Прямоугольная комната без окон. Голые белые стены. Пять рядов дешевых офисных стульев — не специально: взяли, какие были. На входе в комнату выдают смартфон. Надеваешь наушники, делаешь шаг — и вдруг слышишь голос:

«Двести сорок шестой день войны. Сегодня на тротуаре мне нужно было пропустить встретившиеся сдвоенные саночки. На них лежал чей-то труп, бережно и любовно зашитый в голубое плюшевое одеяло. И сам не знаю почему, я как-то вздрогнул. Почему? Ведь это такая привычная картина в Ленинграде. Именно от этого голубого плюшевого одеяла…»

Делаешь еще несколько шагов вглубь комнаты — и слышишь:

«Русские загнали нас в угол… Наши мужчины, как мне кажется, чувствуют себя еще более грязными, чем мы, перепачканные женщины. В очереди у водоразборной колонки одна женщина рассказывала, как в ее подвале один сосед крикнул ей, когда русские стали к ней приставать: «Ну, идите же с ними! Вы нас тут всех подвергаете опасности!»

В одном конце комнаты — немецкий тыл, в противоположном — советский, между ними — фронт, подконтрольные Германии и СССР территории, в центре — блокадный Ленинград.

Каждой из пяти зон соответствует ряд стульев, но удержаться внутри одной невозможно: хочется переходить с места на место, слушая, как в голове сами собой возникают голоса, и смотреть, как так же беспорядочно бродят между рядами другие посетители, застывают, смотрят куда-то вглубь себя, слушая голоса войны — голоса, объединенные русско-немецкой звуковой инсталляцией «Horchposten 1941 / Я слышу войну».

Чтобы создать инсталляцию, в которой собраны аудиозаписи голосов русских и немцев, прошедших Вторую мировую войну, немецкие режиссеры Йохен Лангнер и Андреас фон Вестфален за два года прочли больше 1200 источников: дневников, документов, писем, газетных статей. Авторы обнаружили, что на немецкий не переведена ни одна русская историческая книга, посвященная Второй мировой. Пришлось читать на английском, французском, просить знакомого аспиранта переводить на немецкий самые важные страницы из русских книг. В результате авторами примерно половины текстов инсталляции оказались немцы: от Адольфа Гитлера до участника антинацистского заговора Дитриха Бонхеффера, от немецких военнопленных, тайно записанных в американском и британском плену, до жительницы Нижней Силезии Хильдегард Тайнар, вместе с мужем покончившей с собой в первый день после капитуляции Германии. Вторая половина — тексты русских: Василия Гроссмана, Ильи Эренбурга, Ольги Берггольц, Льва Копелева, Николая Никулина, бесчисленных авторов фронтовых писем и блокадных дневников.

— Мы хотели понять советский взгляд на войну, мы не знали его заранее, — говорит соавтор инсталляции, режиссер театральных и радиоспектаклей, журналист Андреас фон Вестфален.

— Как вы формулировали, что ищете в этих источниках?

— Человеческий опыт, очень личный. Все, что трогает и воздействует эмоционально. При этом мы решили, что не будем оставлять одни ужасы. Например, у нас есть текст неизвестной немецкой женщины, которая описывает, как в занятой советскими войсками части Германии советский солдат тянется к немецкому младенцу, перебирает его волосы и говорит, что не видел своих детей с начала войны. Это прекрасный текст.

— Какие из свидетельств оказались самыми неожиданными для вас?

— Документы. Раньше я не видел эту извращенную логичность нацизма. К примеру, в документах написано, что по мере продвижения на восток немецкие войска должны кормиться за счет оккупированного населения.

В документах рассчитывается калорийность еды для них и указывается, что, если еду заберут немецкие солдаты, для местного населения ее не хватит. Значит, десятки миллионов крестьян должны будут умереть. В документах указано их примерное количество. Меня поразило, что их будущая смерть воспринимается как норма, разумная необходимость.

