Пять тысяч человек на Октябрьской площади Минска — такого не было в Беларуси очень давно. Пожалуй, с того самого 19 декабря 2010 года, дня президентских выборов, когда все кандидаты в президенты, руководители их штабов и активисты оказались в тюрьмах и получили сроки. Тогда, правда, на площади было 50 тысяч человек. Но после репрессий, сопоставимых со сталинскими, общество ушло в глубокую долгую депрессию, сменившуюся понятной усталостью.
Какая площадь, если жрать нечего? Если зарплата, которая пять лет назад составляла почти тысячу долларов, превратилась в двести? И это еще не худший вариант. А если закрылось твое предприятие, если невозможно найти новую работу, если биржа труда ничего не предлагает, кроме выезда на сельхозработы в отстающий колхоз на два дня в месяц? А потом тебе приходит уведомление из налоговой инспекции о том, что ты — тунеядец и должен заплатить государству 200 долларов (в национальном эквиваленте) тунеядского налога. Выход один — на площадь. Потому что терять больше нечего.
В пятницу, 17 февраля, акция на Октябрьской площади Минска посвящалась именно отмене тунеядского налога и называлась «Марш рассерженных белорусов». Ну да, рассерженные — очень хорошее слово. Не озлобленные, не агрессивные, не впавшие в отчаяние, а именно рассерженные. Все другие состояния возможны, но деструктивны. А пятничная акция была вдохновляющей.
Было ощущение, что здесь собрались старые знакомые. Однокашники или однополчане, которые на несколько лет потеряли друг друга из виду и вообще переживали тяжелые времена, когда не хотелось никого видеть. А теперь все были рады друг другу. Принесли плакаты «Кукиш вам, а не налог!» и «Главный дармоед — Лукашенко». А потом пошли все тем же маршрутом, что и шесть лет назад: по проспекту Независимости к дому правительства. Там на ступеньках «тунеядцы» жгли уведомления из налоговой.
Декрет Лукашенко № 3 «О предупреждении социального иждивенчества» полыхал веселым синим пламенем. Правительству дали ровно месяц на отмену рабского, унижающего человеческое достоинство декрета. На 25 марта назначена следующая акция протеста. И, кстати, еще одно требование участников акции — свободные выборы. То есть это был вовсе не протест «пустых кастрюль». Просто именно тунеядский декрет, отбросивший Беларусь в семидесятые, стал тем фитилем, который смог поджечь отсыревший за шесть лет бикфордов шнур.
Почему именно это? Легко объяснить.
В каждой белорусской семье хоть кто-нибудь, да получил уведомление о собственном тунеядстве. Просто потому, что когда Александр Лукашенко его придумал, он взял да и ляпнул: в стране 400 тысяч тунеядцев. А если правитель назвал именно это число — вынь да положь ему именно столько.
И налоговые инспекции начали рассылать свои цидулки такими же широкими жестами, как сеятель с хрестоматийных картинок, рассыпающий семена.
Требования заплатить тунеядский налог присылали даже мертвым. Это понятно — наши мертвые нас не оставят в беде. Их удобно включать в списки избирателей, должников и тунеядцев: скандалить и судиться уже не смогут, а статистику пополнят с легкостью.
Присылали многодетным матерям-домохозяйкам. Это тоже понятно. Они предпочтут тихо заплатить, чтобы оставили в покое семью, а то ведь начнешь бунтовать — придут судебные исполнители, заберут компьютер сына, закроют матери выезд из страны, похерив семейные планы на отдых. Нет, дешевле откупиться, чем доказывать, что ведение домашнего хозяйства и воспитание детей — это вовсе не безделье.
Присылали сельчанам, которые работают на земле. От тунеядского налога освобождаются только те, у кого 25 соток земли. А если у человека 24 сотки — он уже не считается крестьянином, он дармоед. Многие сельчане и не подозревали, что, работая на земле, они официально признаны тунеядцами, и тем более не знали, как реагировать на извещение от налоговой инспекции. Государственных органов они боятся: а ну как придут и землю отберут?
Присылали требования заплатить налог и уехавшим много лет назад. А еще — заключенным и солдатам: по закону тот, кто получил ошибочное извещение, должен в течение 30 дней прийти в налоговую инспекцию и представить документы, подтверждающие, что он не тунеядец. А если человек проходит срочную службу или сидит в тюрьме — эту цидулку он увидит, когда оспаривать ее будет уже поздно. Он к тому времени станет статистической единицей, которую к тому же подвергнут штрафу или аресту за неуплату налога. Нет, потом, конечно, он будет бегать по инстанциям, и, возможно, добьется отмены налога задним числом. Но в статистических отчетах его никто «минусовать» не будет.
Со статистикой в Беларуси все равно вышла беда, как ни старались всевозможные органы, как ни докладывали, что работают по выявлению праздных элементов слаженно, — налоговики с милицией, исполкомы с сельсоветами, собесы с биржами труда.
Разослали, как велел господин, 440 тысяч уведомлений. А заплатили налог — 10 800 человек. Проект провалился, как всегда проваливаются бездарные проекты.
И где, спрашивается, почти полмиллиона белорусов-дармоедов? Под какими лавками они прячутся, если все государственные органы в полном и окончательном взаимодействии и всеоружии не смогли их найти? А ведь если Лукашенко сказал «400 тысяч» — значит, их нужно ему предъявить, чтобы выполнить приказ и не выставить вождя дураком, не знающим ситуации в собственной стране. Извлечь хоть из-за границы, хоть из гроба, но чтобы концы с концами непременно сходились. А они все равно не сходятся.
И уже не сойдутся. 17 февраля в Минске отчетливо пахло весной. Прогнозы горе-аналитиков совпали с прогнозами Белгидромета. Первые обещали 150—200 человек, а пришли пять тысяч. Вторые обещали дождь, но было тепло. А дальше будет еще теплее. И народу будет еще больше. Белорусы всё вспомнили.
Минск
