На сегодняшний день Россия занимает второе место по количеству заключенных на 100 тысяч населения после США. Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) отчитывается о 10-м месте, но мы считаем сравнение с совсем уж маленькими бедными странами некорректным. Количество заключенных у нас втрое выше, чем в среднем по миру, и в полтора-два раза выше, чем в странах бывшего СССР. И это притом, что страны постсоветского пространства прошли через те же трансформационные процессы, что и Россия, в том числе и через всплеск преступности в 90-х годах. Например, число заключенных на 100 тысяч населения в Беларуси ниже, чем в России, в 1,4 раза, в Казахстане — в 1,7 раза, а в Армении и Таджикистане — почти в 4 раза. Вероятно, это связано с тем, что другие страны постсоветского пространства просто не могут позволить себе содержать столько заключенных.

В долларовом эквиваленте бюджет ФСИН составляет порядка $5 млрд (на 2015 г.). Это всего в три раза меньше, чем бюджет Беларуси. То есть тюремная система России за три года тратит примерно столько же денег, сколько крупная европейская (хотя и не очень богатая) страна.

С 2005 по 2015 г. число заключенных в России уменьшилось на 22% (или 177 тысяч человек), что объясняется снижением преступности в стране. При этом численность «тюремного населения» сокращается гораздо более медленными темпами, чем преступность. Количество преступлений за последнее десятилетие сократилось почти вдвое, насильственная преступность уменьшилась в два-три раза. Если смотреть по составам преступлений, то с 2005-го по 2015-й количество убийств и покушений на убийства сократилось почти втрое, грабежей и разбоев — в 5 раз, изнасилований — в 2,4 раза, число преступлений, связанных с умышленным причинением тяжкого вреда здоровью, — вдвое. Количество краж уменьшилось в полтора раза.

Правда, выросло число зафиксированных преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков (с 2005 по 2015 г. — на 35%). И эта цифра пугает. Поскольку связана она совсем не с ростом преступности. Ведь мало кто не заметил, что за последние 10—15 лет наркоманов в стране стало гораздо меньше. Зато с преступлениями, связанными с наркотиками, гораздо легче работать. В том числе с применением провокаций и фальсификаций. В результате сейчас уже 26% всех осужденных в стране сидят по наркостатьям (десять лет назад — менее 10%). И это несмотря на то, что многие из осужденных по этим статьям — обычные наркопотребители, сроки им дают такие, как будто они кого-то убили: по 8—10 лет.

На всех уровнях власти декларируется тезис о смягчении уголовной политики. Так, на Всероссийском съезде судей было заявлено, что, раз тюремное ведомство закрыло по всей стране 10 следственных изоляторов, это связано с сокращением числа арестов, и что в СИЗО оказалось некому сидеть. Председатель Верховного суда В. Лебедев заявил, что кроме СИЗО за это время также была закрыта 71 колония. По мнению главы Верховного суда России, эти цифры лучше всяких слов свидетельствуют о том, что некий «карательный уклон» давно стал мифом.

Однако цифры как раз свидетельствуют об обратном. По данным ФСИН, в СИЗО стабильно сидят около 35—40 тысяч подследственных. Минимум (32 тысячи) был достигнут в 2011 г., к 2015 г. число подследственных в СИЗО выросло почти на четверть — до 39 тысяч человек. Причем с 2005-го по 2015-й количество зарегистрированных преступлений снизилось на треть, а число подследственных, содержащихся в СИЗО, — всего на 9%.

Ситуация с наказаниями, не связанными с лишением свободы, за последние годы также ухудшилась. В 2004—2005 гг. под надзором уголовно-исполнительных инспекций было более 500 тысяч условно осужденных и свыше 600 тысяч находились в колониях. За 10 лет число условно осужденных уменьшилось в 2,5 раза. Численность «тюремного населения» — всего на 20%.

Несмотря на объявленный курс на гуманизацию уголовного права и снижение насильственной преступности, среди вынесенных приговоров суда около 30% связаны с лишением свободы. Те виды наказаний, о которых так много и громко говорилось в рамках гуманизации уголовной политики, так и не заработали.

Ольга Киюцина, руководитель Института проблем современного общества