Собственно, на этом чудеса 19 декабря прошлого года закончились. Дальше жизнь. Множественные переломы, у четверых — позвоночника, черепно-мозговые травмы. Вертолетами покалеченных доставляют в маленькую райбольницу, никогда не видевшую такого наплыва раненых — 38. Посадочной площадки у больницы нет, вертолеты, совершающие санитарные рейсы, приземляются на дорогу, за полкилометра от. Офицеров кладут на пол в коридор, но вскоре 40 коек готовы. Из Якутска (1075 км по прямой) вылетает бригада врачей с запасами крови и медикаментов, однако добираться ей приходится кружным путем. До Усть-Куйги самолетом, оттуда вертолетами (около полутора тысяч верст). Нет, чудеса все-таки продолжились: по нормативам в Тикси, где от 12-тысячного населения осталось 4,5 тысячи, место лишь участковой больнице. Но здесь сохранили узких специалистов, базу санавиации, диагностическое оборудование, аппараты искусственного дыхания, и никто из военных в эти первые часы и дни не умирает, двоих вывели из крайне тяжелого состояния.
Минобороны сразу пообещало спецсамолет с медицинскими модулями для эвакуации пострадавших в военные госпитали Москвы и Питера. Но тот смог прилететь только на третьи сутки. Это, еще раз, Арктика. С ее погодой. Врачи госпиталя им. Бурденко благодарили якутских коллег.
А были бы обожженные? И не 38, а 138? Складывали бы в Тикси на крыльце главной больнички Булунского улуса? Это не праздные вопросы, учитывая громкие заявления о возвращении России в Арктику.
Неизвестно откуда поползли слухи о перевозке травмированных офицеров в Игарку. Они сразу казались невероятными: там нет госпиталя, да и смысл в такой транспортировке на 1700 км, если до Якутска куда ближе? Да хоть и до Норильска с его относительно сильной медициной. Впрочем, в сегодняшней северной логистике все трудней обнаруживать хоть какие-то смыслы. Как и в дислокации офисов нефтяников, вертолетчиков (всех, кроме бухгалтеров) — за тысячи верст от места непосредственной деятельности.
В Игарке «Новой» ожидаемо и твердо опровергли эту информацию. Игарская больница такую же встряску, что тиксинская, пережила за год до того. Когда сразу после взлета из местного аэропорта рухнул вертолет с вахтовиками «Ванкорнефти» («дочки» «Роснефти»). Тоже чудо: оторвало шасси, печку, а полные под завязку топливные баки не полыхнули. Спасатели летели из Норильска (это 220 км), но на помощь поспешили местные жители. Игарское чудо сотворилось, правда, с меньшим КПД: 10 человек погибли на месте. 15 госпитализировали. Позже умерли еще трое.
Об эпопее спасения — в «Новой» целый сериал, напомню только характерный эпизод: девчонки из аэропорта тащили на себе несколько километров по глубокому снегу огромные, еще советских 50-х годов, запечатанные коричневые чемоданы (медицинский комплект) и одни носилки… Из игарской больницы при первой возможности переломанных нефтяников вывезли в Красноярск (1314 км по прямой).
Рухнувший тогда Ми‑8Т эксплуатировался 34-й год, и все это время в экстремальных условиях Сибири. Разлетевшемуся на части под Тикси Ил‑18 шел 52-й год.
За два месяца до шлепка Ил‑18 о планету так же, но менее удачно приземлялся Ми‑8 на Ямале (21 октября прошлого года). Он летел с вахтовиками подрядной организации «Роснефти» с Сузунского месторождения (Ванкорский кластер) аж в… Уренгой. Тоже был отличный, опытный экипаж. Так говорят почти всегда, и почти всегда это правда — здесь другие не летали и не летают. Но отличные пилоты должны набираться опыта именно на Крайнем Севере — специфика. Тоже отвратительные погодные условия в стремительной динамике. Но здесь другие — редкость. Тоже разговор об обледенении. А чего еще здесь ждать?
