Суть иска, поданного организацией «Природа и молодежь» («ПиМ») к норвежскому правительству, — претензии к нефтедобыче на Арктическом шельфе. 10 июля 2016 года чиновники впервые после 20-летнего перерыва выдали 13 нефтяным компаниям лицензии на разработки 10 участков в Баренцевом море. Решение открыть для нефтедобычи юго-восток Баренцева моря норвежский парламент принял 3 года назад.

Активисты считают это решение противоречащим Конституции. И обжалуют его в суде.

Вообще-то настоящий суд должен состояться в Осло весной. Гринпис и «ПиМ» мотивировали иск «риском негативных последствий для природы за счет глобального потепления в результате увеличения выбросов парниковых газов». И это будущее плохо стыкуется с принятым в мае 2014 года 112-м параграфом норвежской Конституции. В котором значится: «Каждый имеет право на окружающую среду, благоприятную для здоровья, и на природу, которая воспроизводится, а также на сохранение природного многообразия».

Итак, дело будет слушаться в окружном суде Осло. Но и тот суд, что устроил акционист Мортен Тровик, организаторы считают вполне состоятельным: в старых норвежских законах, где, как и в английских, по слову конан-дойлевского доктора Мортимера, при желании можно и не такое. Вот и обнаружили ссылку на «народный суд», правомочный решать вопросы, касающиеся важнейших проблем национального благосостояния.

А поэтому ответ приглашенных в качестве свидетелей менеджеров нефтяных компаний — дескать, мы в театральных шоу не участвуем — публику не удовлетворил. И вместо нефтяников и чиновников в зал внесли их картонные манекены. Мол, хотят, не хотят, но явятся. А молчат потому, что сказать нечего.

Зал возвели специально для суда. На постройку, ставшую самой крупной ледовой скульптурой Норвегии, ушло 1800 тонн льда, который нарезали на ближайшем озере. Коли речь об Арктике, какой еще стройматериал выбирать? На ледяных скамейках ледяного амфитеатра три дня восседали 150 присяжных — столько вмещала конструкция. Каждый получил публичное приглашение: «Уважаемые граждане Киркенеса, Финнмарка, Норвегии, Баренцева региона и Земли. Настоящим приглашаем Вас в качестве присяжного заседателя и судьи на суд века».

То, что устроил Тровик, отчасти сродни постановкам московского «Театра.Док»: остросоциальная тема, будоражащая страну, реальные документы, реальные люди. Только норвежец привнес в жанр еще и реальную политику: организаторы настаивают, что вердикт ледового суда имеет юридическую силу. В этом упорстве есть абсурдная увлеченность художника, но есть и достоинство гражданина: каждый норвежец верит, что вправе влиять на управление государством напрямую.

Забыли, какой была Норвегия лет 50 назад, в донефтяную эпоху? Беднейшей страной Европы, зарабатывающей исключительно промыслом трески. Еще стоят по деревенькам дома того века: их дизайн от дизайна новых, «богатых» домов ничем не отличается, норвежцы, как и шведы, ценят скромность. А вот в комфорте те «донефтяные» дома сильно уступают: в них нет полов с подогревом, теплых конвекторов, дорогой сантехники. Стоят они в деревнях, пропахших не кофе с имбирными пряниками, как зимний Осло, а рыбой. Той самой треской. Неужто самая дорогая теперь страна Европы бесится с жиру? У них-то нефтяные сверхдоходы идут буквально в карман каждого жителя. А уж обитатели Севера и подавно получают особые преференции: сюда и сейчас ездят за длинной кроной. Чего ж бунтуют, спрашивается?

«Мы не можем принимать решение на пользу нам, северянам, но в ущерб другим», — весомо заявляет выступивший прокурором на этом странном процессе Ханс Петтер Гравер, профессор юрфака университета Осло. Он, как и его коллега-оппонент Мортен Грёнвиг, в мантии и в шапке-ушанке. Из-под мантии торчит капюшон: в ледяном доме холодно. У переводчиков-синхронистов пар изо рта. Норвежскоговорящая публика толпится за стенами амфитеатра, где слышно выступающих, но горят костры и раздают бесплатный чай.

Народ обсуждает погоду: дескать, не особенно-то потеплел климат, что бы там ни говорили ученые, а на ледяных скамейках долго не просидишь. Впрочем, сидеть «на нефтяной игле» стране поднадоело: не комильфо как-то в XXI веке, не к лицу. Пора бы подумать о том, что будет, по слову Шевчука, «когда закончится нефть».

«У нас один выход: взять решение вопроса в свои руки, — призывает Гравер. — Миллионы будут искать убежища, когда климат изменится необратимо. Если среднегодовая температура повысится на 2 градуса, Гонконг уйдет под воду. Средиземноморье больше не будет для вас курортным местечком, оно станет пустыней. Прошло то время, когда Европа пользовалась ресурсами других стран, добиваясь своего силой. Сейчас это недопустимо. Мы ответственны перед будущими поколениями всей Земли. Да, решение о выдаче лицензий принято парламентом демократически. Но его должны были принимать те, кто почувствует на себе его последствия. Не страшно потерять прибыль, страшно потерять всё».

