Для Мариинских подмостков «Саломея» — ​название фирменное. Это уже четвертая постановка самой известной оперы Рихарда Штрауса. Стоит заметить, что после мировой премьеры в 1905-м в Дрездене эту оперу Штрауса, в основе которой пьеса Оскара Уайльда на сюжет библейской драмы о соблазнении Иоканаана Саломеей, многие сочли аморальной. В России до революции постановку оперы Синод вообще запретил. Сейчас агрессивный надзор за театром со стороны религиозных активистов снова в моде, но есть ли для этого повод в мариинской премьере?

Первая не только для театра, но и для России постановка датирована 1924-м годом. Три последующих — ​художественно-волевой выбор Валерия Гергиева. Постановка 1995 года режиссера Джулии Теймор и сценографа Георгия Цыпина с Любовью Казарновской в заглавной роли (сегодня лишь звезда примитивного телешоу) и Константином Плужниковым в образе царя Ирода вошла в золотой фонд отечественного оперного театра. Спектакль, сделанный пять лет спустя Дэвидом Фриманом, запомнился, прежде всего, танцем «Семи покрывал» с откровенным обнажением Саломеи. Правда, через некоторое время после премьеры на певиц стали надевать телесного цвета трико, похожее на пижаму.

Постановщиком нынешней версии «Саломеи» выступил Марат Гацалов — ​лауреат «Золотой маски» и экс-руководитель Новой сцены Александринского театра. Это его первая попытка высказывания в опере. На Новой сцене Мариинки он сделал минималистский спектакль и по форме, и по мысли, без отклика на экстатическую чувственность музыки Рихарда Штрауса.

Внешне представление претендует на футуристичность. Сцена залита неоновым светом, декорации — ​три громадные буквы, состоящие из множества витрин, где в бесплодном чтении огромных фолиантов замирают книжники и фарисеи, а сами графемы трансформируются в слова «сон» или «он» (сценограф Моника Пормале, светохудожник Александр Наумов). Костюмы, стилизованные под скафандры с нарочито фантасмагорическими париками от дизайнеров Марите Мастины-Петеркопы и Роландса Петеркопса, окончательно превращают постановку в инопланетную одиссею.

В такую мизансцену, при желании, можно вписать любой сюжет и придать ему всякое толкование. А главным героям, передвигающимся по верхотуре декораций на «поводке» страховочного троса, трудно не только петь, но и выстраивать драматургические взаимосвязи между собой.

Иродиада сопрано Ларисы Гоголевской, как и Ирод тенора Андрея Попова, — ​образы крайне нервические, и их вокал часто срывался в истерическую мелодекламацию. Бас Вадим Кравец, в последний момент заменивший заболевшего Евгения Никитина, в роли Иоканаана собрал коллекцию вокальных ошибок и был настолько зажат, что вообще не проявил никакого актерского умения.

Феномен этой премьеры — ​молодая сопрано Елена Стихина, даже несмотря на то, что режиссер, по сути, лишил ее Саломею одной из ключевых сцен. Весь эротизм знаменитого танца «Семи покрывал» запрятан в недрах видеоинсталляции (видеографика — ​Катрина Нейбурга). Доминирует жестокая хроника военных действий, парадов, жертв войн ХХ века как отражение «семи смертных грехов».

Но мощь и красота ее голоса (даже оставляя на будущее безупречность фразировки немецкого языка) до мурашек передают трагедию девушки-полудитя, обуреваемой запретной страстью к пророку Иоканаану. Именно ту трагедию, что заложена в партитуре композитором и которую Валерий Гергиев виртуозно воплощает в оркестре абсолютно параллельно происходящему на сцене. И поэтому единственная картина, что врезается в память, — ​это финал, когда Стихина–Саломея остается наедине не с головой Иоанна Крестителя на блюде, а с дирижерской палочкой Гергиева.

«Это первый Штраус для меня, первая опера на немецком, первый раз я на сцене Мариинского театра, первый раз я с маэстро Гергиевым выступаю, для меня это просто какой-то «день икс», — ​признается Елена Стихина, одна из победительниц прошлогоднего конкурса «Опералия» Пласидо Доминго и штатная солистка Приморской сцены Мариинского театра.

На какие еще сюрпризы способна Мариинка, под «крышей» которой помимо Приморской сцены окажется Влади­кавказская филармония? Весной она официально станет еще одним филиалом Мариинского театра. А уже через год-полтора будет готова и москов­ская «резиденция» Валерия Гергиева — ​филармоническая площадка «Зарядье».

Дело за малым — ​наукой телепортации.

Мария Бабалова — специально для «Новой»