Тоже — огромные расстояния. Ил‑18 с военными летел: Кольцово (Екатеринбург) — Канск (Красноярский край) — Тикси (Якутия). Если по прямой — 2130 км и еще 2306 км. Топлива хватало, но при встречных сильных ветрах — на пределе. А с Сузуна до Уренгоя тот дальний перелет, с красноярских «северов» на тюменские, из одной погоды в другую?
Только здесь, только у нас вертолетами выполняются регулярные пассажирские рейсы. Да еще на такие расстояния — по полтысячи (а то и более) верст. Остальной мир придумал использовать для этих целей самолеты. В советское время мы тоже так жили, в ногу с капиталистами: в Красноярском крае, Иркутской области, Якутии были сотни аэродромов. И с них летали во все концы, включая Москву и Ленинград. И повсюду — огромное количество авиатехники. Эскадрильи. Як, Ан, Ил, гидроварианты. Зимой укатывали взлетные полосы и для переобутых в лыжи Ан‑2, и для тяжелых самолетов. А в тундре, в долине между сопок укатывали аэродром Тикси-Западный, принимавший стратегические бомбардировщики Ту‑95. Они садились на полосу 5000 х 100 м и взлетали с ядерным оружием как раз недалеко от того места на северо-западном азимуте, где соприкоснулся с сопкой Ил‑18, шедший на сотню метров ниже ее высоты. Что было бы, если б тогда, в позднем СССР, полеты организовывались, как сейчас? И представляете, что стало сейчас с нашим Севером, с его техоснащением?
Это не мои вопросы. Пилотов, летавших там.
Слушайте, этот спор вечен — славянофилов и западников о благости или проклятии русских пространств. Нужна нам Сибирь или она — обуза.
Это спор времени с пространством, упований продвинутой части народа на движение прогресса, на историческое время и надежд консервативной части на землю и пространство.
Факты таковы, что с 70-х годов прошлого века всех этих спорщиков, всю сегодняшнюю публику, рассуждающую о том, что человек не должен жить там, где жить нельзя — в Норильске, Тикси, Игарке, — как раз Норильск, Тикси, Игарка и кормят. Можно, конечно, себя тешить иллюзиями, что и сам что-то зарабатываешь, налоги платишь. Подсчитайте свои налоги. Школа для вашего ребенка, скорая для родителей, само существование вашей конторы/корпорации, нужной только вам и вашим коллегам, возможны исключительно благодаря сибирским углеводородам. А их добыча была бы невозможна, не будь этих очеловеченных островков — условной Игарки — в бесчеловечном бескрайнем пространстве.
Освоение тюменского Севера начинал еще СССР, прародители «Газпрома», и здесь все устроено по уму — относительно, конечно. Но сейчас истощающейся Западной Сибири приходит на смену Сибирь Восточная. На очереди Арктика. 18 января Путин дал символический старт очередному нефтепроводу Куюмба — Тайшет (через Эвенкию, Богучаны, Нижний Ингаш). «Роснефть» начинает сейсморазведку в арктическом шельфе моря Лаптевых и Восточно-Сибирского моря. «Лукойл» пришел на восток Таймыра, в Хатангу. Это — огромные расстояния (не для вертолетов!), давно обветшавшая сталинская инфраструктура. Это еще более низкие температуры, черная пурга. Здесь, на Севере, станки* по Енисею ставили в 20–30 верстах друг от друга — почта меняла лошадей, обживали долину Лены; сейчас и на сотню километров — ни огонька. Жить, свечи зажигать, печи топить теперь некому. Этот Север еще более строг к ошибкам. Но мы, со всеми нашими мертвецами на плечах, в нашем анамнезе, этим знанием пренебрегаем.
Для бедноты Бог создал юг. Все страны с северными территориями — богаты. Россия — исключение. Но что это значит? Мы не можем просто отказаться от двух третей своих земель. Как? Кому? Все якобы претенденты на них — это доморощенный фейк, наши комплексы. Нам некуда деться от Севера. И выход один — ему соответствовать.
