В Берлине на рождественской ярмарке террорист-исламист на тяжелом грузовике врезался в толпу, убив 12 человек, а в Турции исламистский террорист со словами «это вам за Алеппо» застрелил российского посла Андрея Карлова.

Реакция обеих сторон — и Запада, и России — вполне показательна.

Берлинская полиция сразу после теракта сообщает: «Есть подозрение, что грузовик был украден со строительной площадки в Польше». Потом: «Грузовик на Breitscheidplatz имел польские номера».

Ни слова, заметим, о теракте. Ни слова о национальности или вероисповедании террориста. Из твиттов берлинской полиции инопланетянин может заключить, что это поляки врезались намеренно в берлинскую толпу. Поляки, они такие…

Франсуа Олланд твиттит после теракта: «Я выражаю мою солидарность с канлером Меркель, немецким народом, жертвами Берлина». Как мы видим, слова «теракт», «исламист», «пакистанец» и «беженец» опять не произнесены. Французский президент выражает солидарность, но уверенно обходит вопрос о том, против чего именно он солидарен.

Немецкий президент Иоахим Гаук сообщает, что это был «ужасный вечер для Берлина и для всей нашей страны». Из его слов можно заключить, что в Берлине случился ураган или землетрясение.

СNN на следующий день (!) после теракта посвящает ему, разумеется, заглавную новость, сообщая множество ну очень важных подробностей: «Берлин — само олицетворение Рождества. Деревья, увешанные светящимися гирляндами, продавцы, торгующие засахаренными фруктами и вафлями, запах подогретого вина, наполняющий ароматом холодный декабрьский воздух».

После этих — разумеется, важнейших деталей — CNN сообщает, что грузовик, «опустошивший Breitscheidplatz», принадлежал польской компании, и что человек, который был найден в грузовике мертвым, был польским гражданином.

Ни слова о том, что за рулем сидел пакистанец. Ни слова о том, что он был беженец. Ни слова о том, что это был исламистский теракт, точно такой же, как тот, что был совершен несколько месяцев назад в Ницце. Никакого упоминания о теракте в Ницце вообще. Зритель CNN может заключить из репортажа, что все произошедшее было местью поляков Германии за вторжение на ее территорию 1 сентября 1939-го.

Глава МВД Германии Томас де Мезьер поначалу заявил, что нельзя с точностью назвать произошедшее терактом, «хотя многое на это указывает». Только спустя несколько часов берлинская полиция признала очевидное: что происшествие расследуется как возможный теракт. Она признала, что террорист, убивший 12 человек, был пакистанец или афганец, въехавший в Германию как беженец в феврале 2015 года. И что он был прекрасно известен полиции за совершение «мелких преступлений». «Как уголовник, но не как исламист», — поспешила уточнить немецкая полиция.

Возникает вопрос: а что делал в течение года на территории Германии беженец-уголовник? Почему его не выслали после первой же кражи?

Канцлер Меркель все это время — в течение почти суток после теракта — молчала. Единственное сообщение — «г-жу Меркель проинформировали о теракте».

Молчание г-жи Меркель хорошо понятно, потому что на самом деле людей на Breitscheidplatz убил не польский грузовик и даже не исламистский террорист. Их убила германская миграционная политика, когда Германия пригласила приезжать любых беженцев. Они, эти беженцы, так и говорили в прошлое Рождество в Кельне, где они устроили «тахарруш» — массовое щупание «неверных» самок с попутным обрыванием кошельков.

Сам факт Кельнского тахарруша германская полиция пыталась скрыть в течение нескольких дней — примерно по тем же причинам, по которым в советское время цензура скрывала известия о катастрофах, — а потом расследование спустили на тормозах. Ни один участник тахарруша не был посажен за то, что щупал женщин. Ни один из беженцев, принимавших в нем участие, не был выдворен за это из страны.

То, что началось в Кельне как мерзость, продолжилось в Берлине как кровь.

И только избранный президент США — из всех западных президентов — сразу заявил, что это «теракт» и что он совершен «исламским террористом».

А потом все эти прекрасные люди удивляются, почему в США выбрали Дональда Трампа.

Напротив, российская реакция на убийство посла в Турции была мгновенной.

Президент Путин, правда, тоже не употребил слова «исламизм», но тут же заявил, что «совершенное преступление, безусловно, является провокацией, направленной на срыв нормализации российско-турецких отношений и на срыв мирного процесса в Сирии, который активно продвигается Россией, Турцией, Ираном». «Ответом на это может быть только одно — усиление борьбы с террором. И бандиты это на себе почувствуют». А глава МИД Сергей Лавров заявил, что те, кто задумал это «варварское деяние», намеревались «подорвать» нормализацию отношений между Москвой и Анкарой.

Но, простите, это как понимать? Что такое «мирный процесс в Сирии»? Можно как угодно называть тотальные бомбардировки занятого исламистами города с последующим введением в город получастных военных банд, которые специализируются на грабеже всего, что не ограбили исламисты: геноцидом, войной, гражданской войной, войной с участием иностранной авиации, контртеррористической операцией, даже «миротворческой операцией», черт с ним. Но «мирным процессом»? Как-то это все-таки слишком сильно.

И на кого это намекает Лавров? Кто это срывает «нормализацию отношений»?

Я правильно понимаю, что, согласно Лаврову, руку исламского террориста, который кричал «Это вам за Алеппо!», пока не был застрелен турецкими полицейскими, направлял кровавый Запад? Тот самый, которого эти же самые террористы давят грузовиками на набережной в Ницце и нa Breitsсheidplatz в Берлине.

Конечно, хорошо, что российские политики не впали в ступор, в отличие от канцлера Меркель и президента Олланда. С другой стороны, лучше бы они молчали.

И притом, согласитесь: если людей на площади в Берлине убило решение германского правительства запустить к себе беженцев, то и российского посла в Турции, как и пассажиров разбившегося над Синаем самолета, убило решение Кремля воевать в Сирии.