Бредя путем тернистым, каменистым по нашим потускневшим миражам, я был всегда упертым оптимистом и этим всех ужасно раздражал. Хороших новостей у нас не ценят. С утра в избытке счастья закричи: «Прекрасна жизнь!» — в ответ сквозь зубы цедят: действительно, зажрались москвичи… Мы все на положении особом — и жид, и либераст, и патриот: «Ужасна жизнь!» — и будешь русофобом, «Прекрасна жизнь» — ну ясно же, что врет…

Любые наши «Новости» и «Вести» вещают нам о радостных вестях с ужасной смесью мести, лести, жести — как будто все на Родине в гостях. Конечно, населенье разномастно, но за ничтожным вычетом у всех любимая эмоция — злорадство (в моей системе взглядов — худший грех). По мне, и то нисколько не победа, когда страдают чуждые края, корова как бы сдохнет у соседа; но тут ликуют, если и своя. Причину этой общей тайной страсти, похожей на апатию и сплин, мне кажется, я угадал отчасти: хорошее обязывает, блин. Ведь если все летит, простите, в жопу, то незачем испытывать судьбу: бессмысленно готовиться к потопу иль загодя устроиться в гробу. А если есть хоть тысячный, хоть сотый, хоть блеклый шанс на крошечный просвет — тогда, конечно, двигайся, работай (не спрашивай о смысле. Смысла нет). Плохие вести — вроде индульгенций: кому не опостылел грубый труд? Сверзаться в ад гораздо интересней, и можно пить «Боярышник». И пьют.

И я всю жизнь косил под оптимиста, изображал азарт, подъем, запал — как будто в детстве чем-то опьянился и до сих пор в похмелие не впал. Я не просил поблажек всем назло, блин, среди чумного хора дураков, что все пропало, что протест разгромлен, что сразу после Путина — Стрелков, что с Украиной мы враги навеки, что мненнье мира русских не скребет, что если мы с рождения калеки, то не фига и требовать свобод… Есть тайная и горькая услада — следить за эволюцией борцов: от «Было только так» — до «Так и надо, и это русский путь, в конце концов!». Конечно, все достойны и отважны, но каждого засасывает быт; страну дают однажды, жизнь — однажды, и как-то глупо их не полюбить… Ужасно быть досадною помехой. Охота быть единым со страной. А если ты не можешь, то и ехай, а если ты не едешь, то не ной. При этом патриоты — тоже горе — грустны и злы, как десять негритят, хотя они, казалось бы, в фаворе: наверное, работать не хотят. Обозлены до белого каленья, всегда хотят мочить да истреблять… Скажи «Растет крутое поколенье» — в ответ услышишь: все дебилы, …..!

Все безнадежны, левы или правы. Бессменный вождь (не в этом ли расчет?) здесь вырастить успел такие нравы, что чуть подтает — то и потечет. На оттепель надеяться? Насмешки! Навальный не пройдет, и черт бы с ним. Все послабленья — только кириешки: сплошь сухари, но с запахом мясным.

Итоги года? Пусть бы он забылся! Парад дежурных гадин в стиле вамп: Алеппо, Хомс, турецкое убийство, а символ года — Дадин, а не Трамп. Прибавьте Брекзит — выдумали слово! — и плюс Ле Пен влетает на метле. Похоже, все, что было тут живого, закончится в Дебальцевском котле.

Настолько все раскрали и про…али, настолько все бездушны и больны, что вряд ли некто нас вернет к морали, помимо оглушительной войны. Тут не осталось даже папарацци — наследия бездумных нулевых. Тут не для кого жить, писать, стараться. Тут мертвые живее всех живых, поскольку все — и верхние, и смерды, и местный МИД и чужеземный МИД — настолько бурно радуются смерти, что их уже ничто не вразумит. На этом фоне даже поздний Брежнев недосягаем, сколько ни тянись. Не зря я сам писал: рассвет забрезжит, когда падет последний оптимист. Извечно жаждет крови вана хойя*, в почете предвещающий беду: надежнее предсказывать плохое — глядишь, как все, за умного сойду. Не то что я с годами притомился, умаялся в потоке строф и стоп, но никакого больше оптимизма: уж больно диссонирует. Но стоп!

Конечно, эти пафосные бредни уместны за рождественским столом, но если вправду выдохся последний — так это значит, близок перелом? За ум возьмемся, выползем из лужи, да есть еще и дети, и среда, и лирика…

Вот черт. Хотел как хуже, а получилось снова как всегда.

* Жертвенная чаша у кельтов, хотя она вроде как для вина.