История раскрестьянивания — это не только история конфискаций-выселений. Это еще и история сопротивления. Бывало, дело доходило до вооруженных восстаний, но я сейчас о другом. Решения о лишении избирательных прав, обложении индивидуальным налогом, о конфискации имущества обжаловались крестьянами. Они писали письма в райисполком, прокуратуру, подавали заявления в суд. Личное дело «лишенца» состоит из сельсоветских справок и переписки с инстанциями. Как же выполнялась эта переписка, если, как уверяли нас советские учебники, крестьяне были поголовно неграмотны?

Не поголовно. И даже не в большинстве. В Российской империи существовала программа ликвидации неграмотности. Многие из крестьян в детстве учились в церковно-приходской школе и, плохо ли, хорошо ли, умели читать, считать и писать. Так что скорее можно говорить о малограмотности. Это заметно по переписке. Многие жалобы написаны явно самими крестьянами, корявыми буквами и корявым же слогом. Но самостоятельно.

Сегодня, имея даже два высших образования, человек не всегда рискнет написать, например, исковое заявление в суд. Так что и малограмотные (не говоря уже о неграмотных) крестьяне нередко обращались к более образованным односельчанам. Поэтому жалобы из одного села нередко исполнены одним и тем же почерком. Письма эти довольно-таки типовые, поскольку и ситуации тоже были типовыми.

Интересно посмотреть на ситуацию «изнутри». Живет себе обычный крестьянин, отличающийся от соседей только тем, что грамоты у него больше. Конечно, не отказывает односельчанам в просьбе написать какую-то бумагу или, наоборот, прочитать. Вдруг в какой-то момент количество этих просьб увеличивается в разы (а это 1928 год, когда лишение избирательных прав стало массовым), и он неожиданно для себя становится тем, кого сейчас называют правозащитником, то есть приобретает некоторый опыт в отстаивании прав сограждан, и тратит на это немалую часть своего времени. Неожиданно для себя он начинает разбираться в Налоговом кодексе и в избирательном праве. Но ведь и сейчас люди становятся правозащитниками так же, неожиданно для себя.

Конечно, власти не понравилось, что подданный вдруг стал гражданином. И власть нашла изящный ответ. Написание таких заявлений было названо «подпольной адвокатурой», «нетрудовыми доходами». А нетрудовой доход — основание для лишения избирательных прав и обложения индивидуальным налогом, который рассчитывался весьма произвольно. Некоему Щёткину из Абанского района, например, вменили доход 750 рублей в год — только за «адвокатуру», не считая прочего. А хозяйство признавалось зажиточным, если у него доход был больше 500 рублей в год, так что «сельский адвокат» попал сразу в «кулаки», минуя стадию «подкулачника». Не знаю, брали ли деревенские адвокаты на самом деле плату за эту работу, или помогали односельчанам бесплатно, но только власть очень быстро отбила охоту с ней судиться.

К слову, не только жалобы крестьян были нередко написаны одним почерком. Одним почерком нередко были написаны справки о том, что такой-то имел батраков или «эксплуатировал бедноту сельхозмашинами». Но это совсем другая история.