Корчевать лес, выросший на взлетных полосах, строить базы спасателей и больницы, возрождать авиапром — потому что никто в мире не живет постоянно и не работает в таких температурах, при таких ветрах и излучениях, и никто нам подходящую технику не построит.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
Сразу после аварии в Игарке «Роснефть» решила менять авиатехнику подрядчиков на собственный парк, пообещав в т.ч. поставку 10 итальянских вертолетов Agusta до 2017 года. Бывший директор аэропорта Игарки и командир Туринского авиаотряда Андрей Чернов прокомментировал «Новой»: «Несколько Agusta эксплуатирует «Норникель». И у летчиков об этой технике разные мнения. Минус 40 и минус 50 — это небо и земля. А вряд ли их испытывали в минус 50. Практически все иностранные вертолеты требуют теплого ангарного содержания. Наша техника до минус 60 спокойно стоит на улице, просто летать уже нельзя».
В Сирию отправляем новенькие Су‑35. Для себя не построили даже подобие Ан‑2. Малой авиации нет.
В Тикси гробятся на самолете, первую партию которых выпустили в 1958 году. У Минобороны еще один Ил‑18 остался. Сообщают, оно задумалось о замене всех своих раритетных Ту‑134 (36 машин) Ту‑154 (их 21) и Ил‑62 (их 9) на Ту‑214 и SSJ 100.
Раз Россия играет на трубе, то для людей, трубу эту держащих на своих спинах, нужно создать условия. Чтобы регионы, дающие основные богатства, сами не деградировали, проедая созданное в советские годы. Чтобы не усугублялся «общесистемный моральный износ территории» — точное определение тюменского философа Михаила Ганапольского. Нужны вполне конкретные, хорошо известные решения и дела. Точечные вливания. Но они метрополии не интересны, на них много не напилить. Интересней обсуждать, как воскресить сталинскую железную дорогу Салехард — Игарка. В Минэкономразвития обозначили срок, к которому начнется строительство,— 2020 год. А потом и дальше, на Норильск. Магистрали Правая Лена — Уэлен и Северо-Сибирская (от Усть-Илимска через Лесосибирск и Белый Яр к Нижневартовску) внесли в «Основные направления стратегии развития железнодорожного транспорта России на период до 2030 года».
По аппарату Госдумы и администрации президента ходят варианты концепции воздвижения параллельной Транссибу трансконтинентальной магистрали от Атлантики до Тихого океана. Есть по 62-й параллели, есть по 60-й. Есть до Магадана, есть до Уэлена (с туннельным переходом на Аляску). Есть проект «Единая Евразия» — за 240 млрд долларов связать к 2035 году «транспортно-логистическими коридорами» Севморпуть, Транссиб и БАМ. Актуальность этого обосновывают созданием Тихоокеанского партнерства. Ну да, так и будем подстраиваться. За Китай или против него, за США или против них. Вот только США 23 января вышли из партнерства.
В начале 90-х коллега Валерий Ярославцев, создатель и редактор сборников «Полярные горизонты», сам участник полярных экспедиций, принес мне рукопись Роберта Штильмарка — отрывки из романа-хроники «Горсть света». В «Полярных горизонтах» состоялась их первая публикация. Помню эпизод с фантастическими слухами среди зэков — для кого они воздвигают поселки вдоль Заполярной железки. С запланированными яслями, детсадами, школами.
Сошлись на том, что по договоренности Сталина и Мао сюда должны переехать на жительство миллионы китайцев — совместно с русскими осваивать ресурсы.
Китайцам оказалось незачем переезжать под Игарку. Мы и так работаем им во благо. Китайские и индийские акционеры прирастают Ванкором. Нефть идет в оплату уже полученных из КНР траншей (предоплаты за будущие, на долгие годы вперед, поставки).
Отличная характеристика времени — посмотрите, во что обратилась полемика почвенников и западников, Сахарова и Солженицына. Сегодня спорят сторонники магистрали с туннелем до Аляски и дирижаблей как инструмента освоения Сибири с теми, кто доказывает, что пространство — зло, тормоз развития, что жизни за МКАД/Волгой/Уралом нет и нужно отселять из Сибири всех: пустошей полно и в Европейской России.
Проблема, конечно, в другом. И причин для споров не было бы, если б Москва работала не пылесосом, а столицей реальной Федерации. В которой регионы-доноры могли бы заботиться о себе.