Ходить по комнате можно два с половиной часа — столько занимает прослушивание инсталляции целиком. На деле так долго здесь не сможет находиться никто — по словам Андреаса, даже актеры, озвучившие письма и дневники, иногда психологически не выдерживали.

Сначала художники хотели посвятить основную часть выставки Сталинградской битве. «Немцы хорошо ее знают, она им понятна, сохранилось много источников о ней, — объясняет Андреас.

Я спрашиваю, слышал ли Андреас о скандале в России вокруг вопроса о том, можно ли было сдать немцам блокадный Ленинград.

«Конечно, — говорит он, — Но для немецких историков этот вопрос не стоит. Сохранились документы, в которых написано: в случае сдачи Ленинграда Германия не станет кормить его жителей, их слишком много. Люди были обречены на смерть в любом случае».

Андреас уверен: инсталляция про блокаду вызовет в Германии большой шум и станет болезненной темой. При этом тема насилия советских солдат над жителями Германии кажется ему гораздо менее острой: говорить об этом немцы не боятся.

— Мы не могли использовать воспоминания немцев о насилии над ними, — объясняет Андреас. — Тогда любой русский мог бы сказать нам: а после того, что вы сделали в Майданеке, вы еще жалуетесь? Поэтому мы использовали в инсталляции дневники Василия Гроссмана. Это удивительная книга. Гроссман видел смерть русских солдат, видел Треблинку. Он должен был ненавидеть немцев, но когда он с советскими войсками входит в Германию, он описывал мирных немецких жителей с тем же сочувствием и вниманием, с каким он до того писал про русских крестьян.

Инсталляция, привезенная в Россию Фондом Фридриха Эберта и открывшаяся в пятницу в Международном «Мемориале» — уже вторая для ее авторов. Предыдущая, созданная в 2004 году, была посвящена Первой мировой.

— Тогда мы хотели создать пространство диалога, в котором немцы могли бы понять, что происходит в голове у французского солдата или женщины, которая ждет солдата домой.

Было очевидно, что это Вторая мировая война. Политические отношения с Россией стали очень напряженными, и возможность дать русским и немцам услышать друг друга показалась нам важной.

Вторая мировая волновала авторов инсталляции с детства: дед Йохена провел 10 лет в советском лагере для военнопленных — и никогда о нем не рассказывал. Дед Андреаса погиб на Восточном фронте — до сих пор неизвестно где. В семье войну всегда вспоминали с ненавистью и стыдом, говорит Андреас, и тут же уточняет как что-то чрезвычайно важное: «Второй мой дед умер в 60-х, поэтому не было никого, кто бы сидел в углу и молчал».

Работать над инсталляцией художники начали в 2014-м, когда, как говорит Андреас, между Россией и Германией «уже шла холодная война»: «Пока очень холодная. Но отношения стали крайне напряженными. Когда я ездил в Москву, все мои знакомые говорили: куда ты? С ума сошел? Ты не вернешься домой».

По его словам, целью инсталляции было не только посмотреть на войну глазами тогдашнего врага, понять, что люди по другую сторону думали и чувствовали, но и услышать нынешних русских, попытаться заговорить с ними на основе общего опыта и общих воспоминаний. Заговорить и о прошлом, и о настоящем. Именно поэтому инсталляция сначала открылась в России и только весной появится в Кельне, Берлине, Мюнхене.

Я спрашиваю Андреаса, почему художники решили использовать исключительно аудиозаписи.

— Звук — самый прямой способ воздействия, — уверенно отвечает он. — Мы все привыкли к кадрам архивной видеохроники и фотографиям из лагерей, они перестали на нас действовать. В нашей инсталляции есть только вы и звучащий в вашей голове голос. Вы не можете отвести глаза, не можете начать искать что-нибудь в телефоне, разглядывать экспонаты на стенах. Вам придется это дослушать.

Инсталляция будет открыта по рабочим дням до 20 марта 2017 года в здании Международного «Мемориала» по адресу: Москва, Каретный ряд, д. 5/10. Вход свободный.