Минск не спросили

Говорят, что в Белоруссии сейчас на самом деле боятся российских учений и возможного появления «зеленых человечков». Причем эти страхи слабо связаны с амбициями Лукашенко и его попытками манипулировать обществом. Они являются прагматическим выводом из событий последних трех лет. Белоруссия — небольшое независимое государство, братский народ для россиян. И вот между руководством стран растут разногласия, встает вопрос о «цивилизационном выборе», а на границах республики появляется военная техника — или хотя бы слухи о ней. Любой может сравнить этот набор фактов с тем, что имело место в начале 2014 года в Крыму, — и резонно начать тревожиться. Таков итог нашей постсоветской реинтеграции: в рамках Таможенного союза люди больше всего боятся теперь не НАТО, а слишком тесных связей с братьями и союзниками.

Создание Союзного государства России и Белоруссии во второй половине 90-х годов было цивилизованным аналогом присоединения Крыма к России. И для российских властей этот процесс решал ту же внутриполитическую задачу: показать, что порядок в стране восстанавливается, что Кремль готов к амбициозным задачам, а у избирателя есть повод для сеанса «геополитического величия». Впрочем, цивилизованный союз был не настолько ярким с медийной точки зрения, да и похвастаться нынешней ударной пропагандой Ельцин не мог. Попутно относительное экономическое процветание Минска, построенное на доступе к российским энергоресурсам и «союзному» внутреннему рынку, законсервировало режим Александра Лукашенко — из авторов союза двух республик в большой игре остался только он один.

Союзное государство сумело добиться определенных успехов в интеграции — наиболее зримым воплощением до недавнего времени была открытая граница. Много говорилось о перспективах расширения союза и включения в него других государств — например, на платформе Таможенного союза. Но когда Россия решила идти ва-банк на международной арене в 2014 году, пробив, по выражению международника Федора Лукьянова, потолок головой, в Кремле совершенно не интересовались, готовы ли участвовать в таком предприятии в Минске или в Астане. Вместо равноправных союзников Москва видит в республиках бывшего СССР, еще не отколовшихся от ее сферы влияния, сателлитов, политика которых должна в одностороннем порядке следовать в фарватере «большого брата».

Поскольку этот фарватер становился все более мутным и опасным, неудивительно, что даже Лукашенко начал внимательнее присматриваться к Евросоюзу — как единственной альтернативе полному поглощению его республики и его личной власти Москвой. Сама ситуация, когда одна из трех славянских республик бывшего СССР осталась нейтральной в конфликте двух других, меняет положение Минска на идеологической карте. Минск теперь в меньшей степени ассоциируется с диктатурой и политзаключенными и в большей — с мирным процессом по востоку Украины. Через «нейтральный» минский аэропорт к родственникам в Россию теперь летает вся Украина и наоборот.

Когда независимое государство Белоруссия ввела краткосрочный безвизовый режим для граждан западных стран, Россия в одностороннем порядке заявила о закрытии границы. Подтвердив тем самым худшие предположения Лукашенко о том, что его здесь за суверенного президента считать и не думали.

Потеря Белоруссии тяжело ударит по внешнеполитическим амбициям Москвы — Сирией такое не компенсируешь. Нестабильная ситуация в Казахстане на фоне поиска Назарбаевым преемника или преемников только усугубляет это положение вещей. И совсем трудно разобраться, кто теперь наш союзник и друг в мире: уже не славянские братья, но Запад? Уже не Лукашенко, но Трамп?