В принципе, все это ободряло. Реклама в московском кино год от года все пристойнее. Все меньше рассчитана на попсовый гламур, на племя придатков к телевизору. Все больше —​на разумную и здоровую семью среднего класса, с внятными заработками и малыми детьми. И добротная проектность, деловитая «продуктность» новых русских блокбастеров не пугает: на то и кино, важнейшее из всех искусств, чтобы сделать притягательным для широкого зрителя —​свое.

…Тут как раз на экране завьюжило, заблестела речка подо льдом, сквозь сосновый бор на зрителя помчался буй-тур со стрелой в боку, за ним поскакала княжья охота.

Всплыл эпиграф из Мао Цзэдуна: «История — ​симптом, мы — ​диагноз». И пошел «Викинг».

Отчего он именно «Викинг», а не «Варяг» хотя бы (именно «варягами» зовет и Рюрика с братьями, и скандинавскую наемную дружину Владимира «Повесть временных лет») — ​мне понять не дано. (Или детское в своей откровенности совпадение с именем успешного сериала показалось более приемлемым, чем отзвук имени погибшего крейсера?) Отчего фильм снабжен эпиграфом из Великого Кормчего — ​тоже не понимаю. Мысль-то верная, но ее можно найти в ином изложении хоть у Фернана Броделя, хоть у В.О. Ключевского. Ну не в китайском же прокате ленты секрет?

Но… «Викинг», по личному моему зрительскому ощущению, — ​доброкачественный продукт. Многие линии фильма точно (для исторического, широкоформатно-костюмного действа, на удивление точно) следуют «Повести временных лет». И жестокая история взятия Полоцка; насмешки княжны Рогнеды (Александра Бортич) над Владимиром — ​сыном ключницы; кровь и насилие во взятом городе. И история гибели варяга-христианина Федора (Владимир Епифанцев) и его сына-отрока в толпе киевлян, намеренных принести мальчика в жертву Перуну. (По летописи — ​на месте их гибели князь Владимир воздвиг Десятинную церковь, первый каменный храм Руси.)

И облик Руси X века на экране — ​дымный, деревянный, глинистый мир, грубый холст рубах и сыромятная кожа доспехов — ​наверное, ближе к истине раннего Средневековья, чем нарядные струги Рериха и шитые рубахи Билибина. (А то, какими глазами глядят русичи и варяги, грозные варвары-победители, на каменные колонны и виноградные лозы взятой Корсуни, на «цивилизованный быт», возвращает нас еще к одному почти вечному мотиву русской истории.)

В «Викинге» нет державного пафоса. И, к счастью, никакого отзвука «злобы дня». Ни малейших намеков на то, что «Корсуньнаша». Что меч, отпущенный новокрещеным Владимиром в прибрежные волны, ляжет на дно Карантинной бухты г. Севастополя. Примерно там, где ныне стоят малые ракетные катера ЧФ РФ, — ​и на них глазеют экскурсанты Херсонеса Таврического.

Так что княжеский меч просто вспыхивает в волнах этаким древнерусским Экскалибуром.

Но лучшее в фильме делает Данила Козловский: он обаятелен и убедителен. Даже забавен в некоторых сценах — ​особенно в той, где деловитой походкой, при оружии, входит в корсунский храм и целеустремленно (он решился!) спрашивает священника: «В воду окунаться — ​здесь?»

Его герой уязвим — ​и полон озабоченной мальчишеской ответственности за свой град в деревянных стенах, дружину (которой давно не плачено), ладьи (которым далеко до ромейских). И эта естественность Данилы-Владимира снимает тяжелую позолоту с сюжета. «Викинг» — ​не державный эпос со слезой о том, «откуда есть пошла Русская земля», а азартно рассказанный рыцарский роман. Что, честно сказать, куда умнее с точки зрения «промоушена русской истории».

И оттого фильм смягчает исполинскую тень памятника у Боровицких ворот. Спасает героя.

В сценарии, кажется, заложен и замысел иной глубины: попытаться понять (и рассказать публике простыми словами), как язычник становится христианином. Постоянный диалог Владимира со Свенельдом (Максим Суханов), воином до мозга костей, носителем страшного и естественного для X века здравого смысла «или ты его — ​или он тебя», — ​весь об этом. И введен для этого. Но тема требовала, видимо, не спецэффектов, а чего-то иного. И единственная сцена, в которой Козловский играет посредственно, — ​исповедь князя в Корсуни перед крещением.

…И еще одна сцена нечаянно отсылает к иному отечественному кино. Бог весть зачем, Владимир велит дружине втащить ладью на холм, — ​а потом столкнуть вниз, на ошалевших врагов-печенегов. Когда человеческий муравейник облепляет тяжелый струг, с натугой толкает его плечами, — ​вдруг вспоминаешь финал «Проверки на дорогах» Германа-старшего. Ту знаковую сцену, в которой солдаты 1945-го выталкивают из грязи фронтовую полуторку, новый образ «птицы-тройки». И кричит с экрана, глядя залу в глаза, Ролан Быков: «Вместе, родимые! Навались! Тяни!»

Тот фильм был снят с полки в 1985-м — и сцена казалась эпиграфом к новым временам России. В сентиментальные времена больших надежд эта полуторка и крик Быкова пробирали до слез.

Сцена в «Викинге» такого чувства не вызывает: проект есть проект, продукт есть продукт.

Впрочем, и времена другие. Так что добротный и полезный продукт в своем роде ценен. Особенно, полагаю, — ​версия «12+», без особой грязи и крови. Та, которую киносайты аттестуют коротко, но с детским азартом: «Данила Козловский машет мечом в Древней Руси».