него, он взял и повернул это против меня и преподнес начальнику, что это якобы я всем занимаюсь.

Потом в оконцовке он меня вызывает и говорит: «Я хочу себе машину купить, мне надо добавить денег». Я говорю: «Александр Семенович, при всем уважении к вам, я не олигарх, чтобы вам тут по полмиллиона добавлять на машину». Ну он разозлился и говорит: «Ну смотри». Он ушел как раз в отпуск и, видимо, что-то начальнику (Ермакову) наговорил. Начальник прилетел: «Позвать сюда! Всех в капусту порублю!» Ну и все, началось.

Где-то с сентября месяца 2014 года и целый год я «ездить начал». Что значит «ездить начал»? В ШИЗО он меня «катал»… Выйду, дней 10 побуду, и меня опять в ШИЗО на пять, на семь, на десять, на пятнадцать суток. За что сажали? Допустим, перевел меня в другой отряд, там у меня нет бирки, мне ее еще не выдали. Прибегает сотрудник, щелкает: «У тебя нет нагрудного знака. Нарушение». Меня раз за это — на пять суток. Не вышел на зарядку, а у меня освобождение от врача. Опять: «Не вышел на зарядку», бах — мне, десять суток. Это год продолжалось.

Потом он меня в СУС посадил, 15 ноября 2015 года. Год я просидел в СУСе… Он меня так и не выпустил. Там 9 месяцев надо отсидеть без нарушений, и только тогда уже по результатам комиссии тебя выпускают на обычные условия. А тут прошло пару месяцев, он раз — меня в ШИЗО за нарушение формы одежды. Значит, опять будет СУС на девять месяцев. И так до бесконечности.

Мне уже надоело, я смотрю, он меня не выпустит из СУСа. Ну и у Спиркина все нормально с жуликами, соответственно, меня давили со всех сторон. Они меня держали там, можно сказать, на жестких поводках, чтобы я рот свой не раскрывал. Приезжали с управления (УФСИН по РМ), они знали, что у меня что-то на него есть, я могу раскрыть рот. Из центрального аппарата даже приезжал человек: «Давай, — говорит, — если есть какие-то вопросы». Ну а как я там? Что там сделаю? Там везде решетки, там не выйти никуда… Меня бы везде здесь «по ветке» достали. Ну а сейчас просто уже накипело…

По «ветке»

Виктор Сидоров: «Как мне удалось перевестись в ИК-11? У них на зоне (в ИК-18) стоит общеворовской запрет на наркотики. Кто игнорирует его, к тем подходят очень жестко, избивают. Там вор Ева (Ева — Олег Семакин, вор в законе, в 2009 г. осужден Хабаровским краевым судом на 23 года строгого режима по п. «а» ч. 3 ст. 126 (похищение человека), ч. 1 ст. 210 (организованное преступное сообщество) УК РФ. — Е.М.). Ева поставил запрет на наркотики по всей «ветке». Ева сейчас в той же 18-й колонии. А тогда он на месяц уезжал на ЕПКТ (единые помещения камерного типа) на 10-ю колонию. Воров раз в полгода вывозят на ЕПКТ, на профилактику, так по профучету положено. А потом обратно возвращают.

Я дождался пока Ева уехал и там остался положенец, бродяга (то есть живущий по арестантским понятиям) Демидов Сергей, Старый у него погоняло. И мы сделали так, что якобы мы наркотики стянули без ихнего ведома. Просто вариантов не оставалось. Организовали провокацию специально, чтобы они все взбунтовались. Ну меня избили, ничего страшного, зажило. И я оперативникам говорю: «Все, давайте меня вывозите», а то они вывозить меня не хотели.

На самом деле я ведь не тащил наркотики, я ничего не тащил. Тащил другой человек через свиданку, мать ему привезла, ему оставалось два месяца, вот и все. А я воспользовался этой ситуацией. Я говорю: «Я тоже употреблял». Меня тоже, как говорится, под молотки, и я говорю: «Ну все, слава богу».

Я даже обращался в ОСБ УФСИН по РМ к Хилько Игорю Сергеевичу. Я ему давал все эти показания. Я только дал ему показания, на следующий день меня закрыли в ШИЗО на 15 суток, и после сразу в СУС закрыли. А Хилько мне так сказал: «Ну мы ведь ничего не докажем, а пострадает якобы не Александр Семенович, а другие. Зачем тебе это надо». Я говорю: «Ну ладно, что теперь сделаешь. Если вы не хотите». Я просто их проверил. Понятно стало, что рука руку моет и друг друга прикрывают, и ничего с этим не поделаешь.

Ну а что я мог? Я мог только терпеть все и ждать. И вот момент был, я вырвался таким способом. А сюда, в ИК-11, меня перевели 15 ноября прошлого года. В декабре 2016 года было полсрока. Можно было бы подавать на УДО. Но, конечно, никакого УДО мне уже не светит. Мы для них рабочий материал, они из нас выжмут все, а потом сделают так, как им надо.

ОНК Мордовии здесь, в ИК-11, ни разу не была за то время, что я здесь. Когда был на 18-й, из ОНК приходили, они обход делали. Ну и как всегда, мы сделали марафет, ширму вешали — что все нам администрация выделяет. На самом деле все за свой счет делали.

Почему я согласился все это рассказать? Мне очень просто огорчительно. Это больше не за то, чтобы вернуть свои деньги, а просто хочу, чтобы справедливость восторжествовала. Меня уже ничем не испугаешь, пускай они меня и в СУС сажают. Куда только меня не сажали уже, мне все равно. Я говорю все, как было. Я готов даже полиграф пройти.

А Спиркин сейчас по-прежнему работает. И очень сильно там обороты набрал. Я вам больше скажу, он сейчас даже больше вопросов решает, чем начальник».