Третьяковская галерея рассчитывает, что «Оттепель» на равных продолжит череду блокбастеров вроде ретроспектив Валентина Серова, Ивана Айвазовского и гастролей картин из музеев Ватикана. Даже хотела опять ввести посещение по сеансам согласно зарезервированным билетам. Однако в информационном буклете уже написано: «По средам вход на выставку бесплатный». Это для того, чтобы проверить крепость дверей и охранников. Или оттого, что в народной любви к хрущевской эпохе засомневались уже при монтаже экспозиции.

Она впечатляет и по объему (500 экспонатов из 23 музеев и 11 частных коллекций), и по разножанровости (живопись, графика, скульптура, бытовые предметы, архивные документы, видеопроекции с фрагментами фильмов), и по дизайну (известные архитекторы — ​Владимир Плоткин и Екатерина Кузнецова). В центре главного зала — ​пустой белый круг, символизирующий Триумфальную площадь, в центре которого одиноко стоит бронзовая голова Маяковского, эскиз к памятнику работы Андрея Кибальникова («талантливейшего поэта нашей советской эпохи» вообще много и на выставке, и в каталоге). А от этой стерильной арены расходятся стенды серого или асфальтового цветов, лабиринт из которых напоминает не то коридор «хрущобы», не то московские переулки, не то кварталы панельной застройки — ​в общем, ничего хорошего. Поэтому уже появившиеся в прессе упреки выставке в «лакировке действительности» и «спрямлении углов» (так изъяснялась как раз либеральная критика 60-х) не слишком справедливы. Тем более глава кураторской группы Кирилл Светляков, человек относительно молодой, в своей каталожной статье (это не альбом, а фундаментальный научный сборник!) про все «проблемы и конфликты оттепели» написал достаточно подробно и едко. И про то, как комедии Эльдара Рязанова и Элема Климова наследуют сталинским; и про то, что культ погибших на войне отцов не смог состояться в молодежной контркультуре; и как поспешная урбанизация привела к тому, что мы получили странный вид — ​«полугорожане-полупоселяне», и с тем живем до сих пор.

В качестве последнего слова в защиту кураторов скажу, что пианисты играли как могли. Придумали семь тематических разделов. От «Разговора с отцом» (прямая отсылка к Хуциеву с его «Заставой») — ​про отблески войны и ГУЛАГа в живописи и скульптуре. До «Атом — ​космос» — ​про культ науки и техники, от исследования электронов до запуска первого спутника, от минимального до максимального. В общем, проделана гигантская музейная работа. Всем спасибо! А теперь — ​по существу.

То, что в год 100-летия революции мы ищем, согласно воле президента, единство и согласие всех со всеми, а ГТГ остается государственным музеем, объясняет соседство (относительное) стенограммы суда над Бродским, высланным в 1964-м куда-то в сарай, и молодой парящей пары с картины Юрия Пименова «Свадьба на завтрашней улице». Или трагические скульптуры Вадима Сидура и Эрнста Неизвестного, персонажи которых теряют человеческие очертания в результате катаклизмов XX века, и фаянсового «Жирафенка» из Конакова. Про пылесос «Спутник» и модель реального спутника — ​в разных отсеках, конечно, — ​не пошутили на вернисаже только конструкторы этих шедевров отечественной инженерной мысли.

Теперь Третьяковка очень «продвинута» с точки зрения новых технологий. И только что, уже после открытия «Оттепели», сделали рекламный клип, призывающий на выставку пользователей интернета. Там на помянутом белом кругу молодая пара стиляг (судя по носкам одного и легкомысленному платью другой) слушает западные пластинки, он читает ей стихи, но в последний — ​самый ответственный — ​момент сверху начинает литься вода. «Соседи?!» — ​вскрикивает она. «Они», — ​отвечает он. И вода льется, а они целуются. Под какой-то хороший джаз. Замечательнейший питерский (а поскольку речь об «Оттепели», надо сказать: ленинградский) искусствовед, критик, музейщик Александр Боровский в эссе для Третьяковки написал, что всякие метафоры вроде «подтаивания льдин тоталитаризма» в отношении оттепели ему «не по душе», поскольку все вышли из одной сталинской шинели. И долго, а главное — ​понятно рассказывает, что не было бы ни «сурового стиля», ни оттепельной абстракции, ни первых опытов «соц-арта» вроде Оскара Рабина или Михаила Рогинского (в кавычках, ибо оба уверяли, что не имеют отношения ни к соц-арту, ни к поп-арту, а опять эти клише всплывают в объяснениях на стенках).

…Но вода на видео льется на влюбленную пару. Может быть, эта материализация «Июльского дождя». Может, у соседей просто трубу прорвало. Может, Третьяковка, устраивающая вечерние показы того самого кино, так заманивает на ночные просмотры. Но вода течет и течет, льется и льется. Возникает оттепельное настроение. Но не много ли воды?

Федор Ромер — специально для «Новой»