У Ильфа и Петрова в «Двенадцати стульях» есть маленькая деталь: у предприимчивого отца Федора (полагаю, в РПЦ уже есть проект по изъятию этого персонажа из романа как оскорбляющего чувства верующих) был сундучок. Его крышку украшал портрет «молодецкого казака Козьмы Крючкова, первого георгиевского кавалера», вырезанный попадьей из журнала «Летопись войны». В «Тихом Доне» Шолохова казак Крючков — персонаж резко отрицательный. Сейчас именем Козьмы Крючкова назван переулок в Ростове-на-Дону, а сам он послужил прототипом памятника героям Первой мировой войны в Москве. Козьма Крючков не только герой Первой мировой, он еще и участник Белого движения — погиб в 1919 году во время Вешенского восстания, его могила была уничтожена.

Первая мировая — далеко, хотя легко себе представить, что лет 50 назад за попытку увековечить память казака Крючкова можно было сесть всерьез и надолго.

Другое дело — Вторая мировая, которая для нас по-прежнему близко, да так, что говорить, например, о трагедии РОА («Российской освободительной армии») по-прежнему небезопасно. Особенно о казаках, воевавших на стороне Германии. В мае-июне 1945 года в Австрии (Лиенц и Юдербург) произошла насильственная выдача англичанами и американцами около 60 тысяч казаков (с чадами и домочадцами) Советскому Союзу. Включая эмигрантов «первой волны». Многие погибли в Лиенце, кого-то расстреляли, кто-то умер в лагерях, кому-то повезло выжить.

Историки обычно говорят, что главной причиной, почему казаки воевали на стороне Германии, была политика геноцида по отношению к целой группе русского народа — казакам, и приводят ссылки на тысячи архивных документов. Википедия пишет, что в итоге с немцами отступили 280 тысяч казаков. В Москве на территории храма Всех Святых уже в наше время был открыт «Мемориал Примирения народов России и Германии, воевавших в мировых войнах». Мемориал создан по инициативе троих православных ветеранов Великой Отечественной войны. В 2004 году там была проведена траурная церемония и церковное поминовение казаков и членов их семей, насильственно выданных в 1945 году в Лиенце. Но времена были, как говорится, вегетарианские. В 2007 году, 8 мая, мраморная плита мемориала была разбита. Было возбуждено уголовное дело по статье «Вандализм», но оно тихо угасло.

Сейчас о существовании казаков, выбравших «не ту сторону», вспоминать опасно. Как раз с 2007 года началось разнообразное уголовное преследование одного из самых упрямых казаков, не желающего забывать историю своего народа, какой бы она ни была.

Казака зовут Мелихов Владимир, и мне не очень хотелось с ним знакомиться. Какая-то мутная история: богатый человек чуть за шестьдесят, живет в Подольске, сам из «красных директоров», занимался цементом. У него есть рынок в Подольске, но с бандитами (отчасти ныне народными избранниками) не связан, как и с правоохранителями. Набор обвинений у него странный: уход от налогов (успел посидеть в тюрьме, отбился), хранение оружия и боеприпасов, куча административок и попыток привлечения за экстремизм. Перманентные обыски. Имеет два больших поместья — собственно в Подольске и в станице Еланская Ростовской области. И там и там у него огромные музеи истории казачества, оба посвящены теме «Донские казаки в борьбе с большевиками».

Если вы далеки от казаков примерно как я, вы могли тем не менее слышать про Мелихова: помните громкий случай в московском аэропорту, когда при прохождении паспортного контроля у человека бритвой вырезали страницу в паспорте, а потом сказали, что паспорт недействителен? Это как раз и был Мелихов. Это он пытался вылететь в Австрию на открытие часовни в Лиенце, которая была построена в том числе благодаря ему.

Мы сидим с ним на кухне и пьем растворимый кофе, на стене две картины — одна изображает лихого казака, стоящего в реке, которому моет ноги согбенная жена, на другой казак крутит ус, сидя на лавочке рядом с казачкой, пилящей дрова. Мой протест против всего вокруг смягчает кот-погорелец, пострадавший всерьез и которого здесь обхаживают любовно. Читаю многочисленные уголовные документы Мелихова и протоколы обысков и ничего не понимаю. Десять лет человек провел в упорной борьбе с набором странных обвинений, по итогам битвы с обвинением по налогам ему государство еще должно осталось сто с чем-то рублей; с патронами там вообще очевидный незамысловатый подброс, по экстремизму у них счет ничейный, примерно 10:10 с прокуратурой и защитой, чего хотят-то? Рынок хотят отжать? Да вроде времена не те — из-за таких мелочей спецслужбы с судами напрягать.

«А пойдемте я вам музей покажу», — говорит Мелихов. Да, теперь все понятно. Это все из-за музеев и мемориалов Мелихова. Они у него без купюр. Вот белые казаки, вот красные. Вот расказачивание, Голодомор и репрессии. Вот казаки на службе у вермахта. Вот Лиенц. Вот судьба высланных, вот оставшиеся. Эмиграция, съезды казаков, журнал «Посев», зарубежные хоры и церковь. А вот общество «Память», вот картины маслом, изображающие распятую Россию и Ельцина с Горбачевым в копытах и рогах. «Это тоже история, нравится она вам или нет, так люди представляют себе конец ХХ века», — говорит Мелихов. «А вот тут у меня нынешнее фальшивое казачество, ряженые с выдуманной историей». Я, грешный человек, картины бы эти не вешала. А нынешние казаки предпочли бы выкинуть вермахт, Лиенц и разоблачение своих побрякушек. Я учусь смотреть на неприятные мне вещи и думать о том, как избежать такого в будущем. А нынешние казаки предпочли бы закрыть музей вместе с хозяином. Уничтожить неприятную правду. Продолжая делать нынешнюю историю еще более неприятной для своих потомков.