Ужасы, о которых говорит обвинитель, связаны с интенсивными выбросами парниковых газов в местах бурения. Климатолог Бьорн Самсет — свидетель обвинения — подтвердил: за 100 лет использования углеводородов климат на планете потеплел на 1 градус. А это очень много, если учесть, что тысячу лет до того он не менялся вовсе: «Если у человека внезапно, резко возрастает масса тела, он обязательно обратит на это внимание. Но ведь с климатом то же самое. Лед тает быстро, минерально-солевой состав океана меняется. На Шпицбергене тает вечная мерзлота».

Тает не только на Шпицбергене. Генный эколог Терье Тровик напомнил о спорах сибирской язвы, вытаявших из мерзлоты на Ямале, а затем объявившихся в Швеции. Юная и, как положено революционерке, восторженная Стину Ёстнур из движения «Природа и молодежь» утверждает: Обама спас Аляску, сказав «нет» Арктической нефти, и «даже Россия приняла 10-летний мораторий».

Стину, хоть и революционерка, но ей далеко до Ниилласа Аслаксена Сомби, саамского активиста, тоже свидетеля обвинения. Он единственный в истории саамский террорист. Хоть и неудавшийся. Лет 40 назад по молодости пытался в борьбе за права коренного народа взорвать мост. Бомба рванула раньше времени, Ниилласу оторвало руку, выбило глаз. Получил условный срок. Сбежал в Швецию просить убежища. В итоге родина простила. Теперь он борется против экологических вызовов — но уже мирным путем. Доказывает, что не нефтью единой жива страна. Чем меньше углеводородов, тем чище помыслы. Ну опять же, как у Шевчука: «Когда закончится всё, будет объем в душе».

Посадить леса и устроить рай в шалаше — это, конечно, милый проект, достойный и хиппи, и хипстера. Вот только я знаю человека, которому придется его воплощать. И сочувствую. Ведь, коль скоро высокие чины проигнорировали судилище, за все государство отдуваться пришлось именно ему — Руне Рафаэльсену, мэру коммуны Сер-Варангер. Он, честно говоря, меньше всего похож на чиновника: кругленький, улыбчивый, в лыжной курточке, с серьгой в ухе. В роли свидетеля защиты заговорил о насущном: школах, больницах и рабочих местах. Тем паче, что коммуна почти банкрот: поток сирийских беженцев обескровил муниципалитет, и Руне до сих пор судится с МИДом, требуя возместить потраченное бюджетом приграничной коммуны, принявшей основную волну мигрантов. Не время разбрасываться деньгами.

«В 70-х на нашем руднике работало 1300 человек. Прошлым летом сократили последних 400. Я должен искать им рабочие места, — просто рассказал Рафаэльсен. — Я делаю все, чтобы наш порт стал принимающим хабом для шельфовой нефтедобычи, — вы хотите отказаться от этого? Окей. Я только нанятый вами менеджер».

Зампредседателя профсоюза работников «Статойла» Уле Расмуссен тоже был невесел: в нынешнем году компания заканчивает несколько крупных проектов, и, если шельфовое бурение сорвется, на улице останутся 10 тысяч человек.

Да и развитие возобновляемых источников энергии, по версии Уле, — миф. Как занимали они 20% в энергосистеме Норвегии 10 лет назад, так и сейчас занимают ровно столько же.

Не верит Расмуссен ни в «Теслу», ни в обещания экологов добывать электричество из водорослей. Ни в то, что «когда закончатся все деньги и все банки будут пусты», карма налогоплательщиков резко улучшится. Может ведь и наоборот получиться. Все-таки нефтянка финансирует колоссальное число культурных проектов, в стране на средства бюджета проводится музыкальных фестивалей больше, чем дней в году, и это не гипербола. Сверхдоходы здесь тратят на образование, искусство, благотворительность и науку. Последнее — важный аргумент:

Профессор Мартин Норботтен из Бергена рассказал об уже разработанной в стране технологии сбора, хранения и использования углекислого газа. Вот, дескать, выбросы СО2 в местах бурения только облегчат сбор ценного вещества, а атмосфере они не повредят — будут сразу пойманы в резервуары.

Народ слушал, мёрз, но не покидал ледяного дома. На прозрачные стены проецировали видеоинсталляции, в которых строки Конституции перемежались с химическими формулами.

Честно сказать, сторонники рационального подхода, советовавшие не пороть горячку, начать бурение и постепенно уходить от нефтяной зависимости, — были убедительнее. Если бы не одно обстоятельство: неявка тех, в чью пользу они свидетельствовали.

Манекены действующего премьера Эрны Сульберг, ее предшественника Йенса Столтенберга, министра нефти и энергетики Терье Сёвикнеса и еще пяток их картонных коллег уж больно выразительно молчали. Так выразительно, что в итоге по замыслу режиссера цветные фигуры заменили бесцветными силуэтами. Молчать — не лучшая стратегия для чиновника, которого кормят налогоплательщики. Норвежцы это знают хорошо, страна маленькая, уровень жизни у всех примерно одинаков, твоим соседом запросто может оказаться какой-нибудь министр. А при таком раскладе никакого ореола сакральности у власти нет.

В общем, пиарщики эту войну явно проиграли художникам: две трети «присяжных» проголосовали за то, что бурение на новых участках шельфа неконституционно. Приехавшие на суд жители Нордкапа забрались на судейскую кафедру и радостно запели написанную по случаю «народную» песню с обидным припевом: «Don't fuck me Mr. Statoil».