Нечеловеческий, но обжитой многими поколениями Север — уходящая натура. И люди, влюбленные в него, тоже ушли. Мощные при жизни, а умирали как-то нелепо, не вовремя, совсем беззащитными. 4 июня прошлого года в Игарке умер Тощев, доказывавший, что единственный шанс у Игарки — в науке и культуре. У него был свой проект возрождения любимого и ненавистного города. И ведь Игарка именно благодаря романтику Тощеву обретала новые смыслы. Тощев находил, что береговая линия Енисея повторяет берег Африки от Нигерии до Сьерра-Леоне и Южной Америки от Чили до Эквадора. Расшифровывал, почему на этих континентах в сходных ландшафтах — сходные названия. Искал на картах мира поселения, начинающиеся с корня «игар», соединял их линиями, и они образовывали четкие геометрические фигуры, составленные по определенным законам. Он видел те же фигуры на игарских камнях, он знал, что смысл корня «игар» в любом языке восходит к горнему началу.
10 лет назад умер один из ведущих наших «северологов» (было в СССР такое ответвление — Североведение) профессор и почетный полярник Григорий Агранат. Начинал он в 1946-м в Арктическом НИИ Главсевморпути, потом Институт географии АН, прожил долгую жизнь — 87 лет. У меня должок перед ним. Мы общались, и он прислал мне для публикации статью «Север: выбор пути». Работал я тогда в «Известиях», и уже тогда газета сокрушительно менялась: редколлегия текст сочла неактуальным. Рукопись я сохранил, сейчас перечитал. 17 лет прошло. Актуальности для самодостаточной Москвы, наверное, не добавилось. Кому интересно углубляться и выяснять, что ты кому-то чем-то обязан, что Север лишь представляют нерентабельным, да и на понятиях «дорого/дешево» свет клином не сошелся, есть еще, например, такой в политэкономии термин, как «редкость». Что наши знания о том, как устроено все на Аляске и канадском Севере, поверхностны. Спустя 17 лет, в условиях централизованного государства с властной вертикалью, кому интересно знать о специфике региона и его нуждах?
Агранат констатирует: американцы стремились создать в Новом Свете новое общество, свободное от недостатков Европы. В России же элита видела в Европе образцы для подражания. Азиатские просторы, требовавшие поселенцев, солдат, капитала, отвлекали от европейских целей. Владычество над огромными территориями требовало прямых человеческих жертв. Отсюда — неприязнь к новым землям и уникальное неприятие к идущим в руки богатствам. Агранат вслед за Иваном Ильиным считал, что судьба навязывала нам неиссякаемое изобилие и не давала времени для его проработки, извлечения из него смыслов.
А сейчас, по Агранату, сетевое пространство противостоит пространству географическому, снимая понятия расстояний, региональной специфики, географии вообще. Пространство теряет способность влиять на человека, сетевая психология искажает взаимосвязи общества и природы. Меж тем (Агранат ссылается на немецкого географа Фридриха Ратцеля) пространства — самый важный атрибут государственности. Упадок государства связан со слабеющим «пространственным чувством».
Тела просят тепла. На кой барыгам и терпилам Арктика? Расскажите им, что они потеряют без нее национальную идентичность. А какой они нации? Арктика для них что космос. Барыги и терпилы не птахи небесные — это тем весной нужен Север, чтобы было куда лететь. И Север давно б сдался и закрылся, если б там жили люди послабей.
Концепция вахтового освоения — чтобы были только дырки с нефтью и трубы, только их и содержать — не для Сибири. И все последние происшествия — тому доказательство.
Как бы ни было все в порядке на Ванкоре, нефтяники туда летают через захиревшую Игарку. И если б в Тикси не сохранили полноценную больницу — вопреки общефедеральным нормативам по финансированию — офицеры, летевшие на вахту, лежали бы уже под цветочками.
Все разговоры о необходимости сжатия пространства освоения не стоят ровным счетом ничего. Россия обречена на эти пространства и без них потеряет себя.
*Почтовая станция или жилое строение, предназначенное для остановки в пути.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68